“ЧТО ПРОИСХОДИТ?” – вопрошала одна газета.
“КАКИХ ЕЩЕ БЛАГ ХОТЯТ ЭТИ ЛЮДИ?” – задавалась вопросом другая.
Согласно такой прессе, списку в корне меняющих общество требований не видать конца.
Транс-женщины силой пихают свои пенисы в дамские пруды.
Транс-мужчины заявляют, что писсуары – трансфобные устройства, поскольку транс-мужчины не могут ими пользоваться.
Гей-любовники нахраписто требуют у христианских пар предоставлять двуспальные кровати в их частных предприятиях.
Не кажется ли всем, рассуждали отдельные комментаторы, что постоянно ширящиеся требования к доступности и равенству у всех и каждого дали некоторым меньшинствам почувствовать, что захват господствующих высот нравственности уполномочил их загонять всякого несогласного с ними в могилу?
Политики правого толка вдруг осмелели и подали голос против законодательства, закрепляющего равенство, какое совсем недавно было целиком принято и укоренялось в народном сознании.
– По-моему, резонно, – заявлял Треп Игрив в колонке частных мнений последней общенациональной широкоформатной газеты, – что если я владею двуспальной кроватью, у меня есть право отказывать людям вольно долбиться на ней.
Гуппи Джаб и Плантагенет Подмаз-Свин соглашались.
Внезапно могучее новое продвижение Командой Ко #РадужнойБритании освистали как в лучшем случае отвратительно “тугоухое” к страданиям христиан, а в худшем – как пресмыкательство перед левыми забияками гей-сексуалами.
Виновность по ассоциации вскоре породила и обвинения, просочившиеся в сеть, что Команда Ко участвовала в преследованиях Макрунов. Когда обнаружилось, что многие сообщения, полученные Макрунами, предупреждали “гетеросексуальных белых фанатиков” о грядущей “Гейтопии”, широкая общественная настороженность усилилась еще на один градус. Не очередное ли это подтверждение новой фазы передела Британии?
Что за Гейтопия такая? Пидовая версия Исламского государства?
Они что, замышляют КВИР-ХАЛИФАТ?
Кампания “Англия на выход” стала, конечно же, флагманом негодования и исторгала неистощимый поток мемов и постов, из которых становилось совершенно ясно, что в независимой Англии ничего подобного произойти не могло никогда. Флаг святого Георгия украшал все больше и больше постов в Фейсбуке, а “Англия на выход” обнародовала в пику #РадужнойБритании Команды Ко свой девиз – #АнглияКраснаяБелаяИГордая – и объявила, что они тем самым “обеляют” слово “гордый” и, соответственно, “гордость”[123] от их связи с геями, раз в год разгуливающими по центральной улице разодетыми в одни лишь каблуки и стринги.
Работая допоздна в Оперативном штабе Скотленд-Ярда, Мэтлок чувствовал, что ему делается все более не по себе из-за этих последних событий.
– Вся эта штука с Макрунами чуток странная, – заметил он, открывая пиво для Клегг и Тейлора, – и, если честно, чуток, блин, подозрительная.
– Еще какая, блин, подозрительная штука, – отозвалась Клегг. – В смысле, ну очевидно, что идиотам, троллившим Макрунов, должно быть стыдно. Но в том, как люди рассуждают, будто нетерпимость – беда геев, имеется некоторый парадокс, мягко говоря. Внезапно из-за нескольких психов-маргиналов фанатики – это мы. Так же люди обобщают и по части мусульман. Иногда просто руки опускаются. Я сама гомосексуалка и знаю кучу гомосексуалов, и все мы сочли, что Макруны эти – старые жалкие мудаки, но я не видела ни единого человека, кто их действительно троллил.
– Ну, кто-то из ваших точно, – промолвил Тейлор. – Извини, но это так.
– Согласен с Сэлли, – сказал Мэтлок. – Ни разу не сталкивался ни с кем, кто гонит такую вот ненависть по сети. На какую бы то ни было тему. Видимо, кто-то это делает, но я с ними не знаком. Раньше думал, что это вот такие немногие психи типа Вотана Оркобоя, а беда в том, что пресса вечно их цитирует, и мир поэтому кажется более ебанутым, чем на самом деле. Но в действительности вроде как там миллион мелких троллей – сидят за миллионом невинных дверей в домах и желают смерти всем остальным.
– Угу. Печально, – проговорила Клегг, присасываясь к своему пиву.
– Хотя вообще-то, – продолжил Мэтлок, – я не антигейский всплеск имел в виду, когда сказал, что все как-то подозрительно.
– А что вы имели в виду?
– Макруны – христиане. Они же из-за этого и влипли, так? Настоящие христиане. Не как те, что говорят про себя такое, потому что хотят пролезть в какое-нибудь учебное заведение при Цэ-А[124], или потому что в Рождество так миленько, или чтобы при опросе населения хоть что-нибудь там вписать. Макруны были христиане приверженные. Люди, верившие в Библию. До того приверженные, что аж готовы разорить свое крошечное гостиничное дело только потому, что считают гомосексуализм грехом.
– Ага. Так. И что?
– Ну, самоубийство-то – грех, верно? Какой целиком приверженный христианин станет накладывать на себя руки?
– Может, они стремились к мученичеству.
– Может. – А затем, подумав секунду: – А не сгонять ли нам в Камбрию?
51. Не очень многоцветная радуга
Трагедия Макрунов и негодование, последовавшее за ней, стали громадной неприятностью для Команды Ко и ее кампании #РадужнаяБритания. А вот для “Острова радуги” все вышло наоборот. Внезапная волна антигейской риторики в социальных сетях и (несколько более приглушенно) в широкой прессе подействовала на программу в общем и целом положительно. “Остров любви” к скандалам привык. Он вечно поляризовал публику и заполучал в равной мере и презрения, и обожания. И потому, когда “Остров радуги” попал под раздачу у тех, кто либо счел, что этот новый подход с опорой на спектр слишком ПК, либо питал предубеждение к тому или иному участнику, Хейли отнеслась к этому открыто, упиваясь возникшим у программы статусом флагмана новой инклюзивности. Чудовищный случай с Макрунами и последующий антигейский всплеск вроде как придал “Острову радуги” цайтгайстности и культурной значимости как никогда прежде. Народ нужно было поддерживать в их принятии радуги. Программа стала не только развлекательной, но и влиятельной. Беда у Хейли была одна: день ото дня росла опасность, что второе растет все больше в ущерб первому.
И вот почему: да, солнце, горячие тела и бухло оставались в кадре, все как раньше, а вот сексуальная интрига – нет. Исчезли непрестанные стыковки и перестыковки предыдущих сезонов и неистощимое желание у большинства островитян – особенно у мужчин – “узнать поближе” как можно больше представительниц противоположного пола. Ревности, предательства, романтические драмы, отвержения и завоевания перестали быть обязательными сюжетами.
А причина очевидна, и Хейли, конечно, имела ее в виду, пока шел лихорадочный отбор небинарного состава участников для программы. У островитян оказалось попросту слишком мало вариантов выбора.
Стартовый состав был таков:
Одна гетеросексуальная цис-женщина. Джемайма.
Один гетеросексуальный цис-мужчина. Джонатон.
Одна гей-цис-женщина. Мария.
Один гей-цис-мужчина. Фрэнк.
Одна транс-женщина – лесбиянка (нравятся девочки). Буря.
Один транс-мужчина – гей (нравятся мальчики). Себастьян.
Одна гетеросексуальная транс-женщина (нравятся мальчики). Вероник.
Один гетеросексуальный транс-мужчина (нравятся девочки). Рок.
Один биологический мужчина небинарный гендерквир (сексуальный интерес к людям с любым и никаким гендером). Лето.
Одна биологическая женщина небинарная гендерквир (сексуальный интерес к людям с любым и никаким гендером). Каан.
Один человек-интерсексуал, определяющий себя как мужчину (сексуальный интерес к людям с любым и никаким гендером). Руперт.
Один человек-интерсексуал, определяющий себя как женщину (сексуальный интерес к людям с любым и никаким гендером). Флора.
Один биологический мужчина – асексуал-аромантик (без сексуальных чувств или склонностей и без всякого интереса к романтическим отношениям). Уинстон.
Одна биологическая женщина – асексуалка-аромантичка (без сексуальных чувств или склонностей и без всякого интереса к романтическим отношениям). Дакота.
Набор самоопределений получился, очевидно, красноречивым и занимательным, и большинство их ни разу прежде в массовой культуре толком представлены не были. Социальный коктейль вышел завораживающий, и первые несколько дней сложились поразительно интересно. Программу воспели и с общественной, и с культурной точки зрения как настоящий успех, и никаких сомнений не оставалось, что практически вся аудитория в первый же час показа узнала о размахе и многообразии человеческой радуги больше, чем за всю предыдущую жизнь.
Как и Джемайма с Джонатоном, единственная гетеросексуальная пара. Они, что неудивительно, были самыми непосвященными во всевозможные тонкости и особенности аббревиатуры, которая, к их изумлению, расширилась до ЛГБТКИАПК+. Хотя, конечно, по этому поводу полного консенсуса у островитян не было, и в развлекательной игре у костра лишь у троих значение всех букв отлетало от зубов без единой запинки. Большинство претыкалось на последних четырех (интерсексуалы, асексуалы [и аромантики], пансексуалы и кинки[125]).
Справедливости ради стоит отметить, что все хорошенько нализались.
Еще одно преимущество нового стиля в “Острове радуги” состояло в том, что снялась загвоздка старого “Острова любви” – теперь не надо было силиться различать шаблонных Барби и Кенов, поскольку новые островитяне, все по-своему привлекательные, не все поголовно подпадали под типовые нормы “Острова любви”. Транс-женщина в бикини обычно смотрится совсем не так, как цис-женщина в бикини. Сверх того, волосы на теле или даже на лице у некоторых островитян, определяющих себя как женщин, вообще показывали по телевизору впервые. Прежде за всю историю острова не случилось