[81]. Но Рузвельт оставил после себя куда более страшное оружие — государственную машину, способную не только реализовать Манхэттенский проект, но и выиграть Вторую мировую войну. Знакомые нам сегодня Соединенные Штаты, способные диктовать свою волю государствам в любой части земного шара, появились на свет только тогда, в 1945-м, и только благодаря своему единственному за всю историю четырехкратному президенту.
Всего за 12 лет до этого ситуация в США больше напоминала разруху после гражданской войны, нежели размеренную жизнь одного из ведущих государств планеты. Начавшийся в 1929 году экономический кризис не завершился, как это обычно случалось, через один-полтора года, а превратилась в длительный спад, позднее названный Великой депрессией. Иными словами, это был не циклический спад (рецессия) а нечто куда более сложное.
Практик. Здесь мы снова отсылаем читателей к книге М. Хазина «Воспоминание о будущем. Идеи современной экономики», в которой дается соответствующая экономическая теория. Для нас же принципиально важны только результаты: спад был колоссальным, и автоматического выхода из ситуации не просматривалось.
Теоретик. За три года (1930–1932) промышленное производство сократилось на 46 %, сельскохозяйственное — на 57 % (больше, чем вдвое), число безработных американцев выросло с 1,5 до 12,9 млн (то есть до 25 % к общему числу наемных работников в 51,1 млн). Миллионы американцев лишились последних средств к существованию, что закономерно привело к многочисленным протестам и бунтам, вроде «марша ветеранов на Вашингтон» и «голодного марша в Детройте».
Трудно было себе представить, что погрузившаяся в пучину отчаяния страна, где четверть жителей мечтала лишь о миске бесплатного супа и о теплом ночлеге, всего через 12 лет возглавит «клуб победителей» в мировой войне и станет абсолютным мировым гегемоном на следующие 70 лет. И когда это действительно случилось, Франклин Делано Рузвельт заслуженно стал кумиром миллионов американцев (а вслед за тем, в точном соответствии с пророчеством Сталина, едва ли не самым критикуемым президентом США).
Но как же у Рузвельта получилось? Как смог этот человек сначала пробиться к вершинам Власти, а затем (что, как мы уже знаем, еще более трудное дело) успешно этой Властью распорядиться?
Читатель. Так это же всем известно — Рузвельт предложил Америке реформы, тот самый «Новый курс», и за это его выбрали президентом.
Теоретик. В вопросах, касающихся Власти, всегда есть два ответа — всем известный и правильный. Проблема заключается в том, что 1) к 1932 году победа любого демократа над республиканским оппонентом была предрешена, так что быть Рузвельту президентом или нет, решалось в ходе кампании внутри Демократической партии; 2) слова «новый курс» Рузвельт впервые произнес 2 июля 1932 года на съезде Демократической партии, уже выдвинувшей его кандидатом в президенты; 3) в ходе дальнейшей избирательной кампании Рузвельт не предлагал Америке никакого «курса» и никаких однозначных решений[82] (а только себя как лучшего из кандидатов); 4) и, наконец, реальный «новый курс» — административное регулирование всех форм экономической активности граждан и предприятий — был ровно тем же самым «старым курсом», который до Рузвельта проводил его предшественник Гувер. Причем с тем же самым результатом.
Экономические оценки «Нового курса» Рузвельта (который привел к 1938 году, когда безработица составила 20 %) колеблются между «ничем не помог» и «затянул депрессию». Популярность Рузвельта к 1938-му вернулась к обычным для Америки «50:50» (выборы 1938-го — потеря демократами значительной части мест в палате представителей, по крайней мере двух третьих).
Читатель. Вот это новость! Получается, что Рузвельта ценят вовсе не за его экономические успехи?!
Теоретик. Ну разумеется! Любого человека, добившегося верховной Власти и удержавшего ее хотя бы десяток лет, ценят уже за сам факт этого. Верховный вождь не может быть плохим, особенно если он столько лет оставался верховным. Поэтому «народная любовь» — не самый полезный помощник в деле установления истины; для народа все правители успешные, все вожди — великие.
Чтобы понять подлинные причины величия Рузвельта, нужно отойти от привычного штампа «спаситель Америки от Великой депрессии» и проанализировать 1930-е в США с точки зрения теории Власти, а значит, выявить реальные проблемы, вставшие перед американской элитой, понять, как эти проблемы повлияли на текущий «элитный консенсус», почему бразды правления вручили именно Рузвельту, и наконец, для чего на самом деле он использовал доставшуюся ему Власть.
Как всегда и бывает перед кризисом, экономическое, социальное и даже политическое положение США в конце 1920-х было поистине превосходным. Десятилетие, еще до своего завершения получившее имя «ревущие двадцатые», ознаменовалось быстрым и стабильным экономическим ростом[83]. В выступлении перед Конгрессом в декабре 1928 года президент Кулидж нисколько не кривил душой, заявляя:
Никогда еще перед Конгрессом Соединенных Штатов… не открывалась такая приятная картина, как сегодня [Шевляков, 2016, с. 27].
Сменивший Кулиджа на должности президента[84] Герберт Гувер столь же искренне обещал работающим американцам «курицу в каждой кастрюле и бензин в каждом бензобаке»[85], а также телефон, радио и канализацию в каждом доме[86]. Для выполнения этого обещания требовалось лишь бесконечное продолжение экономического роста, в которое в те годы верило абсолютное большинство экономистов:
В 1926 году [Кейнс] встретился со швейцарским банкиром Феликсом Сомари, опасавшимся покупать акции. Когда Сомари высказал свой пессимизм в отношении будущего фондового рынка, Кейнс решительно возразил: «В наше время катастрофы на рынках исключены» [Skousen, 2001, р. 332].
Да-да, это тот самый Кейнс, который всего через восемь лет (когда Великая депрессия уже состоялась) раскритиковал[87] в пух и прах «свободный рынок» и объяснил (задним числом, разумеется) неизбежность возникновения длительных депрессий. Так что в конце 1920-х у американской элиты не было никаких оснований для беспокойства — ведущие экономисты предсказывали дальнейшее процветание, а в обществе царил социальный мир (несмотря на то, что за период с 1920 по 1930 год городское население США выросло с 54 до 69 млн человек, в то время как сельское осталось практически на прежнем уровне).
Как же тогда этот социальный мир и это экономическое процветание удавалось поддерживать? Если верить классику исследования американских элит Фердинанду Ландбергу, то примерно вот так:
Белый дом в 1920–1932 гг. попросту превратился в политический притон. Даже по внешним признакам последующие республиканские правительства вызывали подозрение. Они отличались друг от друга только именами обитателей Белого дома. Уоррен Г. Гардинг был пьяницей, оставившим столь скандальную славу, что простой намек на нее оскорбителен для хорошего вкуса; Кальвин Кулидж просто выполнял то, что ему предписывали Эндрю У. Меллон и Дуайт У. Морроу, его опекуны в политических делах; Герберт Гувер, бывший прежде продавцом и посредником при продажах сомнительных акций горнорудных компаний, получил перед войной порицание от английского суда за участие в одной афере [Lundberg, 2007, р. 182–183].
Ландберг, родившийся в 1902 году и работавший с 1927 по 1934 год репортером в New York Herald Tribune, отлично знал «политическую кухню» тогдашней Америки и не считал нужным скрывать свое к ней отвращение. Однако для анализа реальной системы Власти требуется нечто большее, чем обзывалки «пьяница» и «аферист». Чтобы понять, как и почему в президенты США попадали столь странные персонажи, нужно описать устройство американской демократии начала XX века. Мы сделаем это, рассматривая президентские выборы 1920 года, оказавшиеся сложными как для Республиканской, так и для Демократической партии, и потому наиболее ярко высветившие основные особенности политического устройства США.
В конце 1918 года казалось, что 1920-й станет годом «битвы титанов». Демократическую партию возглавлял Вудро Вильсон, только что выигравший для США Первую мировую войну и явно собиравшийся идти на третий срок. Республиканская партия преодолела раскол 1912 года[88] и снова объединилась вокруг Теодора Рузвельта. Популярность Вильсона, увлекшегося переводом экономики США на военные рельсы и тотальным администрированием всех областей жизни, к этому времени значительно снизилась[89], и Рузвельт имел реальные шансы взять реванш за поражение 1912 года.
Но в дело вмешалось то, чего в начале XX века нельзя было купить ни за какие деньги: физическое здоровье кандидатов. 6 января 1919 года внезапно оторвавшийся тромб оборвал жизнь Теодора Рузвельта. А 2 октября тяжелый инсульт усадил Вудро Вильсона в инвалидную коляску и настолько затуманил сознание президента, что несколько месяцев государственные вопросы решала его жена, показывая, в каком месте Вильсон должен поставить подпись. Сам Вильсон, разумеется, полагал, что и в таком состоянии способен выиграть выборы; но остальным было понятно, что Демократической партии тоже нужно искать нового кандидата в президенты.
Теперь самое время разобраться, как происходил (и происходит) в США «поиск» кандидатов. Американская система президентских выборов обусловлена федеративным характером этого государства: в нем малые штаты имеют непропорционально большой «вес» (вес голосов в выборах президента). Для победы кандидату недостаточно выиграть в наиболее населенных штатах, необходимо побеждать по всей стране. Сделать это без многочисленных местных сторонников (организующих предвыборные мероприятия и банальную агитацию по месту жительства) невозможно, поэтому реальными п