[434], где основным мотивом устранения Кеннеди является несогласие с его политикой, страх за потерю должности или личная неприязнь.
Практик. А если вспомнить специально созданные для разработки дезинформации и многочисленных ложных версий группы (как в истории со Стросс-Каном), то даже вопросов не возникает, что делать с такими версиями.
Теоретик. Объясняя (с многочисленными натяжками) саму возможность убийства, эти версии оказываются совершенно беспомощными перед главной загадкой «дела Кеннеди»: полным согласием всей американской элиты (включая брата убитого, Роберта Кеннеди) с официальной версией «убийцы-одиночки». Если бы Кеннеди был убит в результате заговора какой-то одной группировки, последнее, что стали бы делать ее противники — это признавать, что во всем виноват Ли Харви Освальд. Разумеется, они подняли бы шум в прессе, создали бы сенатский комитет, назначили бы специального прокурора… в общем, сделали бы все то же самое, что удачно было сделано в деле о взломе в отеле «Уотергейт» и неудачно — в деле по обвинению Трампа в работе на Путина. Поскольку ничего подобного не произошло, приходится предположить невероятное: убийство Кеннеди оказалось выгодно всем хоть сколько-нибудь серьезным властным группировкам. Но какую же нужно было вести политику, чтобы насолить буквально каждому?!
На исходе первого года, состоявшего из непрерывных внешнеполитических кризисов, Банди и Ростоу[435] еще только вошли в Овальный кабинет, а Кеннеди уже вздохнул, подняв глаза к потолку: «Ну что еще пошло не так?» [Perret, 2001].
Мы начинаем наш рассказ о коротком правлении Джека с этой показательной цитаты, чтобы подчеркнуть принципиальный для дальнейшего изложения факт. Пребывание плейбоя и любимчика публики Кеннеди в Белом доме не было сплошным праздником[436]; он лично участвовал в обсуждении критических ситуаций, серьезно переживал по их поводу и считал себя человеком, ответственным за принятые решения. Первым серьезным испытанием, показавшим характер нового президента, стал кризис, возникший вокруг той самой «интервенции на Кубу», к которой Кеннеди призывал в своих предвыборных выступлениях.
Операция ЦРУ в заливе Свиней, подготовка которой началась еще при Эйзенхауэре, представляла собой копию ранее проведенной операции в Гватемале[437]. Тогда, в 1950-е, ЦРУ[438] разыскало в Гондурасе беглого гватемальского полковника Кастильо Армаса, который уже пробовал совершить переворот против действующего президента Хакобо Арбенса, но потерпел неудачу. По одной линии ЦРУ предоставило Армасу финансирование и тренировочные лагеря, обеспечив формирование отряда наемников примерно в 500 человек; по другой — обеспечило пропагандистскую кампанию, обвинив действующее правительство Гватемалы в подготовке войны с целью «экспорта революций»[439].
24 мая 1954 года флот США установил морскую блокаду Гватемалы. С 13 июня того же года самолеты без опознавательных знаков начали полеты над столицей страны, разбрасывая антиправительственные листовки. 18 июня наемники Армаса перешли гватемальскую границу, и одновременно очередной самолет нанес удары по президентскому дворцу. К 22 июня выяснилось, что наемники не в состоянии противостоять правительственным силам и могут лишь совершать краткосрочные рейды, возвращаясь на территорию Гондураса; Аллен Даллес запросил у Эйзенхауэра разрешение на использование дополнительных самолетов американских ВВС. Оно было получено, и через пять дней бомбардировок, под давлением проамерикански настроенных офицеров, Арбенс подал в отставку. 3 июля 1954 года Армаса на самолете привезли в Гватемалу и поставили руководить «военным советом», то есть хунтой, к которой и перешла фактическая власть в стране.
После этого слова «ЦРУ» и «грязная работа» на многие десятилетия стали синонимами; однако с точки зрения самого Аллена Даллеса, гватемальская операция закончилась блестящим успехом, и впредь нужно было действовать точно так же. Столкнувшись с появлением на Кубе прокоммунистического режима Кастро, «даллесовцы» тут же приступили к тренировкам очередных «повстанцев», организовав для этого специальный лагерь уже на территории Гватемалы. Как и в предыдущем случае, наемникам, набранным из числа кубинских эмигрантов, отводилась роль «пушечного мяса»; основную задачу должна была решить американская авиация.
К моменту вступления Кеннеди в должность все было готово; 22 января 1961 года Даллес сообщил, что операцию желательно провести в ближайшие два месяца[440]. От нового президента, критиковавшего Эйзенхауэра в ходе избирательной кампании за недостаточную жесткость к коммунизму и призывавшего к вторжению на Кубу, Даллес ожидал полной поддержки; однако Кеннеди повел себя иначе. Он отложил решение для более тщательной проработки и задал вопрос своим советникам: а можно ли свергнуть Кастро, не прибегая к полномасштабному задействованию американских войск? Советники Кеннеди не были дураками и выразили сомнения разной степени убедительности; короче и яснее всех выразился Ачесон:
Вам не нужно нанимать «Прайс Вотерхаус», чтобы выяснить, что полторы тысячи не так хороши, как двадцать пять тысяч[441] [Dallek, 2004, р. 361].
Необходимость добавить недостающие тысячи за счет вооруженных сил США была очевидной, однако по какой-то причине Кеннеди не желал ее осознавать. На очередной встрече с Даллесом он пересказал сомнения своих советников и получил прямой ответ:
Я стоял за этим же столом, когда говорил президенту Эйзенхауэру об аналогичной операции в Гватемале: «Я верю, что это сработает». И теперь я говорю вам, господин президент, что перспективы нашего плана лучше, чем были в Гватемале [Dallek, 2004, р. 362].
Иными словами, если сделать все, как в Гватемале, то получится даже лучше, чем тогда. Но Кеннеди предпочел понять Даллеса по-своему — что полторы тысячи наемников каким-то чудом победят двадцать пять тысяч кадровых военных. 12 апреля (к слову, в день полета Гагарина) он заявил на пресс-конференции, что вооруженные силы США не будут использованы для нападения на Кубу. 14 апреля он дал ЦРУ указание минимизировать количество самолетов, используемых в операции[442]. В субботу, 15 апреля, это минимизированное количество вылетело бомбить кубинские аэродромы, начав операцию, которую историк Дрейпер справедливо назвал «идеальным провалом». Полностью подавить кубинскую авиацию не удалось, однако Кеннеди запретил применять самолеты до тех пор, пока не будет захвачен сухопутный плацдарм[443].
В понедельник десантировавшихся на пляж в заливе Свиней «повстанцев» ждал неприятный сюрприз: самолеты Кастро разбомбили корабли поддержки со всей техникой и боеприпасами. На следующее утро к заливу подошла почти вся армия Кубы (с танками и прочей бронетехникой) — и положение стало критическим. Без срочного вмешательства вооруженных сил США[444] попытка переворота была обречена — а значит, вмешательство стало неизбежным:
Экспедиция ЦРУ в заливе Свиней не просто была обречена на провал, она и задумывалась как провал. Этот провал должен был спровоцировать… полномасштабное военное вторжение США… Даллес рассчитывал, что молодой, неопытный главнокомандующий уступит давлению вашингтонской военной машины [Talbot, 2016].
Но Даллес ошибался. На ночном совещании 18 апреля представители «военной машины» — заместитель Даллеса Биссел и главнокомандующий флотом Берк — четыре часа безуспешно пытались уговорить Кеннеди разрешить применение военной силы. Кеннеди с неожиданной твердостью отклонил все реальные предложения, разрешив лишь сопровождение бомбардировщиков истребителями с запретом стрелять первыми. В последовавшей за этим неразберихе вылет истребителей не был синхронизирован с вылетом бомбардировщиков, и кубинская авиация успешно отогнала их от залива Свиней[445]. «Повстанцы» в массе своей сдались в плен, международный престиж США (особенно на фоне советского 12 апреля) устремился к низшей точке, а Аллен Даллес обнаружил, что совсем не знает Кеннеди. Возможно, в тот вечер старый шпион наконец понял, чем президенты отличаются от друг от друга; по крайней мере, поделиться своим отчаянием Даллес направился к человеку, который куда лучше смотрелся бы в Белом доме:
Никсон сразу же заметил, что Аллен просто раздавлен, и предложил ему выпить.
— Мне это действительно нужно, — ответил Аллен. — Сегодня худший день в моей жизни.
— Что не так?
— Все потеряно… Как я мог быть таким тупым[446]?! [Kinzer, 2013, р. 715]
Разворот Кеннеди на 180 градусов шокировал не только Даллеса. Пентагоновские генералы также не стеснялись в выражениях:
«Лишить этих парней поддержки, — возмущался председатель Объединенного комитета начальников штабов Лемнитцер, — было немыслимым, практически преступным безобразием». Спустя годы имя Кеннеди заставляло Берка кипеть от злости: «Мистер Кеннеди, — сказал адмирал историку из Военно-морского института США, — был очень плохим президентом… Он позволил себе поставить под угрозу всю нацию… Его команда не осознавала мощи Соединенных Штатов и то, как ее следует использовать. Для них это была игра…» [Talbot, 2016].