Чили открыто перешла в оппозицию хунте (несмотря на то, что Пиночет был ревностным католиком); даже чилийская армия начала выказывать недовольство. Коротко говоря, Пиночет не просто олицетворял зло: он превратился в обязательство, связанное с соблюдением американских политических интересов, а для администрации США последнее было гораздо хуже.
В 1980 году хунта предложила новую конституцию, которая защищала права консерваторов и военных, и захотела продлить срок пребывания Пиночета у власти на референдуме (граждан попросили одобрить еще восемь лет пребывания генерала во главе государства, с 1981 по 1989 год). После предвыборной агитации под тотальным контролем хунты большинство чилийских избирателей одобрило новую конституцию и продление полномочий Пиночета. Когда этот срок подходил к концу, хунта объявила в 1988 году новый референдум на следующие восемь лет – до 1997 года, когда Пиночету исполнится 82 года.
Но на сей раз Пиночет просчитался, противники его перехитрили. Пристальное международное внимание заставило вести избирательную кампанию открыто и честно; кроме того, США направили свои ресурсы на поддержку оппозиции, которая сумела привлечь к участию в выборах 92 % потенциальных избирателей и провела блестяще разработанную кампанию под простым лозунгом «Нет!» (см. источник 4.6). К удивлению Пиночета, оппозиционеры победили, набрав 58 % голосов. Первоначально в ночь после выборов Пиночет задумал было опровергнуть результаты голосования, но другие члены хунты вынудили его смириться с поражением. Впрочем, 42 % чилийцев проголосовали за Пиночета на этих свободных выборах 1988 года.
Благодаря победе оппозиции противники Пиночета наконец получили возможность вернуться к власти на президентских выборах 1990 года. Но оппозицию на этих выборах представляли сразу 17 кандидатов с различными взглядами на Чили после Пиночета. Следовательно, Чили рисковала ступить на путь, проложенный союзниками после победы над Германией и Японией во Второй мировой войне; Уинстон Черчилль писал об этом в последнем томе своей шеститомной истории Второй мировой войны («Триумф и трагедия»): «Как великие демократии одержали победу и, таким образом, получили возможность повторить глупости, которые едва не стоили им жизни». Аналогичный вопрос встал перед Чили: повторят ли чилийцы свои ошибки, поддадутся ли вновь той непримиримости и бескомпромиссности, которые отняли столько жизней и лишили их страну демократического правительства?
Из левых противников Пиночета, которые уцелели в ходе репрессий, около 100 000 человек бежали в изгнание с 1973 года. Они оставались в изгнании на протяжении долгого времени, почти 16 лет (до 1989 года). Поэтому у них было достаточно времени на обдумывание последствий былой непримиримости. Многие отправились в Западную и Восточную Европу, где годами наблюдали, как социалисты, коммунисты и прочие левые европейцы взаимодействуют между собой. Те чилийские изгнанники, которые очутились в Восточной Европе, как правило, впадали в депрессию, обнаружив, что непримиримые левые идеалисты у власти не являются гарантией общенародного счастья. Те же, кто попал в Западную Европу, вместо этого наблюдали «вживую» развитие умеренных социальных демократий, высокий уровень жизни и политическую стабильность, столь отличную от атмосферы, преобладавшей в Чили. Они выяснили, что левым не обязательно быть непримиримыми радикалами, что многих целей возможно достичь путем переговоров и компромиссов с теми, кто придерживается иных политических взглядов. Изгнанники пережили распад Советского Союза, крах коммунистических правительств Восточной Европы и кровавое подавление Китаем студенческих волнений в 1989 году. Все эти наблюдения во многом «обуздали» политический экстремизм и коммунистические симпатии чилийских левых.
Уже в ходе избирательной кампании 1989 года сторонники несопоставимых точек зрения осознали, что не смогут победить, если не начнут сотрудничать друг с другом. Также они поняли, что Пиночет все еще пользуется широкой поддержкой среди деловых кругов Чили и представителей высших классов, а потому им не позволят победить (и не допустят к власти, если они все-таки победят), если сторонники Пиночета не будут уверены в своей личной безопасности после ухода генерала в отставку. Как ни мучительно было это сознавать, левые отдавали себе отчет, что у кормила власти им придется проявлять терпимость по отношению к бывшим врагам, которых они ненавидели всей душой. Потому они вынужденно заявили о своей готовности строить «Чили для всех чилийцев»; именно эту цель Патрисио Эйлвин, первый демократически избранный президент Чили в эпоху после Пиночета, обозначил в своей инаугурационной речи 12 марта 1990 года.
Когда альянс из 17 оппозиционных групп победил на референдуме, левые столкнулись с необходимостью убедить центристов из христианско-демократической партии в том, что им нет нужды опасаться нового левого правительства, поскольку то не будет таким радикальным, как правительство Альенде. Потому левые и центристы составили предвыборный альянс «Консертасьон»[62]. Левые согласились, если альянс сможет победить на выборах 1990 года (как и вышло), допустить чередование кандидатов в президенты между представителями обеих партий и позволить христианским демократам первыми занять эту должность. Согласие было осознанным, так как это был единственный способ для левых вернуться к власти легитимным путем.
Фактически альянс «Консертасьон» последовательно побеждал на первых четырех выборах после Пиночета: в 1990-м, 1993-м, 2000-м и 2006 годах. Первыми двумя президентами были христианские демократы Патрисио Эйлвин и Ардо Фрей-младший (сын бывшего президента Эдуардо Фрея). Следующие два президента, Рикардо Лагос и Мишель Бачелет, вышли из рядов социалистов, причем Бачелет стала первой женщиной-президентом Чили (по происхождению она – дочь генерала, которого пытала и держала в тюрьме хунта). В 2010 году альянс уступил президенту от правого крыла Себастьяну Пиньере, в 2014 году социалистка Бачелет снова заняла высший пост в государстве, а в 2018 году ее опять сменил Пиньера. Таким образом, Чили после Пиночета вернулась к эффективной демократии, по-прежнему аномальной для Латинской Америки, но осуществила немало выборочных изменений, продемонстрировала готовность терпеть, идти на компромиссы и делиться властью.
Помимо отказа от политической непримиримости, другие базовые изменения, привнесенные новым демократическим правительством Чили (если сравнивать с эпохой до Пиночета), затрагивали экономическую политику. Новое правительство в основном продолжало принятый при Пиночете курс на свободный рынок, поскольку эта политика сулила позитивные достижения в долгосрочной перспективе. Более того, новое правительство расширило сферу применения этой политики, снизив импортные пошлины, которые к 2007 году составляли в среднем всего 3 %; это самый низкий показатель в мире. Были подписаны соглашения о свободе торговли с США и Европейским союзом. Ключевым изменением в экономической политике военного правительства было увеличение расходов на социальные программы и реформирование трудового законодательства.
В результате после смены правительства в 1990 году чилийская экономика начала развиваться поразительными темпами, и сегодня Чили опережает остальную Латинскую Америку в экономическом отношении. Средний доход в Чили в 1975 году составлял всего 19 % от показателя США; эта пропорция увеличилась до 44 % к 2000 году, тогда как средний доход остальной Латинской Америки снизился. Уровень инфляции в Чили невысок, главенство закона обеспечивается, права собственности защищаются, а повсеместная коррупция, с которой мне доводилось сталкиваться при посещении страны в 1967 году, заметно сократилась в масштабах. Следствием (а также одной из причин) этого улучшения экономического климата стало удвоение объема иностранных инвестиций в первые семь лет после возвращения демократии.
Сегодня Сантьяго выглядит совершенно иначе, чем город, в котором я побывал в 1967 году. Он изобилует небоскребами (в том числе самым высоким в Южной Америке), может похвастаться новым метро и новым аэропортом. Тем не менее, экономические успехи Чили позитивно сказались далеко не на всех гражданах страны. Экономическое неравенство остается высоким, а социально-экономическая мобильность низкой, так что Чили по-прежнему можно назвать страной контраста между богатством и бедностью, хотя к богатым сегодня, как правило, относятся новые бизнес-лидеры, а не крупные землевладельцы. Но общее улучшение состояния чилийской экономики означает, что, хотя относительный разрыв между богатыми и бедными сохраняется, абсолютный экономический статус существенно повысился. Процент чилийцев, живущих ниже уровня бедности, упал с 24 % в последний год власти Пиночета до всего 5 % к 2003 году.
Победа оппозиции на выборах 1989 года вовсе не означала, что Чили освободилась от Пиночета и тирании вооруженных сил. Наоборот, прежде чем уйти в отставку с должности президента, Пиночет добился принятия закона о своем пожизненном сенаторстве, праве назначать судей верховного суда и сохранении за ним поста главнокомандующего вооруженными силами страны – вплоть до окончательной отставки в 1998 году, в возрасте 83 лет. Это означало, что Пиночет и скрытая угроза очередного военного переворота постоянно занимали мысли новых демократических лидеров Чили. Как объяснял мне мой чилийский друг: «Это все равно как если бы нацистская Германия сдалась 9 мая 1945 года, но Гитлер не покончил с собой, а остался пожизненным сенатором и главнокомандующим немецкой армией!» Укрепляя позиции чилийских военных, конституция Пиночета содержала статью (она продолжает действовать), гласящую, что 10 % государственного дохода от продаж меди в Чили (да, дохода, а не прибыли) должны пополнять ежегодно военный бюджет. Это условие обеспечило вооруженным силам Чили финансовую стабильность, необходимую, как уверяют, для отражения любых внешних угроз; данное объяснение особенно актуально с учетом того, что последняя (и всего вторая в истории страны) война закончилась более ста лет назад, в 1883 году, что границы Чили обороняют океан, пустыня и высокие горы и что соседи Чили (Аргентина, Боливия, Перу) ей не угрожают. Единственное возможное использование вооруженных сил Чили – против собственного населения.