Появление в больнице правительственных медиков в диковинных одеяниях перепугало и больных, и их родственников. Объясняясь через респиратор на крио, Майкл рассказал Мами Лебби и ее близким, что у нее тяжелая болезнь под названием Эбола. Болезнь очень опасна и может передаваться окружающим, объяснил он. Он хотел бы отвезти Лебби в государственную больницу Кенемы, где за ней будут лучше ухаживать, а болезнь не передастся другим. Он не имеет права силой усадить Мами Лебби в машину. Решение за больным — за нею.
Но Мами Лебби оказалась слишком слаба и не смогла принять решение. Так что решать пришлось ее близким. Муж был за перевод в Кенемскую больницу, но прочие родственники воспротивились. «Родственники встали стеной против, — вспоминал потом Майкл. — Они то и дело поминали карантинный центр „Врачей без границ“ в Гвинее и говорили, что в Гвинее людей забирали туда, и все они исчезали насовсем».
Майкл и его сотрудники решили остаться в защитных костюмах и все же попытаться убедить семью. Они еще добрых четыре часа вели разговоры с родственниками Мами Лебби, но те были непреклонны: больная останется здесь.
Вспомним приведенный выше пример с подобной ситуацией в городском предместье где-нибудь в Массачусетсе. Допустим, вы навещаете больную мать в больнице Ньютон-Уэллсли, и вдруг туда вламывается толпа чиновников в скафандрах. Они являются в палату вашей матери и объявляют, что ее поразил смертоносный вирус и они сейчас увезут ее в правительственную больницу, — у вас обязательно появятся вопросы к ним. Вероятно, вы возмутитесь.
Дискуссия вокруг Мами Лебби продолжалась, а у больницы тем временем начала собираться толпа, и по окрестным деревням поползли слухи и полетели эсэмэски. Толпа росла, и производимый ею шум стал проникать внутрь больницы, где находились Майкл и его сотрудники. Было слышно, как под окнами дома прохаживались люди. В толпе, где было много молодежи, говорили на кисси.
Водители, как и было приказано, держались около машин. Сахр Ньокор, естественно, понимал разговоры на родном языке, и ему стало страшно. Он подошел к окну и замахал руками; Майкл Гбаки увидел его и чуть-чуть приоткрыл створку.
— Молодежь, — сказал ему Ньокор, — собирается напасть на приезжих медиков. Они хотят сначала сжечь машины, чтобы приезжие не удрали, а потом избить, а то и вовсе убить их.
Гбаки кинулся к своим спутникам и велел им выбегать из больницы и сбрасывать защитные костюмы, не тратя времени на обеззараживание. Все они, в своих скафандрах, выскочили за дверь и оказались перед группой враждебно настроенных молодых людей, державших в руках камни. Толпа стояла рядом с машинами, отрезав медикам путь к бегству.
Медики сбросили респираторы, поспешно содрали комбинезоны и стряхнули с ног резиновые бахилы. Водители отступили от машин к медикам. Гбаки и его заместитель, эпидемиолог Лансана Каннех, наскоро обсудили положение и решили, что лучше всего будет попытаться укрыться в местном полицейском участке, до которого было чуть больше 350 метров. Поскольку переобуться они не могли, бежать пришлось в одних носках.
Агрессивная молодежь приближалась, и медики пустились наутек. Стараясь держаться вместе, они неслись к полицейскому участку, и не исключено, что призом этого забега могла оказаться жизнь. Местные парни бежали следом, швыряя булыжники с яблоко размером, каждый из которых вполне мог пробить череп. Медики, то и дело оглядываясь, чтобы уворачиваться от камней, благополучно добежали до полицейского участка и, задыхаясь, ввалились туда, когда толпа уже совсем догоняла их. Никто из них не пострадал.
Полицейские, странным образом, до этой минуты не замечали происходящего. Майкл и прочие сотрудники группы эпидразведки сказали, что хотят составить заявление о нападении, от которого только что чудом спаслись, и сообщили, что боятся, как бы их машины не сожгли. Полицейские велели им заполнить форму, описав подробности инцидента, место, где все происходило, время события и т. д.
Майкл заполнил форму. Но медики не могли покинуть полицейский участок, потому что толпа молодежи никак не расходилась. Шли часы, стемнело. Глядя из окна в ночную тьму, они ждали, что вот-вот увидят языки пламени от горящих машин. В городке неумолчно трещали моторы мотоциклов.
Но еще через несколько часов город, кажется, утих. Они вернулись к своим машинам, которые оказались невредимыми. Но за те часы, которые они просидели взаперти, все девять женщин с симптомами Эболы, включая Мами Лебби, исчезли из больницы. Их койки опустели.
Дело обстояло так: у жителей этих мест имелись телефоны и мотоциклы, и новости быстро распространялись. Родственники больных женщин организовали спасательную экспедицию. Добраться до Коинду на мотоциклах из деревень на берегу Маконы можно было за 20 минут. Люди приехали под покровом ночи, проникли в больницу и забрали оттуда своих близких. Всех девять инфицированных Эболой женщин усадили за спины к мотоциклистам и увезли в безопасные места — спрятали в деревнях или переправили за реку, в Гвинею. Мами Лебби, как выяснилось позднее, так же, на мотоцикле, отвезли к лодочной переправе и доставили в Гвинею. (Через несколько недель выяснилось, что для нее все закончилось благополучно; тогда она в качестве выздоровевшей от Эболы дала несколько интервью местным СМИ.)
Ночевать в Коинду было нельзя, обстановка в городе оставалась слишком опасной, и разведывательная группа поехала в другой город, более крупный и спокойный, где и осталась до утра. На следующий день они вернулись в окрестности Коинду и взялись за объезд близлежащих деревень в поисках девяти женщин, увезенных из больницы. Искали они и других людей с признаками Эболы. Местные жители отказывались разговаривать с ними. А в деревнях, несомненно, прятали всех, у кого можно было заподозрить Эболу.
Когда группа эпидразведки тронулась в обратный путь в Кенему, Майкл Гбаки позвонил своей жене Зейнаб. Он сказал, что с ним все в порядке и что он вернется домой из патруля — так обычно именовались такие поездки — как раз к позднему ужину. Дети обычно ели раньше и ложились спать — им с утра надо было в школу. Автомобили въехали на территорию больницы и остановились рядом с офисом Программы Ласса. Майкл вошел в свой кабинет, расстегнул дорожную сумку и вынул часть бумаг. Он был измотан донельзя. На крючке висела толстовка L. L. Bean; он надел ее, потому что его знобило от ночной прохлады. На стене, над его столом, была прикреплена большая карта восточной Сьерра-Леоне, испещренная сотнями точек, обозначающими деревни. Он часто пользовался этой картой, изучая распространение лихорадки Ласса. Сейчас вид россыпи деревень не улучшил его настроения.
Где-то там гнездилась Эбола, но найти ее будет очень трудно. Он забросил на плечо сумку на молнии, надел шлем, вышел из кабинета и завел мотоцикл.
Он ехал не спеша, объезжая лужи и ощущая лицом поток свежего воздуха. В сезон дождей ночи были красивыми, прохладными и грозовыми. Его путь пролегал мимо скученных домишек из бетонных блоков, разделенных ухабистыми немощеными улочками. Многие дома были темными, лишь кое-где в окнах виднелся зеленоватый свет люминесцентных ламп. Там родители, уложив детей, убирали посуду после ужина или сами ложились спать.
Не так давно Кенема была разорена в ходе гражданской войны, известной под названием «Война кровавых алмазов». Мародеры-солдаты, вооруженные автоматическим оружием, застрелили множество местных жителей, отрубали им руки и ноги мачете и заставляли работать на алмазных приисках под страхом смерти. Причиной войны были алмазы. Власть над алмазными приисками — это и есть власть над Сьерра-Леоне. Война закончилась и положение изменилось к лучшему, и Гбаки часто раздумывал о том, что жизнь в Кенеме не была легкой. И объяснить коллегам, приехавшим из других стран, чего стоит содержать семью в Кенеме, тоже было непросто. Он проехал по дороге, тянувшейся вдоль грунтовой взлетной полосы заброшенного аэродрома, уже много лет не принимавшего самолеты.
Свернув на дорожку, ведущую к кучке домов, построенных близ конца бывшей взлетно-посадочной полосы, он остановил мотоцикл возле выкрашенного в желтый цвет скромного, но безукоризненно чистого, оштукатуренного домика под новой жестяной крышей. Они с Зейнаб растили много детей. Их родные дети стали уже подростками и юношами, и еще с ними жили дети брата Майкла — помладше. Дети услышали звук мотоцикла Майкла и высыпали из дома. Он был любящим отцом. Как только мотоцикл остановился, дети кинулись обниматься.
— Как патруль? Как патруль? — спрашивали они.
— Слава богу, не так плохо, как могло бы, — сказал он и сурово добавил: — Не прикасайтесь ко мне.
Ребятишки попятились. Они не могли понять, почему вдруг отец решил сторониться их. А он сошел с мотоцикла и первым делом снял туфли и носки. Дети с изумлением смотрели на него. Майкл два дня ходил по зараженным районам, и на его обуви вполне могли попасть вирусные частицы. Он обулся в пластмассовые шлепанцы, которые специально на этот случай оставил за дверью. Частицы вируса Эбола могли попасть и на кожу ног. Шлепанцы должны были исключить контакт его кожи с любой поверхностью, к которой могли прикасаться дети. Обувшись, он напомнил детям, чтобы они не подходили к нему, и велел идти в дом.
Обувь и сумку он положил в специальное место, к которому никому не разрешалось прикасаться. Потом он подошел к уличному колодцу, набрал ведро воды и направился к стоявшей чуть поодаль от дома будке из тех же бетонных блоков. Это была прачечная. Он вошел туда.
Перед сном
Прачечная во дворе дома Майкла Гбаки была оборудована камерой обеззараживания, этакой самодельной «серой зоной», предназначенной для того, чтобы не допустить вирус в семью. Там находилась пластмассовая ванна, сейчас полная воды, щетка, полотенца и пакет тампонов, пропитанных спиртом. Сейчас в это помещение было строго настрого запрещено входить кому бы то ни было, кроме него самого.