На выборах 1970 года Альенде получил наибольшую долю голосов (36 %), но это случилось потому, что его противники (64 %) раскололись на электорат правой коалиции (35 %, всего на 1,4 % меньше, чем у Альенде!) и электорат центристов (28 %). Поскольку Альенде одержал относительную, а не абсолютную победу, требовалось, чтобы его избрание утвердила верхняя палата парламента; так и случилось, но в обмен на ряд конституционных поправок, гарантировавших свободу прессы и другие послабления. Несмотря на репутацию неопасного человека и характер самого Альенде, его избрание сразу же вызвало попытку со стороны правительства США (провальную) убедить чилийский парламент в том, что эту кандидатуру следует отклонить, а семья одного из моих чилийских друзей покинула страну, не пожелав дождаться хотя бы первых шагов администрации Альенде. Почему же победа этого умеренного кандидата натолкнулась на столь негативную реакцию?
Причина заключалась в той цели, которую декларировали сам Альенде и его партийная коалиция: создать в Чили марксистское правительство. Эта перспектива равно ужасала правых и центристов, чилийские вооруженные силы и правительство США. Сегодня, спустя десятилетия после распада Советского Союза и окончания холодной войны, молодые читатели, которым не довелось жить в 1940-х, 1950-х и 1960-х годах, вряд ли способны понять, почему перечисленные влиятельные силы столь категорически отвергали возможность появления в Чили марксистского правительства. Объяснение следует начать с упоминания о том, что после Второй мировой войны Советский Союз стал проводить политику стремления к мировому господству, активно создавал собственные атомные и водородные бомбы и насыщал арсеналы межконтинентальными баллистическими ракетами[57]. Была предпринята попытка задушить в тисках голода демократический Западный Берлин в 1948 году. Потом состоялись коммунистические перевороты и кровавые подавления восстаний в Чехословакии, Восточной Германии, Венгрии и Польше. Советская диктатура опиралась на штыки военных частей, размещенных в этих и других восточноевропейских странах.
Что самое опасное, после установления Фиделем Кастро коммунистического режима на Кубе, советское и кубинское правительства договорились разместить баллистические ракеты с ядерными боеголовками всего в 90 милях от побережья США. Эта ужасающая неделя в октябре 1962 года навсегда запечатлелась в памяти всех, кому выпало жить в ту пору и кто был достаточно взрослым, чтобы понимать, что земной шар вплотную подступил к порогу ядерной войны (см. источник 4.2). После кризиса постепенная публикация ранее засекреченной информации со стороны США и СССР позволила осознать, что на самом деле мы были еще ближе к гибели, чем нам казалось в те дни. Американское военное руководство знало, что минимум 162 советские ракеты уже находятся на Кубе, но высшие чины полагали, что ядерные боеголовки еще не прибыли, а в действительности многие боеголовки к тому времени уже успешно переправили на Кубу.
После кубинского ракетного кризиса Советский Союз ускорил реализацию программ по разработке более мощного ядерного оружия и межконтинентальных баллистических ракет. США в ответ дали однозначно понять, что не потерпят появления еще хотя бы одного коммунистического правительства в Западном полушарии. Любого американского президента, не сумевшего предотвратить такой поворот событий, немедленно подвергли бы импичменту за грубое игнорирование американских интересов (напомню, что президента Кеннеди предупредили об ответственности, если ему не удастся заставить СССР вывести ракеты с Кубы). С 1960-х годов США также озаботились коммунистической угрозой во Вьетнаме и других странах Юго-Восточной Азии. Чилийские правые, центристы и вооруженные силы были одинаково нетерпимы к идее появления марксистского правительства, ибо все они видели, что произошло на Кубе и что стало с кубинцами-антимарксистами после прихода Кастро к власти. Они не желали повторения этой истории в Чили.
Другим поводом для беспокойства США в отношении Чили было то обстоятельство, что местные меднодобывающие компании, крупнейший сектор чилийской экономики, принадлежали американцам и развивались на американские капиталы, поскольку в Чили в XIX столетии не хватало капиталов и технологий добычи меди. При президенте Фрее государство уже экспроприировало (за деньги) 51 % акций этих компаний; США опасались (как выяснилось, не зря), что Альенде решит экспроприировать оставшиеся 49 % акций без всякой оплаты. Потому с 1960-х годов по программе под названием «Альянс прогресса» правительство США поддерживало латиноамериканские (в том числе чилийскую) центристские партии и оказывало финансовую помощь латиноамериканским странам, во главе которых стояли такие партии, дабы не допустить новых левых революций. При президенте Фрее Чили, к слову, стала основным получателем займов на развитие от США в Латинской Америке.
Учитывая эти реалии, давайте оценим, какую политику стал проводить Альенде после своего избрания президентом? Хотя он знал, что его кандидатуру поддержали всего 36 % чилийских избирателей и что против него настроены чилийские вооруженные силы и правительство США, Альенде отринул умеренность, осторожность и поиски компромисса; вместо этого он взялся за политику, вызвавшую мгновенное отторжение у его противников. Первым своим указом, с единодушного одобрения верхней палаты парламента Чили, он национализировал принадлежащие американцам медные компании, причем без всякой компенсации; это, конечно, был очевидный способ обзавестись могущественными врагами. (Альенде отказывался выплачивать компенсацию на том основании, что прибыли компаний сверх определенной нормы обозначили как «сверхприбыль», а раз так, то никакой компенсации не полагается.) Также были национализированы другие крупные международные компании. Альенде привел в ужас чилийскую армию, пригласив в Чили множество кубинцев, ходил всюду с автоматом, подаренным ему Фиделем Кастро, и пригласил самого Кастро посетить Чили с официальным визитом, растянувшимся на пять недель. Он заморозил цены (даже на мелкие потребительские товары вроде шнурков для обуви), заменил элементы свободного рынка в экономике Чили социалистическими рамками государственного планирования, пообещал существенно повысить заработную плату, резко увеличил государственные расходы и стал печатать деньги, чтобы покрыть возникший дефицит государственного бюджета. Аграрную реформу президента Фрея модифицировали за счет экспроприации крупных поместий и передачи земель крестьянским кооперативам. Пускай эта аграрная реформа и другие действия Альенде совершались из благих побуждений, никто не продумывал их последствий. О компетентности тоже никто не помышлял. Например, одному моему чилийскому другу, в то время 19-летнему студенту-экономисту, поручили ни много ни мало устанавливать государственные цены на потребительские товары. Другой мой чилийский друг описал политику Альенде следующим образом: «У Альенде были хорошие идеи, но он скверно их реализовывал. Он верно осознавал проблемы Чили, но принимал неправильные решения для исправления ситуации».
Результатом политики Альенде стал экономической хаос в сочетании с насилием и ростом общественного недовольства. Бюджетный дефицит покрывался исключительно за счет печатания денег, что провоцировало гиперинфляцию, причем такую, что реальная заработная плата (то есть заработная плата с учетом инфляции) упала ниже уровня 1970 года, хотя номинально заработная плата без учета инфляции выросла. Иностранные и внутренние инвестиции и иностранная помощь иссякли. Торговый дефицит достиг невероятных масштабов. Товары народного потребления, включая даже туалетную бумагу, исчезли из магазинов, где все чаще можно было наблюдать пустые полки и длинные очереди. Урезались нормы питания и потребления воды. Рабочие, так сказать, «естественные» сторонники Альенде, присоединялись к оппозиции и устраивали общенациональные забастовки; особенно сказывались на экономике Чили забастовки шахтеров и дальнобойщиков. Уличное насилие распространялось, ожидания переворота ширились. Радикальные левые сторонники Альенде вооружались; правые ходили с плакатами «Yakarta viene», в буквальном переводе «Джакарта грядет» (имелись в виду индонезийские расправы над коммунистами в 1965 году; см. следующую главу). По сути, чилийские правые открыто угрожали сотворить то же самое с чилийскими левыми – и в итоге, забегая вперед, так и вышло. Даже могучая католическая церковь Чили выступила против Альенде, когда президент предложил ввести обязательную общеобразовательную программу в частных католических школах наряду с государственными школами, дабы растить поколение бескорыстных и преданных стране «новых людей» (учеников предполагалось отправлять на поля, чтобы они учились работать руками).
Следствием всех этих событий и стал переворот 1973 года, который многие из моих чилийских друзей посчитали неизбежным, хотя, разумеется, та форма, которую принял переворот, неизбежной не была. Мой друг-экономист подытожил годы правления Альенде следующим образом: «Альенде пал потому, что его экономическая политика зависела от популистских мер, которые снова и снова терпели неудачу в других странах. Они обеспечивают краткосрочные выгоды, но лишают страну будущего и порождают безудержную инфляцию». Многие чилийцы восхищались Альенде и видели в нем почти святого. Но личные добродетели вовсе не обязательно воплощаются в политические успехи.
Я предварил свою характеристику Альенде замечанием, что до сих пор непонятно, почему он действовал так, как действовал. Я продолжаю спрашивать себя: почему все-таки Альенде, опытный и умеренный политик, стал проводить экстремистскую политику, отлично сознавая, что она будет неприемлема для большинства избирателей, а также для вооруженных сил Чили? Мои чилийские друзья высказали несколько гипотез на сей счет, но никто не может обоснованно доказать, что его версия действительно объясняет побуждения Альенде. В частности, поговар