Майкл Гбаки и его спутники вернулись в Кенему 8 мая, уверенные в том, целительница Мениндор умерла совсем недавно. На самом деле она скончалась ровно за месяц до того, 8 апреля. После ее похорон штамм Макона распространялся почти целый месяц, но все еще оставался незамеченным. Такое впечатление, что жители деревни знали об Эболе, но, возможно, не хотели раскрывать своей осведомленности из страха перед карантинным лагерем. Таким образом, Майкл Гбаки и его группа подошли вплотную к штамму Макона, но ему удалось ускользнуть от них.
К третьей неделе мая вспышка как будто прекратилась. За все время вспышки в Западной Африке было отмечено 258 случаев установленного или предполагаемого заболевания Эболой. Эбола-Заир проявилась точно так же, как и во всех предыдущих вспышках: пара сотен человек заразилась, а потом вирус унялся под нажимом борцов с эпидемией. Всемирная организация здравоохранения готовила сообщение об окончании вспышки; его намеревались обнародовать в конце мая. «Врачи без границ» уже планировали сворачивание карантинных пунктов и вывоз персонала по домам.
В это время в Западной Африке заканчивался сухой сезон. В Кенеме дожди обычно начинаются в последних числах мая. Но в 2014 г. май уже подходил к концу, а небо оставалось голубым и безоблачным. Дни шли за днями, и в горячем сухом воздухе появлялось нечто необычное, тревожное. Небо казалось гладкой голубой бездной, пустоту которой нарушали только кажущиеся снизу крохотными белые цапли, плывущие высоко над землей. Местные предания утверждали, что цапли — это стражи, наблюдающие с высоты за землей и защищающие всех прочих животных: коров, коз, крокодилов, ящериц, даже змей. Лишь на мух не распространяется их покровительство. Мухи слишком мелки и их слишком много для того, чтобы цапли могли уследить за каждой из них. Отсюда следовало, что мухам приходится самим заботиться о себе, и они хорошо справляются с этим. По ночам, когда в городе наступала тишина, в черном безоблачном небе сияли экваториальные звезды да на юго-западе сверкали зарницы, извещавшие о приближающейся буре. После многих месяцев жары, неба цвета львиной шкуры, дыма горящих полей, висевшего в воздухе и смешивавшегося с пылью, которую ветры несли из Сахары, люди вожделели дождя. Они ждали штормов, которые исхлещут мир и сделают его изумрудно-зеленым, они мечтали услышать журчание воды, переливающейся через края канав, тянущихся вдоль улиц, и вымывающей грязь из города.
Сезон дождей приближался, Эбола не давала о себе знать, а Лина Мозес, американский биолог, консультировавшая группу эпидемиологической разведки Кенемской больницы, все сильнее скучала по дому, маленькому домику в Новом Орлеане, где ее ждали муж, художник Арон Белка, и две маленькие дочурки. Она жила в Кенеме уже несколько месяцев, и страшно тосковала по ним. Зайдя к Хану в офис Программы Ласса, она сообщила ему о своем отъезде.
«Очень жаль, что вы не останетесь подольше», — сказал ей Хан и признался, что все еще тревожится по поводу Эболы. Вирус в Гвинее не мог полностью исчезнуть и был вполне способен пересечь реку. Как только в Сьерра-Леоне обнаружится хоть один случай Эболы, придется начать интенсивный поиск вируса у населения. В этом случае присутствие в Кенеме Лины Мозес было бы для него более чем желательно.
Но Мозес не могла остаться. Дочери находились целиком и полностью на попечении отца, он возил их в школу и из школы (хотя им все же приходилось посещать группу продленного дня), готовил им еду, водил их на детские площадки, позволял им играть в своей мастерской, пока писал картины. Ей было просто невыносимо оставаться в отрыве от семьи. Покинув Кенему, она с пересадками полетела домой. Через полтора дня она обнимала мужа и детей, рыдая от счастья, что наконец-то вернулась домой.
Мозес еще находилась в воздухе над Атлантическим океаном, когда в гинекологическое отделение государственной больницы Кенемы с высокой температурой и кровотечением из родовых путей поступила 20-летняя Виктория Йиллиах. Она была беременна и рожала в местной больнице городка Коинду, находящегося в вождестве Кисси-Тенг. Младенец миссис Йиллиах родился мертвым и вышел из родовых путей с обильным кровотечением. Ее муж, Энтони, отвез супругу в Кенемскую больницу.
В родильном отделении ее осмотрели акушеры-гинекологи. Когда же ей сделали инъекцию и поставили капельницу с физиологическим раствором, вокруг проколов началось кровотечение — кровь больной не сворачивалась и устойчиво сочилась из крохотных дырочек, оставленных иголками. Симптомы указывали на тяжелый случай геморрагической лихорадки Ласса. Ее перевели в отделение Ласса, где она оказалась под присмотром старшей сестры Тетушки Мбалу Фонни.
Дождь
В отделении Ласса Тетушка облачилась в защитный костюм и снова осмотрела Викторию Йиллиах. Было сразу ясно, что она обречена. Летальность при лихорадке Ласса у беременных особенно высока. Вирус поражает и мать, и плод, который умирает и может быть самопроизвольно выкинут, а у матери начинается профузное кровотечение из родовых путей; матери, как правило, тоже умирают. Тем не менее Тетушке удавалось спасать жизни некоторых инфицированных матерей, проведя им аборт с последующим кюретажем — операцией, при которой внутренняя поверхность матки выскабливается при помощи особого инструмента — гинекологической кюретки для полного удаления остатков плаценты. В случае лихорадки Ласса эта процедура была последней попыткой спасти женщину, которая, если ничего не делать, скорее всего, умрет. В случае быстрого удаления плода и безотлагательного проведения операции для матери сохраняется пусть небольшой, но все же шанс на выживание. Спасти младенца не удается никогда.
Миссис Йиллиах уже потеряла младенца. Тетушка решила провести ей выскабливание полости матки и попытаться спасти ее жизнь. Она собрала бригаду; все медики надели защитные костюмы. Фонни при помощи ассистентов провела тщательное выскабливание, и операция прошла нормально. Затем миссис Йиллиах осталась в отделении Ласса под присмотром Тетушки и других сестер. Она не умерла. Тетушка не слишком удивилась этому. Несколько дней Виктория Йиллиах пребывала между жизнью и смертью в отделении Ласса, но постепенно пошла на поправку. Она переборола свою болезнь. Ей предстояло выписаться из больницы в июне и вернуться домой к мужу. Вероятно, выскабливание спасло ей жизнь.
Пока участь Виктории Йиллиах, лежавшей в отделении Ласса, оставалась неопределенной, над холмами Камбуи собирались в громадные белые башни грозовые тучи. Между облачными башнями сверкали молнии, рокотал гром, на Кенему обрушился ливень грохоча по крышам больницы. Начался сезон дождей.
Гроза продолжалась недолго. Снова вышло солнце, и от жестяных крыш повалил пар. Но тут же подошла следующая гроза. Дожди шли волнами, гроза за грозой, то и дело развешивая над холмами Камбуи завесы ливня. Молнии начали бить в землю, и постепенно грозы сменились затяжными дождями.
Под грохот дождя Хан разговаривал с главным врачом больницы в Коинду, где у Виктории Йиллиах случился выкидыш с кровотечением. Тот сообщил, что у одной из находящихся там женщин имеются симптомы Эболы. Более того, продолжил он, еще двух женщин с симптомами, похожими на Эболу, родственники забрали из местного стационара и отвезли в Кенему, в больницу.
Новости были весьма тревожными. Хан попросил собеседника прислать в Кенему образец крови больной женщины, чтобы сделать анализ на Эболу. И похоже, что Эбола могла оказаться у двух пациенток, которые уже находились где-то там, в Кенемской больнице. Хан позвонил одному из штатных врачей больницы, Абдулу Азизу Джеллоху, и попросил его срочно поискать по всем отделениям женщин с симптомами Эболы.
Доктор Азиз обошел больницу и действительно обнаружил женщину, у которой наблюдались классические симптомы Эболы. «Конъюнктива [слизистая оболочка глазных век] была сильно воспалена, глазные яблоки покрасневшие, неподвижное, как маска, лицо, понос, рвота, сухие губы и воспаленные десны», — вспоминал позднее доктор Азиз. Женщину звали Сатта К. Врач распорядился взять у нее кровь на анализ и перевести ее в отделение Ласса. Сатта К. оказалась в отделении Ласса рядом с Викторией Йиллиах.
На следующее утро из больницы Коинду выехал курьер на мотоцикле. Он вез собой пластмассовую коробку, в которой находилась единственная пробирка, содержавшая совсем немного — не покрыть и фалангу пальца — крови. Кровь взяли у той самой женщины с симптомами Эболы. Ее звали Мами Лебби, она была родственницей Мениндор и присутствовала на похоронах целительницы. Посыльный попал в грозу, добрался до Кенемы уже под вечер и вручил пробирку Августину Гобе, заведующему «горячей» лабораторией.
Мистер Гоба облачился в белый защитный костюм, надел очки, двойные перчатки и резиновые бахилы. Держа в руке пробирку, он толкнул тяжелую дверь «горячей» лаборатории. Когда он входил внутрь, в приоткрытой двери вокруг него зашипел воздух. Гоба занялся подготовкой образца крови к анализу. Это длительное занятие. Время было позднее; Гоба продолжит работу завтра, в воскресенье.
Воскресным утром часть медсестер, приходящих в общие отделения к восьми, перед началом работы пела гимны для того, чтобы подбодрить пациентов и вдохновить себя. По воскресеньям мусульмане Кенемы настраивали радио на христианские программы и слушали евангельские песнопения в изложении для трехголосного хора, точно так же, как по пятницам христиане Кенемы слушают по радио проповеди имамов. Немного позже христиане семьями выходят на улицы и направляются в церковь. Люди наряжаются по-праздничному, мужчины носят брюки и спортивные рубашки, мальчики одеваются так же, как отцы, девочки красуются в белых или розовых платьях, а женщины — в