204 голосами против 196 законопроект был возвращен на доработку — а следовательно, мертв. Его противники создали успешную антирузвельтовскую коалицию. 8 апреля 1938 года вполне можно считать низшей точкой рузвельтовского президентства; он был побит и с реформой Верховного суда, и с законом о реорганизации [Morgan, 1985, р. 493].
В довершение всех бед на выборах в Конгресс в ноябре 1938 года республиканцы получили половину голосов избирателей, и новый состав Конгресса оказался еще более антирузвельтовским, чем прежний. Команда Рузвельта оказалась неспособной запустить «расширение частного бизнеса», что и неудивительно — план президента заключался совсем в другом.
В декабре 1938 года, выступая перед студентами, Рузвельт как бы в шутку сказал:
Шесть лет вы слышите, что я только и хлопочу, чтобы бросить страну в войну, послать вас и ваших младших братьев на поля сражений в Европу, веду страну к банкротству и завтракаю каждый день жареным миллионером [Яковлев, 2012, с. 231].
Как видите, обвинения в «разжигании войны» (несомненно, связанные с работой помощником министра в годы Первой мировой) преследовали Рузвельта все время его правления. Чтобы отвергнуть эти обвинения, ему даже пришлось предложить Закон о нейтралитете, принятый 31 августа 1935 года, — по которому США отказывались не только от военных союзов, но даже от продажи оружия воюющим государствам[224]. Однако к 1939 году и внутренняя, и тем более международная обстановка располагали уже к прямо противоположным действиям:
Тагвелл[225] высказывает аналогичное суждение: «В 1939 году правительство не могло добиться никаких успехов. Нельзя было даже предло жить новые законопроекты… Впереди лежало открытое море до того дня, когда в Польшу вторгся Гитлер, туман мог развеять только могучий ветер войны, любые иные меры во власти Рузвельта не принесли бы никаких результатов» [Яковлев, 2012, с. 232].
И как раз могучий ветер войны уже дул в полную силу. С 1936 года, когда Германия заняла Рейнскую демилитаризированную зону, агрессивные намерения Гитлера были совершенно очевидны. В январе 1938 года Рузвельт запросил у Конгресса 1 млрд долларов на строительство Флота двух океанов и 17 мая получил необходимые средства, невзирая на якобы господствовавшие в обществе «изоляционистские» настроения. Возможно, этому решению поспособствовал гитлеровский аншлюс Австрии в марте 1938-го; «мирные» намерения Гитлера стали настолько очевидны, что британскому премьеру Чемберлену пришлось срочно заключать с Германией Мюнхенский договор, на основании которого в октябре 1938-го Германия аннексировала Чехословакию. Большая война была на пороге, и единственный вопрос заключался в том, когда именно она начнется.
В августе 1939 года Рузвельт провел первую пробу сил: предложил Конгрессу изменить Закон о нейтралитете, разрешив продавать оружие воюющим странам. Предложение не прошло, но в качестве компенсации президенту удалось провести новую версию Reorganization Act; в условиях надвигающейся войны «диктатура» Рузвельта оказалась не такой уж и страшной. Дело шло к развязке, и она наступила 1 сентября 1939 года.
В три часа ночи 2 сентября (в Европе был уже день) Рузвельту позвонил Буллит, тогдашний посол США во Франции, и сообщил — германские дивизии на территории Польши, над Варшавой немецкие самолеты. «Да поможет нам Бог», — ответил президент[226].
Рузвельт обнаружил, что наслаждается кризисом. Тремя днями ранее, в своем кабинете, он говорил: «Отлично, отлично, процесс пошел. Мне нравится, когда каждую минуту что-то происходит» [Morgan, 1985, р. 511].
Война началась, и экономические неурядицы, сопровождавшие все правление Рузвельта, отошли на второй план. Стране снова нужен был сильный руководитель, почти диктатор, который поведет ее к грядущей победе; и каждый американец без тени сомнений знал, как зовут этого человека. Судьба, Бог, история или цепочка случайностей — но что-то безошибочно привело Рузвельта в то место, где он смог наконец исполнить свое предназначение.
О военных годах Рузвельта, сколачивании казавшейся невозможной коалиции (помните про Закон о нейтралитете?) с Великобританией и СССР, Перл-Харборе, океанской войне с Японией, разделе мира с бывшими союзниками можно написать десятки страниц, а то и десятки книг. Но это будет, как говорится, совсем другая история. Для наших целей достаточно одной простой цифры: в годы войны (19391945 годов) федеральные средства, которыми распорядился Рузвельт, составили 300 млрд долларов, 160 из которых ушло на прямые военные расходы. С такими средствами достичь мирового господства было несколько проще, чем без них; но чтобы создать эти деньги[227], нужно было в течение нескольких лет настраивать финансовую машину, производившую «общественно-полезные» расходы и спокойно переносившую растущий государственный долг. Именно в этом и заключался настоящий «новый курс» Рузвельта, завершившийся возникновением мира, в котором человечество прожило остаток XX века.
Мира, в котором Соединенные Штаты Америки — единственная сверхдержава.
Читатель. Что у него получилось, я понял. Но вот как это у него получилось?
Практик. На этот счет существуют самые разные мнения: от классической личной гениальности до не менее классического «американский народ справился с депрессией и выиграл войну, а Рузвельт только мешал».
Нас интересует, что происходило на самом деле: 1) почему президентом США в 1932 году был выбран именно Рузвельт; 2) ради чего он стремился к президентству, какие цели ставил перед собой; 3) какие цели ставила перед Рузвельтом его «группа поддержки», она же — правящая коалиция, и, наконец, 4) какой была стратегия, которая не только получила поддержку большинства представителей элиты, но и оказалась правильной — в том смысле, что дала запланированные результаты? Кстати, какими были эти результаты и за счет чего были достигнуты (за счет личных талантов президента или за счет выбранной им тактики)? Обычно Рузвельта ругают за то, что депрессия в США продолжалась вдвое дольше, чем в остальных странах… но кто по итогу стал мировым гегемоном, а? Может, так и было задумано?
Теоретик. Итак, что же было «на самом деле»? Рузвельт одерживает победу на выборах благодаря игре элит против Гувера (в 19311932 годах). Затем становится кандидатом благодаря союзу с Херстом и восстановлению связей с «прогрессистами-вильсоновцами» (через полковника Хауса). Рузвельт получает негласную поддержку Уоллстрит (против которого как бы выступает). Альтернативный демократический кандидат — Смит — принадлежит одному игроку (пусть и самому могущественному), семье Дюпонов (DuPont de Nemours и General Motors), а Рузвельт — это ставленник коалиции. Он не чужой в политике, он родственник (по своей линии и по линии жены) Теодору Рузвельту, сотрудник администрации Вильсона, губернатор Нью-Йорка, унаследовавший должность от первого человека в Демократической партии, Смита (которого «кинет», как только появится возможность). В общем, Рузвельт не герой-одиночка, пошедший против системы, а наилучший кандидат на элитных смотринах — и по политическому интриганству, и по умению работать с электоратом (вспомните классическое «Для вас я просто Фрэнк»).
Читатель. А зачем вообще были объявлены смотрины? Ну, кризис… Он же каждые 8-10 лет происходит, что такого-то?
Практик. А потому, что кризис был не обычный, циклический, как в 1893-м, с небольшими диспропорциями, а структурный, как в 1907–1908 годах. Кстати, тогда тоже пришлось встревать в войну.
Теоретик. Выйти из ПЭК-кризиса можно только одним способом — расширить рынки сбыта. Что сделать без мировой войны невозможно, а начинать мировую войну в 1929 году… ну это даже еще невозможнее! Тот же Херст поддержал Рузвельта с жестким условием изоляционизма. Та часть американской элиты, которая понимала, что к чему, столкнулась с комплексной проблемой: для выхода из кризиса требовалось не только выиграть мировую войну, но еще и 1) подготовить ее на международной арене; 2) подготовить к участию в ней американское государство; 3) подготовить к тому же еще и американский народ. Для решения этой задачи требовалось прежде всего время — ну и серьезные перемены в жизни как простых людей, так и элиты. Так что гипотеза о сознательной организации кризиса 1929 года и последующей депрессии, высказанная Энгдалем, имеет под собой основания[228].
Практик. Ну, не нужно преувеличивать, кризис носил объективный характер. А вот то, что до момента, когда рынки обрушились (в конце октября 1929 года), никто даже не пикнул о его возможности, — это, конечно, могло и контролироваться американскими элитами. К слову, такая же ситуация была в 2008 году («дело Элиота Спитцера»).
Теоретик. Для выхода из кризиса требовалось сильное государство и длительный контроль над ним в одних и тех же руках. Требовался диктатор. А вот почему Рузвельт подошел лучше других? Да посмотрите на него: человек, прикованный к инвалидному креслу, которому нечего в жизни делать, кроме как командовать другими; это шутка, реально же Рузвельт — прирожденный политик, «политическое животное», он лучше всех остальных мог сохранить власть на длительный срок; плюс второй фактор — Рузвельт сам хотел выиграть мировую войну и сделать Америку великой.
Кто в элите понимал, а кто не понимал сущность кризиса? Не понимали, скорее всего, Морганы и Дюпоны, понимали Рокфеллеры и Барух. Кстати, реальная сущность последнего — довольно большой вопрос. Не исключено, что он был публичной фигурой какой-то «старой» властной группировки (на тот момент «старые» деньги, связанные с многовековым владением землей, еще играли важную роль; к слову, Ротшильды появились на мировой арене тоже как наемные представители старой земельной аристократии). А роль Баруха была велика: свой последний отпуск в 1944 году Рузвельт провел у него в поместье.