Роберт Гарри должен был изучать вирус в лаборатории, работая в тесном контакте с Пардис Сабети, геномиком из Гарварда, и Хумарром Ханом. Они намеревались собрать коллекцию образцов крови, взятых у больных Эболой и пациентов, у которых подозревается это заболевание. Образцы следовало доставить самолетом в США, к Сабети, а той предстояло провести в Институте Броуда секвенирование геномов вируса, чтобы определить, как он менялся при передаче от человека к человеку.
В Кенеме Роберт Гарри должен был заниматься сбором и хранением образцов крови и отправкой их в Гарвард, а также работать в «горячей» лаборатории. Хумарр Хан и руководители министерства здравоохранения Сьерра-Леоне как манны небесной ждали секвенирования генома Эболы и для облегчения работы Хан и Сабети, с одобрения начальства, собирались использовать метод получения образцов, позволяющий не вмешиваться в лечебный процесс: брать сыворотку крови, оставшуюся после выполнения других анализов. Этот материал относился к чрезвычайно опасным медицинским отходам. «Мы сделали все возможное, чтобы не оставлять следов при отборе образцов», — вспоминала потом Сабети.
Помимо работы в «горячей» лаборатории с собранной кровью, Роберт Гарри должен был еще ездить вместе с Хумарром Ханом по местным больницам селений Маконского треугольника для просвещения медиков насчет Эболы. Хан и Гарри хотели также наблюдать за ситуацией вблизи, на месте событий. Мозес и Гарри завершили наметки планов, и Мозес взялась за переноску части доставленного снаряжения в отделение Эболы, к Тетушке. К тому времени там лежало уже 15 пациентов с Эболой. В отделении поначалу было лишь 12 коек, но Тетушка разместила еще три. И люди с этим диагнозом продолжали поступать. Тетушка и остальные медсестры ходили в СИЗ, выбивались из сил на дежурствах среди пациентов, которые страдали рвотой, поносом и в конце концов умирали. Мозес нашла Тетушку в вестибюле отделения Эболы. Женщины обнялись. Шла вторая половина дня 30 мая.
Майкл Гбаки и Лансана Каннех на машине, за рулем которой сидел Сахр Ньокор, въехали в деревню Колусу, находившуюся в вождестве Кисси-Тенг. Колусу, окруженная участком густого леса, приткнулась на крутом склоне холма. Медики получили сведения, что в этой деревне умерла одна из тех предположительно больных Эболой женщин, которых увезли на мотоциклах из больницы. В другой машине рядом с водителем сидел эпидемиолог из американской биотехнологической фирмы «Метабиота». Машины остановились в лесу, немного не доехав до деревни. Водители остались при машинах, готовые к поспешному отъезду в случае волнений. Майкл со спутником осторожно направились в деревню. После недолгих переговоров местные жители проводили их к дому, где лежало в кровати тело умершей. Ее лицо было знакомо Майклу и его напарнику. Это действительно оказалась одна из девяти женщин, увезенных из больницы. И умерла она, несомненно, от Эболы.
Врачи рассказали обитателям деревни, что труп опасен и его нужно немедленно захоронить, соблюдая особые предосторожности.
Предложение не встретило понимания. «Они категорически не соглашались на это. Мы долго убеждали их, преодолевая множество возражений, — рассказывал позднее Гбаки. — Они совершенно не желали верить в Эболу. Переговоры шли очень тяжело».
Гбаки и Каннех провели в деревне три часа, убеждая местных жителей похоронить умершую. Опускалась ночь, но эпидемиологи ясно дали понять, что не уедут, пока тело не будет похоронено. В конце концов двое подростков согласились зарыть тело. Тревожась о мальчишках, медики одели их в спецкостюмы, оделись сами. Обрызгав тело дезинфицирующим раствором, они поместили его в мешок для опасных биологических отходов, взяли вместо носилок старую дверь, отнесли труп к лесной поляне, где находилось местное кладбище, и парни принялись рыть могилу, обливаясь потом в своих костюмах. Когда они закончили, было уже девять вечера. В лесу стало совсем темно, а фонарей медики не взяли. Они с трудом видели, что делают. И как только они собрались опустить тело в яму, разверзся ад.
Оказалось, что похороны были ловушкой. Пока двое парней рыли могилу, толпа молодежи из деревни тихонько подкралась и затаилась в кустах возле могилы. По сигналу они принялись швырять камни в эпидемиологов. Над головами Гбаки и Каннеха свистели булыжники размером с бейсбольный мяч. Врачи пригнулись и с криками, не разбирая дороги, кинулись в лес и вверх по склону, пытаясь отыскать машины, а агрессивная молодежь гналась за ними с камнями. Нападавшие отлично знали свой лес, а белые защитные костюмы представляли собой отличные мишени. Майкл и Лансана понятия не имели, куда бегут, и не видели ничего в лесу. Но вскоре им удалось как-то оторваться от преследователей.
Гбаки услышал, как заработал мотор машины, — и тут же звук стал удаляться. Это удирал представитель «Метабиоты». «Они попросту сбежали», — рассказывал позднее Майкл. Тут они услышали крики Сахра Ньокора и побежали на голос. Водитель продолжал кричать, чтобы они смогли найти его, а сам тем временем завел мотор и развернул машину, чтобы сразу же уехать. Они добежали до скорой помощи, но выяснилось, что там устроена вторая засада. Снова из темноты полетели камни, заколотили по дверям. Ньокор нажал на газ, машина рванулась вперед, и тут камень пробил дыру в лобовом стекле, а еще два разбили боковые зеркала. Через несколько секунд они уже мчались через лес, окружающий деревню.
Они едва-едва спаслись от гибели. До Кенемы они ехали без остановок. Майкл Гбаки попал домой лишь в три часа ночи, так и не успев отойти от глубокого потрясения. Он прошел в свою умывальную комнату, простерилизовался, оделся в чистое и прошел в дом. Зейнаб и один из старших сыновей ждали его и очень беспокоились. Зейнаб держала для мужа подогретую еду, но он был так расстроен, что не мог есть; лишь выпил воды и лег, чтобы попытаться поспать хоть несколько часов. Завтра ему с группой предстояло снова ехать в зону распространения Эболы в поисках людей, задетых этой болезнью.
Теперь проблема вырисовалась перед ним во весь рост: местные жители не верили в реальность Эболы. Вирус существовал, распространялся, но обитатели затронутых им мест яростно восставали против медиков, пытавшихся найти его. Ему стало совершенно ясно — после того, как его чуть не убили, — что его страна идет к бедствию. Лично ему оставалось одно: продолжать делать свое дело и стараться уберечь семью.
Роберт Гарри, ученый из Университета Тулейна, в «горячей» лаборатории отбирал кровь из пробирок с образцами для других клинических анализов. «Горячая» лаборатория располагалась в тесной комнатушке, где имелся лишь необходимый минимум оборудования. Августин Гоба и его лаборанты с помощью амплификатора проверяли кровь на наличие вируса, чтобы отделить пациентов, зараженных Эболой, от тех, кто не затронут ею. Надя Вокье, француженка, работавшая в «Метабиоте», делала анализы на своем амплификаторе параллельно с Гобой, то есть каждого пациента тестировали дважды; это гарантировало достоверность исследований и позволяло избежать ошибки в результатах, которая могла бы стоить пациенту жизни. Если бы у кого-нибудь, не болеющего Эболой, результат анализа ошибочно оказался положительным, его поместили бы в карантин, где человек неизбежно заразился бы. А если анализ окажется отрицательным, но в действительности человек будет заражен, его выпишут домой или переведут в общее отделение, где он передаст вирус окружающим. Таким образом, каждый анализ, сделанный Августином Гобой и Надей Вокье, был делом жизни или смерти. И Гоба, и Вокье, и их лаборанты испытывали постоянное сильное эмоциональное напряжение, — а ведь им приходилось иметь дело с зараженной кровью. Малейшая ошибка может стоить жизни. Никому из работавших в «горячей» лаборатории не удавалось толком высыпаться.
Это оборудование требовалось и Роберту Гарри, и он работал по ночам, когда лаборатория была менее загружена. Но чем дальше, тем труднее в моральном плане становилось ему заниматься в «горячей» лаборатории исследовательской работой, в то время как главной задачей лаборатории были анализы крови для спасения людских жизней. Однако уже за несколько дней Гарри смог собрать образцы для исследования от 49 пациентов с подозрением на Эболу — множество микропробирок с сывороткой человеческой крови. Сыворотка крови — это прозрачная золотистая жидкость, содержащая в себе все, что имеется в крови, кроме эритроцитов, которые оттуда специально удаляют[23]. Каждая микропробирка длиной с кончик заточенного карандаша содержит каплю сыворотки крови размером не больше лимонного семечка. И в каждой такой капельке содержится от нескольких сотен миллионов до миллиарда частиц вируса Эбола. Геном нового вируса Эбола, находившегося в этих каплях, был еще не прочитан и не расшифрован. Капли смешали с большим количеством стерилизующих химических веществ, убивающих вирус, и заморозили. Августин Гоба упаковал пробирки со стерилизованной сывороткой крови в коробку с сухим льдом и отправил ее международной курьерской службой в Гарвард.
Четыре дня спустя ящик прибыл в лабораторию Сабети, расположенную в северо-западном корпусе Гарварда, и Стивен Гайр облачился в костюм биологической защиты, внес ящик в крошечную лабораторию с биоизоляцией и там открыл его. Предполагалось, что образцы не опасны, но Гайр не желал испытывать судьбу.
Гайр высок, немногословен и окружен аурой серьезности и аккуратности. Войдя с закрытым ящиком доставленных из Африки образцов крови в биоизолированное помещение, он сообразил, что не взял нож. Расстегнув молнию защитного комбинезона, он вынул из кармана ключи от машины и разодрал ими ленту, которой была заклеена коробка. Лед растаял, но пробирки оставались холодными и их вид не внушал опасений: цвет содержимого говорил о том, что сыворотка была стерилизована.
Первым делом Гайру следовало выделить из сыворотки генетический материал и исследовать все образцы на наличие вируса Эбола. Из 49 человек, у которых была взята кровь, 14 были заражен