Там он сбросил шлепанцы, снял часы и положил их на сухое место. Отмерил дозу дезинфицирующего раствора и вылил в воду. Потом разделся донага, положил одежду в чан с дезинфицирующим раствором и стал тщательно тереть ее щеткой. Удостоверившись, что все предметы одежды полностью пропитались раствором, он оставил ее там на полчаса. Это должно было гарантированно убить все вирусные частицы. После этого он медленно облился водой из ведра, тщательно намылился, смыл мыло и вытерся чистым полотенцем. Часы и ремешок он вытер проспиртованным тампоном, чтобы простерилизовать, и надел на руку.
Затем, совершенно голый, если не считать часов, и предположительно очищенный от частиц вируса Эбола, Майкл Гбаки завернулся в полотенце, сунул ноги в пластиковые сандалии, пересек двор и вошел в дом. В спальне он облачился в чистое, и вышел в гостиную, где наконец-то обнял жену и детей.
Зейнаб приготовила на обед листья кассавы, рис и копченую рыбу со стручками бамии. Все, кроме Майкла, уже поели, и он наполнил тарелку и сел за стол. Всем было интересно, как же прошла его вылазка в район, где была отмечена Эбола. Он рассказал о том, как местные жители напали на них и чуть не сожгли их машины, как они обнаружили и упустили девять больных лихорадкой Эбола, и о том, что люди не верят в реальность Эболы.
Дети слушали как зачарованные. Зейнаб же не на шутку испугалась, особенно когда он сказал, что завтра вернется со своей группой в тот же район и будет искать других заболевших. К тому времени, когда Майкл ложился в постель, у него возникло стойкое ощущение, что ситуация уже полностью вышла из-под контроля.
Пока Майкл Гбаки рассказывал в кругу семьи о своей поездке в «красную зону», Лина Мозес стояла в коридоре второго этажа Центра здравоохранения Тулейна, находящегося в центре Нового Орлеана и рассматривала биозащитное снаряжение и медицинские расходники на сумму в $60 000. Все это было разложено во множество картонных коробок, занимавших чуть ли не всю длину коридора. Она срочно возвращалась в Кенему. Дома она провела всего два дня.
Американский консультант кенемской Программы Ласса, профессор микробиологии Университета Тулейна Роберт Гарри, уже вылетел в Кенему с грузом первой необходимости. Он поручил Лине Мозес закупить как можно больше биозащитного снаряжения — сколько удастся найти в продаже без заказа, санкционировал выдачу для этой цели большой денежной суммы и попросил безотлагательно доставить все это в Кенему. Хумарру Хану и Тетушке Мбалу Фонни это будет крайне необходимо, и как можно скорее.
Глядя на груду закупленного снаряжения, Лина ощущала странную смесь страха и воодушевления. Горы одноразовых негерметичных защитных комбинезонов. Респираторы с фильтрами тонкой очистки HEPA. Очки. Высокие резиновые сапоги. Нитриловые хирургические перчатки — особо прочные. Множество рулонов клейкой ленты. Она очень часто бывает нужна при работе в биологически опасной обстановке, чтобы заклеивать разрывы и подгонять защитный костюм. Множество комплектов для взятия крови, которую будут изучать в «горячей» лаборатории на наличие вируса Эбола. Системы для внутривенного вливания, иглы к ним и инфузионные мешки для вливания физраствора больным лихорадкой Эбола, чтобы избежать обезвоживания. Насосы с распылителями для разбрызгивания хлорсодержащего дезинфицирующего раствора. Биозащитные мешки для трупов из белого тайвека — в них будут хоронить умерших от Эболы.
Еще во время обучения в колледже Лина Мозес хотела бороться с Эболой во время вспышки. И несколько лет мечтала об этом. Теперь ее мечта наконец-то сбудется. Это была своего рода битва, битва здравоохранения, целью которой было спасение жизней. Врагом была Эбола-Заир, и никто из тех, кто выйдет против нее, не могут чувствовать себя в безопасности. Конечно, она может заразиться, любой может заразиться, но Мозес не сомневалась в своей квалификации и опыте. Она была эпидемиологом-практиком и уже не один год работала с вирусом Ласса, а ведь это такой же патоген 4-го уровня, как и Эбола. Всю вторую половину дня она перекладывала покупки из магазинных коробок в 27 больших пластмассовых дорожных ящиков, купленных в Walmart.
Домой она попала поздно. Арон забрал девочек из школы, а потом из группы продленного дня и приготовил ужин. В тот вечер Лина и Арон устроились в кровати вместе с пятилетней Одри и читали ей книгу. Старшая дочь уединилась в своей спальне с научно-фантастическим романом-антиутопией. Той ночью в доме Лины Мозес никто не упоминал об Эболе. Ни слова о том, что мама, едва успев приехать, отправляется обратно в Африку, чтобы бороться с Эболой. Ни разу не было произнесено само слово «Эбола». О существовании вирусов не вспоминали вообще.
Лежа в постели рядом с мужем, Лина Мозес ощущала себя защитницей и его, и девочек. Ей и впрямь не хотелось, чтобы дочки знали об Эболе. Они еще слишком малы для того, чтобы рассказывать им о вирусах, Арон же вирусами не очень интересуется. У него сильно развитое зрительное воображение. Он написал ее портрет и передал ее глаза, как никто другой, их зелено-карий цвет, вспышки эмоций, заставляющих глаза порой наполняться слезами. Она не хотела, чтобы мысленному взору мужа представлялись ее тело и лицо, тронутые симптомами лихорадки Эбола. Арон останется дома и будет воспитывать девочек, а она отправится на передовую.
Лиза Хенсли отнесла Джеймса по лестнице в спальню, поцеловала на ночь, и он забрался на свою подвесную кровать, взяв с собою ноутбук. В Западной Африке разгоралась вспышка Эболы, и в Либерии внезапно обнаружилось сразу изрядное количество случаев заболевания. Ей предстояло вновь отправиться в командировку в лабораторию, устроенную в бывшем обезьяньем питомнике близ Монровии. Находясь дома, она уделяла много внимания Джеймсу и думала о том, как он воспримет ее следующую поездку в район эпидемии. На этот раз он, кажется, вовсе не боялся. Скорее, был расстроен расставанием. Чтобы подбодрить сына, она пообещала, что, как только вернется, они устроят себе отпуск и поедут в Южную Каролину купаться в океане и наслаждаться радостями жизни.
На следующее утро Майкл Гбаки рано вышел из дома и поехал на мотоцикле в больницу, захватив с собою сумку. Он собирался уехать на несколько дней. Мобильная связь в Маконском треугольнике существует лишь местами, и он предупредил Зейнаб, что даст о себе знать лишь на обратном пути — позвонит с дороги, когда будет подъезжать к Кенеме.
Провожая взглядом мужа, удалявшегося по дороге на мотоцикле и свернувшего к взлетной полосе, Зейнаб Гбаки молилась за него. Она очень боялась, что ни она, ни дети больше не увидят его. Он был медиком на государственной службе, и служебный долг заставлял его посещать очень опасные места, где легко можно было расстаться с жизнью.
Засада
Следующие три дня Майкл и его группа эпидемиологического надзора на нескольких лендкрузерах колесила по восточной части Сьерра-Леоне, пробираясь по раскисшим дорогам, останавливаясь в деревнях и расспрашивая жителей. Они быстро отыскали 12 женщин с симптомами Эболы; среди них были и те, кого «спасли» из больницы в Коинду, пока медики прятались в полицейском участке. Все эти женщины присутствовали на похоронах Мениндор. Всех 12 больных доставили в Кенемскую больницу. Там их кровь исследовали в «горячей» лаборатории, все результаты показали наличие вируса Эбола, и женщин поместили в изолятор под опеку Тетушки и ее подчиненных.
В поездках Майклу Гбаки часто сопутствовал коллега Лансана Каннех. Время от времени их машиной управлял Сахр Ньокор из племени кисси. В тех деревнях для группы эпидразведки человек, говорящий на кисси, ценился на вес золота. Но водитель Ньокор оказался также и причиной серьезной проблемы. Он был родом из Дару, крупного города, расположенного в углу Треугольника, примерно в часе езды от Кенемы, и в Дару у него было много друзей и родственников. Отряд быстро выявил несколько случаев Эболы в Дару — вирус приближался к Кенеме. 29 мая Ньокор вел машину скорой помощи, чтобы забрать из Дару пациента с подозрением на Эболу.
От водителей не требовали, чтобы они ходили в защитных костюмах. Им полагалось оставаться в машинах. Больными Эболой должны были заниматься медики, одетые в полные комплекты СИЗ. Однако во время поездки в Дару Сахр Ньокор покинул машину и зашел в один из домов, где жил кто-то из его знакомых или родственников. По-видимому, боясь напугать друзей, он не стал надевать спецкостюм. Позднее оказалось, что кто-то в этом доме заболел Эболой.
На следующий день после того, как Ньокор зашел в дом в Дару, Лина Мозес со своими 27 ящиками биозащитного и медицинского снаряжения прибыла в международный аэропорт неподалеку от Фритауна. Пройдя таможенный контроль, она доставила все имущество к лендкрузеру, который дожидался ее на посыпанной гравием стоянке, где всегда толпились желающие помочь приезжим с их багажом за соответствующую плату. Они кинулись к Мозес, но она сказала, что справится сама, и принялась загружать ящики в машину. Забив салон, она забралась на крышу, чтобы уложить оставшиеся ящики на багажник. Кучка носильщиков стояла рядом, наблюдая за ее работой. Она обхватила ящики веревкой и стала крепить ее.
— Вы только посмотрите на руки и плечи этой женщины, — сказал на крио один из зевак.
— Да сильная-то какая! — воскликнул другой. Они, конечно же, не знали, что она владеет их языком.
— Ее мужу повезло, — сказал третий. — У него сильная и работящая жена.
Мозес улыбнулась им. Она пребывала в приподнятом настроении.
Через несколько часов Мозес уже разговаривала в библиотеке лаборатории Ласса с Робертом Гарри, микробиологом из Университета Тулейна, главным американским консультантом Программы Ласса. Гарри прилетел из Нового Орлеана несколькими днями раньше и тоже привез с собой большой груз биозащитного снаряжения. Они спланировали стратегию будущих действий. Мозес надлежало немедленно организовать прямо в этой комнате, в библиотеке, кризисный штаб. Ей самой предстояло обеспечивать связь и оперативную поддержку Тетушке в отделении Ласса, Хану и группе эпидемиологической разведки. На ней лежало снабжение отделения Ласса биозащитными костюмами и медицинским оборудованием и координация связи и действий различных частей Программы, которая представляла собой главную линию обороны в Сьерра-Леоне.