али. Немцы в 1968-м уравнивали современное капиталистическое немецкое общество с фашизмом, а консервативные представители старшего поколения видели в молодых бунтарях-леваках возрожденный «Гитлерюгенд» и реинкарнацию жестоких фанатиков-нацистов из СА и СС. Многие протестанты придерживались крайне левых взглядов, кое-кто действительно перебрался в Восточную Германию (а оттуда направляли деньги и документы сочувствующим на Западе). Старшие немцы говорили бунтарям: «Ладно, валите в Восточную Германию, если вам тут не нравится!»
Немецкие студенты-радикалы в 1968 году прибегали к насилию гораздо чаще и шире, чем их современники-американцы. Некоторые из них побывали в Палестине и прошли обучение у террористов. Наиболее известная немецкая террористическая группа называли себя Rote Armee Fraktion – «Фракция Красной армии» (аббревиатура RAF). Она также известна как группа Баадера – Майнхоф, по именам двух ее вожаков (Ульрике Майнхоф и Андреаса Баадера). Эта группа печально прославилась своими злодеяниями. Террористы начали с поджогов в магазинах, а затем перешли к похищениям людей, взрывам и убийствам. За годы деятельности группы среди их жертв, похищенных или убитых, оказались в том числе лидеры немецкого истеблишмента, к примеру, председатель верховного суда Западного Берлина, кандидат в бургомистры Западного Берлина, федеральный прокурор Германии, глава «Дойче банк» и глава Ассоциации работодателей Западной Германии. В результате даже большинство немецких левых начало опасаться радикалов и отказывать им в поддержке. Западногерманский терроризм достиг пика в период с 1971 по 1977 год, а его кульминацией стал 1977 год, когда Андреас Баадер и два других лидера RAF совершили самоубийство в тюрьме после провала попытки освободить товарищей посредством угона самолета авиакомпании «Люфтганза». С тех пор Германия наблюдала еще две волны террора, но в 1998 году RAF объявила о самороспуске.
Немецкое студенческое восстание 1968 года иногда называют «успешным провалом», подразумевая следующее: студенты-экстремисты потерпели неудачу в стремлении поменять капитализм на иную экономическую систему и свергнуть демократическую власть в Западной Германии, но добились ряда поставленных целей косвенно, поскольку отчасти их лозунги воплотило в жизнь правительство Западной Германии, а многие их идеи были усвоены немецкой общественностью. В свою очередь, некоторые из радикалов 1968 года позже заняли высокие политические посты в партии «зеленых»; можно привести в пример Йошку Фишера, который в юности был радикалом и бросал камни в полицейских, а потом ощутил вкус к изысканным костюмам и винам и сделался министром иностранных дел и вице-канцлером.
Традиционное немецкое общество являлось политически и социально авторитарным. Эти его характеристики, присущие обществу задолго до Гитлера, сделались явными при нацистах с их приверженностью «Führerprinzip», буквально «принципе лидерства». Сам Гитлер носил официальный титул «фюрера германской нации», которому все немцы клялись в беспрекословном политическом послушании; при этом социальное и политическое послушание лидерам предполагалось при нацистах и в других сферах общественной жизни.
Хотя сокрушительное поражение Германии во Второй мировой войне дискредитировало авторитарное немецкое государство, старая элита и ее образ мышления никуда не делись. Вот некоторые неполитические примеры, с которыми я сталкивался во время пребывания в Германии в 1961 году. Порка детей была широко распространена, не просто допускалась, но часто подавалась как обязанность родителей. Я работал в немецком научно-исследовательском институте, директор которого единолично принимал решения, влиявшие на карьеру 120 ученых. Скажем, для получения университетской преподавательской работы в Германии требовалась степень выше доктора философии, так называемая «Habilitation». Но директор разрешал всего одному из 120 ученых в год получать эту степень и выбирал каждого кандидата самостоятельно. Куда бы ты ни пошел – на улице, на газонах, в школах, в частных и общественных зданиях – висели знаки, предупреждавшие, что именно запрещено (verboten), и объяснявшие, как следует себя вести. Как-то утром один мой немецкий коллега приехал на работу в ярости, потому что накануне вечером он обнаружил, что лужайка снаружи его дома, служившая игровой площадкой для детей, обнесена колючей проволокой (в Германии эта проволока ассоциируется с концентрационными лагерями). Когда мой друг высказал претензии управляющему, тот и не подумал извиниться: «По траве ходить запрещено (Betreten des Rasens verboten), но ваши избалованные дети (verwohnte Kinder) все равно туда лезли, поэтому я был в полном праве (ich fühlte mich berechtigt) их отогнать, натянув колючую проволоку (Stacheldraht)».
В ретроспективе видится, что авторитарное поведение и авторитарные отношения во многом уже начали меняться к моей поездке 1961 года. Приведу в пример так называемое дело «Шпигеля» 1962 года. Когда еженедельный журнал «Шпигель», часто критиковавший федеральное правительство, опубликовал статью, ставящую под сомнение мощь немецкой армии (бундесвера), министр обороны в кабинете Аденауэра Франц-Йозеф Штраус отреагировал авторитарно, распорядившись арестовать редакторов журнала и конфисковать все материалы по подозрению в государственной измене. Масштабные общественные протесты вынудили правительство освободить журналистов, а сам Штраус подал в отставку. При этом он сохранил свое политическое влияние, много лет возглавлял правительство земли Бавария (1978–1988) и участвовал в выборах канцлера Германии в 1980 году (потерпел поражение).
После 1968 года либерализация, которая уже осуществлялась, стала намного заметнее. В 1969 году лишилась власти консервативная партия, которая беспрерывно управляла Германией в составе коалиции на протяжении 20 лет. Сегодня Германия социально гораздо более свободна и либеральна, чем в 1961 году. Детей не порют – телесные наказания запрещены законом! Форма одежды сделалась менее обязывающей, женское участие намного выше (достаточно вспомнить многолетнее пребывание на посту канцлера Ангелы Меркель), и все чаще неформальное местоимение «Du» употребляется вместо формального местоимения «Sie» в значении «ты» (вместо «вы»).
Но я до сих пор поражаюсь многочисленным запрещающим знакам, когда бываю в Германии. Мои немецкие друзья с опытом работы США по-разному оценивают свою страну: то говорят, что она гораздо менее авторитарна, чем Америка, то рассказывают всякие жуткие истории о нынешнем немецком «иерархическом» поведении. А когда я спрашиваю американцев, бывавших в Германии, считают ли они эту страну авторитарной, все ответы можно разделить на две группы, в зависимости от возраста респондентов. Молодые американцы, родившиеся в 1970-х годах и позже, не знают Германию 1950-х и потому инстинктивно сравнивают ее сегодняшнюю с современными США; они говорят, что немецкое общество по-прежнему авторитарно. Зато старшее поколение, к которому принадлежу и я, повидавшее Германию (конца) 1950-х годов, сравнивает нынешнюю Германию с Германией 1950-х и говорит, что в наши дни Германия значительно менее авторитарна, чем раньше. Думаю, обе эти точки зрения справедливы.
Мирная реализация правительством многих целей, которые ставило перед собой студенческое насилие 1968 года, ускорилось при канцлере Вилли Брандте. Он родился в 1913 году, был вынужден бежать от нацистов вследствие своих политических взглядов и военные годы провел в Норвегии и Швеции. В 1969 году он стал первым левым канцлером Западной Германии как глава партии СДПГ, потеснив после 20 непрерывных лет у власти консерваторов из ХДС, партии Конрада Аденауэра. При Брандте Германия приступила к социальным реформам, в ходе которых правительство реализовывало ряд студенческие лозунгов, например, постаралось сделать Германию менее авторитарной и предоставить больше прав женщинам.
Впрочем, наибольшего успеха Брандт добился в международных отношениях. При консерваторах у руля страны правительство Западной Германии отказывалось даже признавать факт существования восточногерманского соседа и утверждало, что Западная Германия является единственным легитимным представителем исторической Германии. У ФРГ не было дипломатических отношений с Восточной Германией и прочими восточноевропейскими коммунистическими странами, за исключением Советского Союза. Также правительство ФРГ отказывалось признавать фактическую утрату всех немецких территорий к востоку от рек Одер и Нейсе – Восточная Пруссия отошла СССР[72], а все остальное досталось Польше.
Брандт придерживался иных взглядов на внешнюю политику и заставил забыть о прежних отказах. Он подписал договор с Восточной Германией и установил дипломатические отношения с Польшей и другими странами восточного блока. Он признал линию Одер – Нейсе в качестве польско-немецкой границы и тем самым подтвердил безвозвратную потерю всех немецких земель к востоку от этой линии, включая районы, которые долгое время являлись немецкими и занимали центральное место в немецкой идентичности: Силезию и области Пруссии и Померании. Это «отречение от прошлого» было огромным шагом вперед и стало неприятнейшим известием для консервативной партии ХДС, которая сразу заявила, что дезавуирует все договоренности, если вернется к власти на выборах 1972 года. Вышло так, что немецкие избиратели одобрили «горькую пилюлю» Брандта: его партия победила на выборах 1972 года с существенным преимуществом.
Самый драматический момент в карьере Брандта случился в ходе его визита в столицу Польши Варшаву в 1970 году. Польша понесла наибольшие потери пропорционально численности населения в годы Второй мировой войны. На ее территории располагался самый крупный из нацистских лагерей смерти. У поляков имелись веские причины ненавидеть немцев как нераскаявшихся и недобитых нацистов. В ходе своего визита в Варшаву 7 декабря 1970 года Брандт посетил Варшавское гетто, где в апреле-мае 1943 года произошло потерпевшее неудачу восстание евреев против нацистской оккупации. Перед толпами поляков Брандт вдруг опустился на колени, как бы признавая миллионы жертв нацистов и моля о прощении за диктатуру Гитлера и за Вторую мировую войну (см. источник 6.5). Даже те поляки, которые продолжали не доверять немцам, сочли поведение Брандта несрежиссированным, искренним и спонтанным. В современном мире тщательно отрепетированных и лишенных эмоций дипломатических поступков жест Брандта, вставшего на колени в Варшавском гетто, выделяется как уникальный и честный способ лидера одной страны извиниться перед народом другой страны, сильно пострадавшей в войне. Думаю, каждый из нас без труда вспомнит многих других лидеров, которые не вставали на колени и не нашли необходимости просить прощения – ни американские президенты перед вьетнамцами, ни японские премьер-министры перед корейцами и китайцами, ни Сталин перед поляками и украинцами