Кризис и Власть Том II. Люди Власти. Диалоги о великих сюзеренах и властных группировках — страница 77 из 103

[501] для дачи нужных показаний и, в довершение всего, обеспечивали единогласное мнение комиссии Уоррена по вопросу «стрелка-одиночки».

А вот теория Власти объясняет, что решения отдельного человека крайне редко влияют на исторические события; все решают возможности (ресурсы) и намерения властных группировок. Собственно, об этом наша книга: отдельный человек может повлиять на Историю, лишь оказавшись у Власти в ситуации, когда вся правящая элита растеряна и разобщена перед лицом серьезного Кризиса. В случае с Кеннеди ситуация была полностью противоположной: его противники точно знали, чего они хотят, и понимали друг друга с полуслова; никакого кризиса, с которым они бы не знали, что делать, не наблюдалось. В этих условиях совершенно неважно, кто конкретно сделал последний намек и запустил давно уже смазанную машину; не случайно убийство Кеннеди приписывали себе впоследствии самые разные люди. Все они так или иначе были вовлечены в разветвленную и законспирированную операцию, но каждый из них, даже на самом верху, не имел полного представления о том, что происходит.

Поэтому мы просто расскажем, как развивались события. 30 октября 1963 года ФБР предупредило сотрудников Службы охраны[502] в Чикаго, что на 2 ноября планируется попытка покушения на президента (как раз собиравшегося прибыть в Чикаго с официальным визитом). В информации упоминалась группа из четырех человек, вооруженных автоматическими винтовками; когда двух из подозреваемых удалось задержать[503], никаких винтовок да и оружия вообще при них обнаружено не было. А вот другое сообщение — что некий Томас Артур Валли грозился пристрелить Кеннеди при первом удобном случае, — оказалось куда полезнее: при тайном обыске в комнате Валли нашли две винтовки и кучу патронов.

Далее выяснилось, что Валли состоял в праворадикальном «Обществе Джона Берча», в прошлом был морским пехотинцем и работал в здании, стоявшем неподалеку от маршрута кортежа президента, этих фактов оказалось достаточно для ареста. Поскольку визит Кеннеди в Чикаго был отменен (официальная причина — военный переворот во Вьетнаме), невозможно установить, получила «группа из четырех человек» приказ на ликвидацию президента или просто приезжала в Чикаго «на всякий случай». Но другой факт — наличие в городе готового «убийцы-одиночки» праворадикальных взглядов — не подлежит сомнению; как пишет по этому поводу Джеймс Дуглас, «если бы Кеннеди был убит в Чикаго, вместо Освальда весь мир знал бы Валли».

8 ноября в полицейское управление города Тампа[504] поступил меморандум из вашингтонской Службы охраны — с практически идентичным чикагскому содержанием. В меморандуме сообщалось, что некий молодой человек заявлял о намерении убить президента, предположительно воспользовавшись винтовкой с оптическим прицелом. Приметы подозреваемого прилагались, и вскоре он был идентифицирован как Гильберто Лопес — 23-летний беженец с Кубы, попавший в США в 1962 году, участвовавший в 1963-м в работе Fair Play for Cuba Committee и находившийся под наблюдением ФБР[505]. В отличие от Валли, никакой винтовки у Лопеса не нашли и арестовывать не стали; 18 ноября 1963 года визит Кеннеди в Тампу закончился благополучно — президент приветствовал жителей из открытой машины на протяжении самого длинного (40 минут) проезда по улицам города. Но если бы в Тампе прогремели выстрелы — «убийца-одиночка» снова был бы тут как тут.


«Сегодня мы отправляемся в страну придурков, — сказал [Кеннеди] своей жене утром перед поездкой в Даллас. — Но, Джеки, если кто-то хочет выстрелить в меня из окна, это никак не остановить, так что зачем беспокоиться?» Джон Кеннеди… был особенно обеспокоен возможностью убийства в ходе поездки в Техас. Для этого была веская причина: меньше чем за месяц до Далласа ему сообщили о двух серьезных заговорах с целью убийства — один в Чикаго, другой в Тампе. Сегодня мы можем заключить, что на Кеннеди методично охотились в последние недели его жизни» [Kinzer, 2013].


Сегодня мы знаем, что охота закончилась выстрелами в Далласе 22 ноября 1963 года; но как знать, получи Служба охраны сведения об Освальде, «собирающемся убить президента», — какие еще «убийцы-одиночки» появились бы на свет в следующих городах? Только известная нам часть операции по физическому устранению Кеннеди включала подготовку аж трех «козлов отпущения» и по меньшей мере одной бригады киллеров из четырех человек. Операция такого масштаба, разумеется, не могла происходить в полной тайне; так, для Ричарда Никсона неожиданностью стало не само убийство, а политическая ориентация Освальда:


Никсон подошел к телефону и позвонил Эдгару Гуверу:

— Что случилось? — спросил Никсон. — Это был один из ультраправых психов?

— Нет, — ответил Гувер, — это был коммунист [Ambrose, 2014, р. 67].


Столь же по-деловому воспринял убийство Линдон Джонсон (а ведь мы помним, в какую панику ввергла его простая публикация «Лоббист привлечен к суду»). 22 ноября над головой Джонсона просвистели пули, и охранник прижал его к полу машины, прикрыв своим телом; какой же была реакция нашего паникера?


Джонсон спросил сотрудника Секретной службы, что случилось. Янгблад сказал, что «президент, должно быть, застрелен или ранен» и что они направляются в госпиталь, а до тех пор будет лучше, чтобы Джонсон так и оставался на полу машины. «Хорошо, Руфус», — ответил Джонсон. Репортер, который позже попросил Янгблада описать тон голоса Джонсона, получил краткий ответ: спокойный [Caro, 2013].


Даже Эдгар Гувер, совсем недавно подцепивший Кеннеди на крючок компроматом, не слишком огорчился убийству своего подопечного:


Именно Гувер сообщил ему [Роберту Кеннеди] об апокалипсисе. «Думаю, он сказал мне это с удовольствием», — вспоминал Кеннеди. Двадцать минут спустя Гувер позвонил, чтобы нанести последний удар: «Президент мертв», — сказал он и тут же повесил трубку. Как вспомнил Кеннеди, его голос был на удивление ровным — «не столь возбужденным, как если бы он сообщил об обнаружении коммуниста на факультете Университета Говарда» [Waldron, 2009, р. 16].


Спокойствие представителей американского истеблишмента было вполне объяснимо: со смертью Джона Кеннеди верховная власть в США вернулась на свое привычное место — в руки этого самого истеблишмента и его ставленников. Новым президентом стал человек, которого три года назад настоятельно рекомендовали Кеннеди Джо Олсоп и Филип Грэм и который, как показали дальнейшие события, куда лучше Джона Кеннеди помнил старых друзей. Вольным или невольным соучастникам убийства оставалось решить последнюю (на первый взгляд тривиальную) задачу — убедить американское общество в виновности столь тщательно подготовленного «болвана».


Всего через два часа после того, как Освальд был застрелен[506]. Эдгар Гувер позвонил в Белый дом и оставил сообщение для Джонсона: «Что меня сейчас больше всего занимает — заполучить что-нибудь существенное, что сможет убедить публику в том, что Освальд действительно убийца». Гувер приказал своим людям сосредоточиться исключительно на подготовке обвинения Освальда как убийцы-одиночки [Gentry, 2001].


На следующий день после устранения Освальда заместитель генерального прокурора США[507] Николас Катценбах прислал в Белый дом официальный меморандум, в которым написал то же самое:


Общественность должна быть удовлетворена тем, что Ли Харви Освальд был убийцей; что у него не было единомышленников, которые все еще находятся на свободе; а также что доказательства достаточны, чтобы он был бы признан виновным в суде. Спекуляции на тему мотивации Освальда следует прекратить, и мы должны иметь основания для опровержения мыслей, что это мог быть заговор коммунистов или заговор правых, чтобы обвинить в нем коммунистов [Sabato, 2013, р. 134].


Находившийся последние три года в некотором отрыве от «коридоров власти» Джонсон поначалу не понял, что именно от него требуется[508]. Признать Освальда убийцей? Да никаких проблем, убийство произошло в Техасе, а там и в полиции, и в судах наши люди! Можно себе представить, насколько «авторитетным» стало бы для американцев решение техасского суда по делу убийства президента в Техасе; поэтому не прошло и нескольких дней, как Джонсону объяснили, что к чему. Сначала к его советнику Биллу Мойерсу обратились уже знакомый нам Катценбах и декан Йельской юридической школы Юджин Ростоу[509] — с предложением создать более авторитетный орган, которому бы американцы имели основания поверить. Затем, когда Джонсон проигнорировал намеки, в дело вступила тяжелая артиллерия: в 10:40 утра 25 ноября новому президенту позвонил сам Джо Олсоп[510]. В осторожных и подобострастных выражениях он предположил, что если Джонсон расширит предполагаемый состав техасского суда дополнительными независимыми участниками и обсудит этот вопрос с Ачесоном[511], то его мудрое и на 200 % правильное решение будет всецело поддержано The Washington Post и прочей американской прессой.

Неизвестно, поговорил Джонсон с Ачесоном[512] или же самостоятельно догадался, что к чему, но уже через четыре дня на свет появилась идея комиссии Уоррена — особого двухпартийного органа под председательством главы Верховного суда США. Будущие участники комиссии отлично понимали, под чем им придется подписаться, и не горели желанием; однако Джонсон располагал поистине убойным аргументом. И когда Эрл Уоррен