, в настоящее время многие или даже большинство ценных возобновляемых биологических ресурсов подвержено дурному управлению.
Во-вторых, какие природные ресурсы могут ограничивать развитие человеческих обществ? Вполне вероятно, что все, за исключением атмосферного кислорода, который мы вряд ли сумеем выбрать, что называется, до дна. Некоторые элементы и минералы, прежде всего железо и алюминий, присутствуют на планете в таких огромных количествах, что им тоже вряд ли грозит опасность истощения, однако я должен оговориться здесь, что до сих пор мы разрабатывали только близкие к поверхности месторождения с доступной и дешевой добычей. Со временем мы неизбежно начнем зависеть от более глубоких запасов, более дорогостоящих по добыче, как это уже произошло с ископаемым топливом. Некоторые другие важные для промышленности элементы и минералы присутствуют на планете в гораздо меньших количествах, отсюда и опасения, связанные с их истощением (можно вспомнить ряд так называемых редкоземельных металлов, чьи разведанные запасы сосредоточены в Китае). Не исключено, что людям свойственно воспринимать как неограниченные запасы пресной воды, ведь в морях и океанах соленой воды столько, что нам не составит труда добывать воду пресную с помощью установок опреснения морской воды. Но этот процесс требует энергии, а мы уже без того сталкиваемся с дефицитом энергии и сильно страдаем от ее чрезмерного использования; поэтому в действительности пресная вода доступна людям только в ограниченных количествах.
Следующий вопрос – международное распределение мировых ресурсов. Некоторые ресурсы, скажем, леса, не пересадить; каждое дерево остается в той стране, где оно сейчас растет, поэтому управлением подобными ресурсами теоретически должно ведать конкретное государство (на самом деле тут вмешиваются международные связи, ибо другие страны пытаются приобрести или сдавать в аренду эти ресурсы). Но международные «осложнения» неизбежны для ресурсов, считающихся «общедоступными», и для, назовем их так, мобильных ресурсов, которые перемещаются вдоль границ страны.
Открытый океан есть «общее достояние»: пускай морские воды в пределах 200 миль от суши считаются территорией национального государства, этой сушей владеющего, воды за пределами указанной 200-мильной зоны не принадлежат никому. (Выражение «общее достояние» восходит к слову, которым обозначали многие пастбища в средние века: данная земля не принадлежала частным лицам и считалась «достоянием коллектива», доступным для публичного использования.) Государства располагают полномочиями по регулированию рыболовства в пределах 200-мильной зоны, но любой рыбак из любой страны может ловить рыбу в любом месте открытого океана. Отсутствует правовой механизм, который регулировал бы истощение рыбных запасов в открытом океане, и это ведет к исчезновению многих пород океанских рыб. Три других потенциально ценных ресурса также находятся в общем достоянии вне национальных границ: это химические элементы в морской воде, пресная вода в ледяной шапке Антарктики и минералы на морском дне. Уже предпринималось несколько попыток их использовать: после Первой мировой войны немецкий химик Фриц Хабер разрабатывал способ извлечения золота из морской воды; известно минимум об одной буксировке антарктического айсберга на бедный водой Ближний Восток; добыча ряда минералов с океанского дна сегодня активно развивается. Но пока освоение этих трех «общих достояний» не принесло практической пользы, так что основной нынешней «общей» проблемой является именно рыболовный промысел в открытом океане.
Прочие ресурсы, способные привести к международным осложнениям, мобильны и перемещаются через государственные границы. Многие животные мигрируют, в том числе через национальные границы: среди наиболее важных в экономическом отношении упомяну многие коммерчески ценные породы морских рыб (тот же тунец), некоторых речных рыб и сухопутных млекопитающих и птиц (скажем, речной лосось, арктический олень и африканские антилопы). Потому, когда траулер под флагом одной страны ловит мигрирующих рыб в океане, тем самым он истощает запасы рыбы, которая в противном случае могла бы оказаться в другой стране. Пресная вода тоже мобильна: многие реки протекают по территории двух и более стран, многие озера лежат в юрисдикции двух или более стран, а значит, одна страна может забирать воду в ущерб другой или загрязнять эту воду, на которую имеет виды другая страна. Помимо этих мобильных и полезных природных ресурсов, уже присутствующих в воде или воздухе, есть мобильные вредные примеси, добавляемые человеческой деятельностью; водные потоки и ветры могут их переносить из одной страны в другую. Так, дым от лесных пожаров в Индонезии наносит серьезный ущерб качеству воздуха в соседних Малайзии и Сингапуре; пыль из Китая и Центральной Азии достигает Японии и даже Северной Америки; реки изобилуют пластиком, который в конечном счете загромождает даже самые отдаленные уголки океана и самые укромные пляжи.
Нам осталось обсудить международную конкуренцию за ресурсы. Это большая проблема, поскольку, если не получится договориться мирно, не исключены попытки завладеть ресурсами в войне. Так было в ходе международной конкуренции за нефть, которая стала основным побудительным мотивом вступления Японии во Вторую мировую войну, а Тихоокеанская война (1879–1883) между Чили, Боливией и Перу велась за богатые залежи меди и нитратов в пустыне Атакама. Сегодня налицо серьезная конкуренция за пресную воду во многих регионах мира – например, за воду, которую поставляет таяние гималайского снежного покрова, питающее все главные реки, что протекают по территории Китая, Индии и прочих стран на юго-востоке Азии. Если взять Меконг и другие реки Юго-Восточной Азии, плотины в верховьях таких рек станут преградой для перемещения богатых питательными веществами отложений вниз по течению. Конкуренция за океаническую рыбу у берегов Западной Африки ведется между траулерами Европейского союза, Китая и стран Западной Африки. Другие международные схватки разгораются за лиственные породы деревьев из тропических стран, желанные для умеренно развитых стран; за редкоземельные элементы, используемые в промышленности; и даже за почву (например, Китай арендует сельскохозяйственные угодья в Африке). Словом, численность человеческого населения и объемы потребления растут, а потому мы наверняка увидим намного больше конфликтов, вызванных международной конкуренцией за ограниченные ресурсы.
Средний уровень потребления таких ресурсов, как нефть и металлы, и средние показатели производства отходов (пластик и парниковые газы) на душу населения приблизительно в 32 раза выше для первого мира, чем для развивающихся стран. Например, каждый год средний американец потребляет примерно в 32 раза больше бензина и производит в 32 раза больше пластиковых отходов и углекислого газа, чем средний гражданин бедной страны. Этот «фактор 32» оказывает важное влияние на поведение населения развивающихся стран, а также неразрывно связан с общим будущим человечества. Такова последняя проблема из тех, которые я считаю угрожающими цивилизации и самому нашему виду.
Чтобы оценить важность проблемы, давайте прикинем численность населения планеты. Сегодня в мире насчитывается более 7,5 миллиарда человек, и уже в текущей половине столетия население может увеличиться до 9,5 миллиарда человек. Несколько десятилетий назад многие ученые и политики считали численность населения важнейшей проблемой человечества. Но с тех пор мы пришли к пониманию того, что население – лишь один из двух факторов, которые действительно имеют значение. Речь об общемировом потреблении, что определяется совокупностью населения мира, умноженной на средний локальный уровень потребления на душу населения.
Численность важна постольку, поскольку люди потребляют и производят. Если бы большинство из нынешних 7,5 миллиарда людей лежало в холодильниках, не метаболизировало бы, так сказать, и не потребляло, никто не волновался бы из-за истощения природных ресурсов. Первый мир объединяет около 1 миллиарда человек, проживающих в основном в Северной Америке, Европе, Японии и Австралии; их относительный средний показатель потребления на душу населения равен 32. Для большинства остальных 6,5 миллиарда человек из развивающихся стран относительный показатель потребления на душу населения значительно меньше этой цифры – как правило, около 1. Отсюда следует, что потребление ресурсов происходит прежде всего в первом мире.
Тем не менее, некоторые исследователи по-прежнему одержимы идеей численности населения. Они отмечают, что в таких странах, как Кения, темпы прироста населения составляют более 4 % в год, и бьют тревогу по этому поводу. Да, проблема существует, особенно для 50-миллионного населения Кении. Но гораздо важнее для мира в целом то обстоятельство, что 330 миллионов американцев, превосходящие кенийцев по численности в соотношении 6,6 к 1, потребляют каждый в 32 раза больше конкретного кенийца. Перемножим эти параметры (6,6 к 1 и 32 к 1) – и увидим, что США потребляют в 210 раз больше ресурсов, чем вся Кения. Или другой пример: население Италии (60 миллионов человек) потребляет почти вдвое больше, чем 1 миллиард человек, населяющих африканский континент.
До недавнего времени обитание всех этих бедняков «где-то там» не представляло угрозы для стран первого мира. Эти «другие» люди мало что знали о нашем образе жизни, а если узнавали и начинали завидовать или злиться, изменить положение дел было не в их силах. Много десятилетий назад среди американских дипломатов была популярна игра – установить, какие страны мира менее всего сочетаются с национальными интересами США. Чаще прочих упоминались Афганистан и Сомали: эти две страны были настолько бедными и настолько далекими, что никто не мог вообразить, будто они способны доставить нам проблемы. По иронии судьбы, впоследствии эти страны стали восприниматься как насущная угроза, мы послали туда свои войска, и американский контингент до сих пор расквартирован в Афганистане.