Эта трехсторонняя схватка достигла кульминации около 3:15 утра 1 октября 1965 года, когда восстали два армейских подразделения во главе с командирами-леваками: 2000 военнослужащих вознамерились пленить семерых ведущих генералов страны (в том числе главнокомандующего и министра обороны) – видимо, чтобы доставить тех к президенту Сукарно и убедить того разогнать совет генералов. В 7:15 утра вожаки переворота, захватив телекоммуникационную студию на центральной площади в столице Индонезии Джакарте, выступили с радиозаявлением: они объявили себя «Движением 30 сентября» и утверждали, что лишь защищают президента Сукарно, ликвидируя зревший среди генералов заговор, будто бы инспирированный ЦРУ и британцами. К 14:00 в эфир вышло еще три выпуска, а потом радио замолчало. Отмечу следующее: хотя на картинах в вестибюле отеля, к которым я постоянно возвращаюсь, коммунистический переворот живописался весьма ярко, этот мятеж затеяли именно индонезийские военные, а не коммунисты.
Но переворот был скверно организован. Семь отрядов, отправленных за генералами, состояли из необученных солдат, которые сильно нервничали и которых собрали в последнюю минуту. Они не тренировались проводить захват. Двумя отрядами, перед которыми поставили важную задачу арестовать (а не убить) высокопоставленных генералов, командовали неопытные офицеры. В итоге три генерала погибли – двоих застрелили, третьего закололи штыком. Четвертый генерал сумел сбежать через заднюю дверь своего дома, а солдаты случайно застрелили его пятилетнюю дочь, как изображено на одной из картин в индонезийском отеле, и также убили лейтенанта-штабиста, которого приняли за генерала. (Для краткости изложения я и далее буду говорить о «семи генералах», хотя их на деле осталось меньше.) Удалось захватить живыми только троих, но и с этими генералами расправились, вместо того чтобы доставить их к Сукарно.
Несмотря на то, что к числу заговорщиков принадлежал командир телохранителей президента Сукарно, чья работа вроде бы заключалась в том, чтобы знать, где его босс находится в конкретный момент времени, президента никак не могли найти – а тот провел ночь в доме одной из своих четырех жен. Ключевой ошибкой переворота стало решение не захватывать штаб-квартиру стратегического резерва индонезийской армии (Kostrad), расположенную на той же центральной площади столицы, хотя все прочие здания на этой площади оказались в руках мятежников. Кроме того, у руководителей переворота не было ни танков, ни средств связи. Телефонные линии вывели из строя, когда заняли здание телекоммуникационной компании, поэтому общаться друг с другом в разных кварталах Джакарты приходилось по старинке, отправляя посыльных. Вдобавок, как ни удивительно, никто не позаботился обеспечить пищей и водой отряды, захватившие центральную площадь, и в результате один голодный и измученный жаждой батальон попросту ушел. Другой батальон выдвинулся к авиабазе Халим в Джакарте и провел ночь на улице перед закрытыми воротами. Секретарь PKI, очевидно, один из вдохновителей переворота, не смог предупредить однопартийцев и согласовать их действия, так что массового коммунистического восстания не случилось.
Армейским стратегическим резервом командовал второй, после Сукарно, верховный политический лидер Индонезии, необычный человек, оставивший яркий след в истории. С Сукарно его роднило до смешного схожее имя – Сухарто, а также происхождение с Явы и политический опыт (см. источник 5.3). Отличался же он от Сукарно тем, что был на 20 лет моложе (1921–2008), не участвовал активно в борьбе за независимость Индонезии и оставался малоизвестным вне индонезийской армии до утра 1 октября 1965 года. Когда Сухарто узнал о восстании рано утром, он предпринял ряд контрмер, чтобы выиграть время и разобраться в череде стремительно развивавшихся событий. Он вызвал командиров двух армейских батальонов на центральную площадь столицы, в штаб-квартиру Kostrad, сообщил, что в стране начался мятеж и что он принимает общее командование на себя; офицеры, как положено, подчинились. Между тем заговорщики вместе с Сукарно, для которого, пожалуй, быстро менявшаяся ситуация выглядела не менее запутанной, как для Сухарто, собрались у авиабазы Халим, которой в итоге овладели с минимальным сопротивлением. В 21:00 1 октября Сухарто объявил в радиоэфире, который именно он теперь контролировал, что индонезийская армия присягнула ему, что он уничтожит «Движение 30 сентября» и спасет президента Сукарно. Лидеры переворота бежали из Джакарты поодиночке, кто поездом, кто самолетом, в другие города Центральной Явы и попытались поднять восстания на местах; там тоже погибли высшие военные чины. Но все эти восстания были подавлены лоялистами в течение нескольких дней, как и мятеж в Джакарте.
По сей день многие вопросы о неудавшемся перевороте остаются без ответа. Не подлежит как будто сомнению, что переворот был совместной затеей двух групп лидеров – ряда младших офицеров, симпатизировавших коммунистам, и нескольких вожаков PKI. Но почему офицеры устроили этакий неразумный путч при полном отсутствии военного планирования? Почему они не провели пресс-конференции, чтобы заручиться общественной поддержкой? А что касается участия PKI, насколько партия в целом была причастна к перевороту? Содействовал ли коммунистический Китай планированию и осуществлению переворота? Почему лидеры заговорщиков не включили генерала Сухарто в список генералов, подлежавших аресту? Почему мятежники не захватили штаб-квартиру Kostrad на центральной площади столицы? Знал ли президент Сукарно о перевороте заранее? Знал ли заранее о перевороте генерал Сухарто? Знали ли о перевороте генералы-антикоммунисты, а если да, то позволили ли они мятежу произойти, чтобы появился повод для расправы с PKI?
Последняя возможность убедительно подтверждается оперативностью реакции военных. Через три дня после провала мятежа началась пропагандистская кампания по оправданию арестов и убийств индонезийских коммунистов и их сторонников (см. источник 5.4). В ходе самого переворота погибло всего 12 человек в Джакарте 1 октября, а на следующий день в других городах Явы жертвами стали еще несколько человек. Но эти немногочисленные убийства обеспечили Сухарто и индонезийским военным предлог для массовых казней. Реакция на провальный переворот была столь оперативной, столь эффективной и столь масштабной, что ее вряд ли возможно было сымпровизировать за несколько дней в ответ на неожиданный вызов. Она наверняка опиралась на упреждающее планирование и предусматривала некий повод, который и предоставили события 1 и 2 октября.
Военные мотивы массовых убийств объясняются провалом политического компромисса и демократического правления в стране в 1950-х и начале 1960-х годов, что привело к трехсторонней схватке за власть в 1965 году между PKI, вооруженными силами Индонезии и Сукарно. Оказалось, что вооруженные силы начали проигрывать эту схватку. Будучи крупнейшей и наиболее организованной политической партией Индонезии, PKI угрожала политической власти военных – и тем средствам, которые армия получала от государственных предприятий, контрабанды и коррупции. Предложение PKI вооружить рабочих и крестьян в качестве особого рода войск подрывало монополию армии на военную силу. Как показали последующие события, президент Сукарно в одиночку не мог противостоять армии. Но PKI виделась ему потенциальным союзником, который станет противовесом армейскому влиянию. Кроме того, среди самих военных не наблюдалось единства во взглядах: кто сочувствовал коммунистам, а кто и вовсе устроил переворот (заодно с одним или несколькими лидерами PKI). Следовательно, переворот предоставил военным-антикоммунистам возможность избавиться от политических соперников внутри армии. Неудивительно, что командиры, встревоженные усилением влияния PKI, готовили собственные планы действий в чрезвычайных ситуациях, а переворот послужил здесь этаким спусковым крючком. Правда, остается лишь гадать, участвовал ли сам Сухарто в разработке таких планов – или он, как генерал Пиночет в Чили, оказался невольным вожаком заговора, составленного и подготовленного другими.
Четвертого октября Сухарто прибыл в местечко под названием Лубанг Буая («Крокодилова дыра» на бахаса), где в колодце обнаружили тела генералов, убитых мятежниками. Перед фото- и телекамерами тела извлекли из колодца. На следующий день, 5 октября, гробы с телами генералов провезли по улицам Джакарты, усеянным тысячами людей. Антикоммунистическое руководство армии немедленно обвинило в этих убийствах PKI, хотя на самом деле генералов убили военные. Пропагандистская кампания, явно подготовленная заранее, тут же породила атмосферу всеобщей истерии: мол, те, кто не поддерживает коммунистов, находятся в смертельной опасности, ибо коммунисты якобы составляют списки будущих жертв и осваивают техники выкалывания глаз. Утверждалось, что бойцы женских вспомогательных частей PKI привержены садистским сексуальным пыткам и что это они изувечили и убили похищенных генералов. Президент Сукарно попытался сгладить последствия провального государственного переворота и возражал против масштабных военных контрмер, но армия уже полностью овладела ситуацией, и Сукарно никто не слушал. С 5 октября начались облавы, призванные ликвидировать всех членов PKI и организации, связанных с PKI, а также их близких и дальних родственников.
Реакция PKI была совсем не той, какой стоило бы ожидать от организации, готовившей переворот. На протяжении октября и ноября, когда членов PKI обязывали являться на армейские базы и в полицейские участки, многие приходили добровольно, думая, что их просто расспросят и отпустят. PKI могла бы поддержать переворот, сорвать ряд военных контрмер, убедив железнодорожников саботировать движение поездов, механиков – ломать армейские машины, а крестьян – блокировать дороги, но партия не сделала ничего из перечисленного.
Поскольку индонезийские расправы совершались далеко не так тщательно и задокументированно, как расправы нацистов с узниками концентрационных лагерей во Вторую мировую войну, налицо значительные расхождения в оценке количества жертв террора. Максимальная оценка – около 2 миллионов человек, но гораздо чаще приводится современная оценка в полмиллиона жертв, которую вывел один из членов назначенной президентом Сукарно комиссии по расследованию. Технология убийства в Индонезии была намного проще, чем у нацистов: жертв убивали друг за другом, мачете и иным ручным оружием, или душили; не было и речи об уничтожении сотен людей одновременно в газовых камерах. Утилизировали тела тоже как придется, специально построенные большие печи не использовали. Тем не менее, события в Индонезии в 1965 и 1966 годах до сих пор считаются одним из вопиющих случаев массового убийства людей после Второй мировой войны.