– Этот референдум, – начал он, – ставит вопрос о самоопределении. Мы много слышим об этом последнее время, не так ли? Премьер-министр и ее соратники на скамейках оппозиции рассуждают об этом непрестанно, поучают нас о правах таких и сяких групп. Но я бы хотел выступить в защиту одного самоопределения, на которое не обращают внимания в их генеральном плане, похоже. В их “Радужной Британии”, как они ее называют. И это самоопределение – англичане. Премьер-министр вообще допускает, что такая штука существует? Английскость – это вообще “тема”? Важная сама по себе? Я считаю, да. Что Англия – гордая нация. Самая гордая, думаю, на всем белом свете. Считает ли так же премьер-министр? Или она полагает, будто Англия – всего лишь коллективно взимаемые налоги и валютная зона, в которой множество разных самоопределяющихся групп блюдут свои интересы? Самоопределений, опирающихся не на общую национальность, а на пол, гендер, расу, религию и все прочее из того, чем кто-то “гордится”, по их словам, но среди них никто не гордится быть англичанами! Так вот, я горжусь тем, что я – англичанин. Да! Как вам это, э? Я представляю собой белого гетеросексуального мужика, но горжусь тем, что я англичанин! И будь я не белым гетеросексуальным мужиком, родись я геем, или черным, или в теле мужчины, но с душой женщины, или даже более крупным, чем есть и так, или веганом, или всем этим сразу, тогда этим я бы и был – и был бы счастлив. Но гордился бы тем, что я англичанин. Это самоопределение можно разделить не только с людьми, которые выглядят как я, или занимаются сексом как я, или покупают те же продукты, произведенные без жестокости, что и я, или носят одежду того же размера, – а со всеми! Со всеми возможными “самоопределениями” этого великого монаршего Альбиона, нашего всеобщего дома! Премьер-министр и ее Команда Ко любят стравливать разные самоопределяющиеся группы, сочиняют законы о том, кому ты обязан сдавать свою двуспальную кровать или с кем тебе делить уборную. И о том, какие анекдоты можно, а какие нельзя рассказывать – из опасения, что тебя арестуют за разжигание ненависти. И что ты обязан уступить свою работу и свою культуру всем и каждому, кто изъявит на них желание, а если ты против – ты расист. “Англия на выход” не признает никакие эти группы как особенные. “Англия на выход” утверждает, что у нас у всех одно самоопределение: мы все – англичане.
Аплодисменты. Сердечные. Искренние. Камеры – на премьер-министра. Лицо у нее по-прежнему несло на себе выражение скептического уважения, которое она обустроила в начале речи Трепа, но теперь в глазах у нее замаячил страх. Впервые за все время за свою пошлую, оппортунистскую, беспринципную карьеру Треп Игрив произнес полупристойную речь. Из пустого в порожнее, конечно. Под поверхностью – бессмысленный вздор. Но кто в наши дни заглядывает под поверхность? На поверхности это все звучало вроде как резонно. Более того – это звучало чертовски резонно. Треп Игрив выпустил наружу своего внутреннего, блядь, политика.
Седлал цайтгайст.
Имел цайтгайст как хотел.
Треп купался в аплодисментах. Но, что поразительно, ему удалось укротить свои природные инстинкты и не просрать завоеванное. Он не пижонил, не хорохорился и не цитировал латынь. Он знал, что где-то в его гнусной, самовлюбленной, раздутой, спитой душе водится крошечная потуга на Черчилля и ее нельзя профукать.
– Еще одно слово, которое мы последнее время слышим то и дело, – продолжил он, – это “сообщество”. У каждого самоопределения есть сообщество. Такое сообщество, сякое сообщество. На любой вкус и цвет сообщество найдется. И все их необходимо уважать! Но что же сегодня на самом деле есть сообщество в нашей стране? Каким будет сообщество в нашей стране, какой бы ни стала она, завтра? Основано ли оно на единстве географии? Это улица, деревня или городок? Нечто, связанное воедино общими институциями и нуждами? Услугами, рабочими местами, местной футбольной командой, пабом, школой, дамой, что торгует сластями? Вот что это такое, на мой взгляд. Вот что считает сообществом кампания за английскую независимость.
Премьер-министру захотелось рвануть со своего кресла. Хотелось выхватить микрофон и рявкнуть: “ТЫ ЖИРНЫЙ БЛЯДСКИЙ ВРУН! Это враки! – хотелось крикнуть ей. – Ты сам во все это не веришь. Ты считаешь, что сообщество – это источник дешевого незащищенного труда без всяких профсоюзов, чтобы привлекать под него иностранные инвестиции”.
Но этого она сказать не могла. Возможность ей предоставили, а она лишь повторяла и повторяла свои слова – “решимость”, “стабильность” и “сила”.
Трибуна перешла к Трепу. И, что поразительно, невероятно, он по-прежнему ничего не профукал.
– А что такое “сообщество” с точки зрения Команды Ко? – поставил он вопрос. – Они считают, что сообщество не имеет с географией ничего общего. Они считают, что сообщество есть нечто, основанное на типе тела, представлении о собственной персоне, гендерном самоопределении, на расе или попросту на разделяемых предубеждениях или невежестве.
“Нет! – хотелось крикнуть премьер-министру. – Это ВЫ. Это вы хотите создать консенсус, основанный на предубеждениях и невежестве. Это ВЫ”.
Но этого она сказать не могла. Она израсходовала все отведенное ей время на то, чтобы произносить слова “решимость”, “стабильность” и “сила”.
– Команда Ко, – гремел Треп, – не считает, что “сообщество” – это нечто из кирпича и цемента! Что это террасные дома, ратуша, библиотека и школа. Нет! Они считают, что это все – лишь физическое пространство, где существуют люди, принадлежащие к сотням разных сообществ. Не местных, а всемирных. Сообществ, основанных на чем угодно – от влагалищ до овощей. Сообществ людей, чьи соседи – не за дверью рядом и не в супермаркете, не в рыбной забегаловке и не у школьных ворот, а онлайн и в другом городе или стране. Сообществ людей, которые избегают своих настоящих соседей любой ценой и допускают их к себе под осторожный и подозрительный бок, лишь когда это совершенно необходимо. В таком ли сообществе народ желает жить? В едином Королевстве, где объединяют нас лишь наши бесконечно детализированные различия? Или же в Англии, где каждая английская личность независимо от расы, народности, гендера, сексуальности, религии или размера одежды сможет шагать вперед к солнечным вершинам, что ждут отважных! бесстрашных! АНГЛИЧАН!
63. Труп сурка
Вотана Оркобоя нашли завалившимся на его компьютерный монитор, одиночный смертельный удар был нанесен сзади, по затылку. Если совсем точно, то вообще-то погиб генерал Армии конфедератов Каменная Стена Джексон, поскольку таково оказалось самоопределение Вотана в игре, в которой он участвовал, когда на него напал душегуб или душегубы.
Убийца затем вывел на экран Вотанова компьютера новый документ “Ворда” и напечатал: “Это тебе за убитых женщин, гнусный ты воздержанец, #ВсеМужикиУбийцыВсеМужикиНасильники”.
Гибель Оркобоя стала совершеннейшим подарком для “Англии на выход” – произошла она аккурат в тот самый вечер, когда Треп Игрив зажигательно обличил новый трайбализм Британии. Убийство идеально сыграло в пользу довода, что Королевство – безнадежно расколотое сообщество. Что политкорректная латтелюбивая либеральная элита в своих башнях из слоновой кости в северном Лондоне создала нацию, где крошечные группы по интересам вроде радикальных мужененавистнических феминаци считают себя выше закона. Игрив оседлал волну общественного мнения, что все зашло слишком далеко и пора уже предпринять что-то радикальное.
– Уму непостижимо, люди считают, что убийство этого идиота – повод для развала Королевства, – говорила Клегг, пока Мэтлок в очередной раз вез их с Тейлором в полицейский морг. – Треп Игрив с Плантагенетом Подмаз-Свином небось целуются взасос, а Гуппи Джаб – посередке этого мудацкого сэндвича. Господи. Лучше не вышло бы, даже если б они это сами запланировали.
– Ага. Вот потеха, – задумчиво проговорил Мэтлок.
Далее последовало долгое молчание, в конце концов прерванное Тейлором.
– Ладно, шеф, – неохотно проговорил он. – Признаю€. Это и впрямь несколько странно.
– Считаешь? – спросил Мэтлок.
– Типа. Ага.
– То есть ты все-таки заметил связь, а? – вздохнул Мэтлок. – Ты – и каждый долбаный журналист в этой стране.
– Ну. Допустим. Наверное, – вымолвил Тейлор. – Вся эта дурацкая фигня с самоопределением и впрямь накручивает людей. Ну то есть можно же прям сказать, что все убийства – из-за этого. Люди так заводятся, что рано или поздно у какого-нибудь психа срыв.
– Пирс Морган в “Добром утре, Британия” сказал, что это симптом раковой болезни общества, – вставила Клегг с заднего сиденья. – Он считает, что страна спятила и нам нужна полная перезагрузка.
– Вот же ловко-то, – заметил Мэтлок, – говорить такое, когда у нас у всех на той неделе появится возможность устроить перезагрузку.
– Сюзанна Рейд спросила, не хочет ли он сказать, будто причина развалить Королевство – в феминизме и в правах ЛГБТ, и Морган ответил, что, как ни прискорбно ему говорить такое, но хоть у кого-то должна быть не тонка кишка признать это.
Приехали в морг.
– День сурка, – сказал Тейлор, пока Мэтлок парковал машину.
– Труп сурка, – поправил его Мэтлок.
Кейт Галлоуэй ждала их в холодильнике.
– Хей, Мик, – сказала она. – Хей, Сэлли. Хей, Бэрри.
– Хей, Кейт.
– Хей, Кейт.
– Хей, Кейт.
Вотан лежал в своем ящике. Лицом кверху, вид – совершенно умиротворенный. Тело нетронуто. Как и у всех остальных.
– Генерал Джексон получил одиночный удар по затылку инструментом, похожим на молоток, – сообщила Кейт.
Все трое полицейских опешили. Они не ожидали, что патологоанатом станет так неукоснительно придерживаться правил МВД в том, что касается уважения самоопределения. Мэтлок с Тейлором решили спустить это на тормозах, но Клегг попросту необходимо было высказаться.