К каждому фрагменту ДНК в капле был прицеплен уникальный штрих-код — короткая комбинация из восьми букв ДНК-кода, свидетельствующий, что данный фрагмент был получен от одного из 14 пациентов. «Каждый подписанный штрих-кодом фрагмент ДНК можно рассматривать как своего рода книгу, — объяснял Стивен Гайр. — Книга находится в переплете, на которой проставлен ISBN [международный стандартный книжный номер]. Книга короткая, и читатель может легко разобраться в ее содержании. Книга без труда разыскивается по ее ISBN; потому-то капля и называется библиотекой. Книги в геномной библиотеке ДНК скреплены таким образом, чтобы библиотеку можно было поместить в машину — генетический секвенатор, которая читает все книги». Все «книги» из букв ДНК были свалены в громадную беспорядочную кучу, и что скрывалось под их обложками, было неизвестно. Хотя капля — это всего лишь вода и ДНК, она содержит не меньше информации, чем 50 000 Библиотек Конгресса. Это служит прекрасной иллюстрацией способности жизни хранить гигантские количества информации в крайне малом объеме. Капля-библиотека содержит 14 изображений вируса Эбола, 14 кадров из фильма, запечатлевшего вирус, запустивший цепную реакцию распространения в человеческих популяциях. Внутри капли-библиотеки изображения раздроблены на крошечные фрагменты и смешаны с огромным множеством других фрагментов. 14 изображений еще нужно было найти и вытащить из капли.
В пятницу 13 июня Гайр принес единственную пробирку с каплей-библиотекой в регистратуру Геномной платформы Института Броуда. Поместив пробирку вертикально в контейнер, он зарегистрировал заявку на секвенирование в кратчайшие сроки. Требовалось считать из капли содержащуюся в ней генетическую информацию объемом в 50 000 Библиотек Конгресса, положив начало выявлению изменений вируса Эбола в Западной Африке при переходе от человека к человеку.
Лаборант взял коробочку, в которой находилась крошечная пробирочка с прозрачной каплей — геномной библиотекой вируса Эбола из Маконского треугольника, вынес ее из здания, прошел по улице, завернул за угол и оказался в приземистом домике землистого цвета, где когда-то хранили орешки и пиво, которыми торговали в парке Фенвей. Теперь здание принадлежало Институту Броуда; здесь находился самый мощный в мире комплекс секвенаторов ДНК. Посреди бывшего продовольственного склада рядами стояли 60 таких аппаратов, которые, под присмотром сменных команд операторов, круглые сутки все семь дней в неделю считывали последовательность букв ДНК, извлеченной из биологических образцов.
В те дни, когда велась расшифровка генетического материала вируса Эбола, каждый секвенатор был размером с тележку мороженщика и стоил $1 млн. Сейчас, когда я пишу эти строки, в Институте Броуда используют секвенаторы величиной с обычный принтер. Они до сих пор стоят $1 млн каждый и до сих пор размещаются в бывшем складе орешков и пива парка Фенвей. Ученые Института Броуда почему-то так и не переместили свое самое важное оборудование в дорогие хрустальные дворцы, возвышающиеся за углом.
За последнее время эти аппараты прочитали последовательности в геноме человека, связанные с шизофренией, аутизмом, обсессивно-компульсивным расстройством, большим депрессивным расстройством и детскими аллергиями. Секвенаторы Института Броуда используются также в проекте, цель которого — выяснить, какие функции выполняет каждый белок каждой клетки человеческого организма. Приборы считывали ДНК раковых клеток — в ходе долговременной работы, направленной на выяснение, как убить любую раковую клетку у любого пациента. С их помощью были прочитаны геномы полного человеческого микробиома — всех разновидностей бактерий, живущих в человеческом теле и на нем. Микробиом человека находится в кишечнике, в придаточных пазухах носа, в грязи под ногтями, перхоти, налете на языке и зубах, ушной сере, подмышечном поте, смегме крайней плоти, пупочном войлоке и катышках между пальцами ног.
Аппаратура Института Броуда секвенировала геном туберкулезной палочки, малярийного паразита и комара — переносчика малярии. Она прочитала ДНК целаканта, кролика и 4400 скелетов людей, которые жили в различных регионах Европы на протяжении очень интересного периода бронзового века, который наступил вскоре после создания Стоунхенджа.
Но вернемся к капле с вирусом Эбола. В машинном зале, где некогда хранились продукты, лаборант пипеткой отобрал из пробирки примерно десятую часть капли-библиотеки размером с капельку влаги в воздухе в туманный день и поместил жидкость на стеклянную пластинку — проточную кювету. В микроскопической капельке содержалась вся геномная библиотека из крови 14 больных Эболой из Маконского треугольника. В капилляры проточной кюветы ввели определенное количество воды, после чего кювету вставили в гнездо секвенатора.
Следующие 24 часа секвенатор работал автоматически, прогоняя воду через освещаемую лазером проточную кювету. На поверхности проточной кюветы сотни миллионов фрагментов ДНК собирались в сотни миллионов микроскопических цветных пятнышек. В ходе работы пятнышки меняли цвета, а камера фиксировала эти изменения в россыпи пятен и сохраняла данные. Через 24 часа машина закончила считывание предоставленной Гайром библиотеки отмеченных штрих-кодами фрагментов ДНК. Данные были пересланы в компьютерную сеть Института Броуда, где все фрагменты были сложены и геном сформирован — система верно расставила все книги в библиотеке и расположила в верном порядке буквы в них.
Гайра и Сабети известили о том, что компьютер закончил работу. Были получены 12 полных геномов вируса Эбола, «живших» в телах 12 из 14 человек. (С материалами из двух образцов компьютеры не справились.) Сабети и ее группа приступила к анализу геномов, чтобы увидеть, как Эбола меняется. Они распечатывали последовательности букв в геноме вируса Эбола и вглядывались в них, пытаясь определить закономерность. В тот день они работали дотемна.
Когда на Восточном побережье Соединенных Штатов солнце клонилось к закату, в Западной Африке уже стояла ночь, но Лина Мозес продолжала трудиться в кризисном штабе. Вдруг поблизости заработал дизельный автомобильный мотор — одна из машин скорой помощи, подумала она. Водителям запрещалось выезжать с наступлением темноты, потому что народ был настроен враждебно к медикам, и на дорогах было опасно. Но эта скорая выехала среди ночи. Случилось что-то нехорошее, но Мозес понятия не имела, что именно.
Бригада отправилась забрать одного из своих — Сахра Ньокора, который дважды спасал жизнь Майкла Гбаки и других членов группы разведчиков. Это Ньокор услышал, как в толпе говорили о нападении на врачей и вовремя предупредил Майкла, это Ньокор дождался их и вывез, когда в Колусу устроили засаду. А теперь у Ньокора началось кровотечение. Кто-то из домашних позвонил в скорую.
Друзья-водители привезли его в лучшее отделение больницы, которое медики называли между собою «Пристройкой». Это отделение, где пациентам за плату предоставляли наилучшие возможные лечение и уход, находилось рядом с отделением Эболы. Поздно ночью Ньокора положили в «Пристройку». Как только он оказался в кровати, ему сделалось лучше, его перестало рвать.
«Рой»
На следующий день доктор Том Флетчер, сотрудник ВОЗ, специалист по организационной подготовке, понял, что его миссия, похоже, обречена на неудачу. Он не верил, что ему удастся стабилизировать положение в Кенемской больнице и подготовить ее к прибытию врачей для борьбы непосредственно с Эболой. В городе Дару, на внешней стороне Маконского треугольника, в часе езды от Кенемы, Флетчер обнаружил 28 новых случаев Эболы. 20 человек находились в местной больнице, уже охваченной Эболой, а остальные восемь были найдены больными или умершими в своих жилищах. Предвкушая, как поможет Хану взять ситуацию под контроль, Флетчер был исполнен оптимизма, но теперь он видел, что вирус от человека к человеку волнами распространяется из Маконского треугольника. Люди ездят на мотоциклах, автобусах и такси, приезжают в Кенемскую больницу, гостят у родственников, обращаются за помощью, куда придется, стремятся попасть во Фритаун. Дорога из Дару во Фритаун проходила через Кенему. Флетчер не сомневался, что волна Эболы выплеснется из Дару и захлестнет Кенему примерно через неделю. Наступающая волна Эболы скорее всего должна была захлестнуть Хумарра Хана и его сотрудников. Вирус уже вышел из-под человеческого контроля, сделался неуправляемым и превратился в природную силу.
Флетчеру нужно было уезжать по другим столь же важным и неотложным делам — его прислали к Хумарру Хану ненадолго, и ему нельзя было задерживаться. Он обратился в ВОЗ с просьбой немедленно прислать в Кенему нескольких врачей — специалистов по Эболе, чтобы поддержать Хана. Но незанятых врачей не оказалось. Все медики, имевшие какое-то представление об Эболе, уже сражались с нею где-то в других местах Западной Африки. Дэн Баух, друг Хана, пообещал Флетчеру, что не позже чем через две недели ВОЗ пришлет в Кенему двух врачей, ветеранов борьбы с Эболой. Одним из этих двоих собирался стать он сам. Но все равно Хану предстояло две недели биться в одиночестве. Флетчер боялся, что за это время хаос захлестнет Хана и его людей. Волна Эболы стремительно нарастала.
Флетчер не знал, как ему поступить и склонялся к мысли о том, чтобы задержаться в Кенеме еще на пару недель, пока к Хану не прибудет подкрепление. Флетчер позвонил своему начальству в Ливерпульский институт тропической медицины. «Мне очень не хотелось бы уезжать отсюда сейчас».
Он очень тревожился за Хумарра Хана. К тому же после его отъезда в больнице не останется медиков-иностранцев, кроме Лины Мозес и Нади Вокье. Он чувствовал, что им угрожает серьезная опасность.
Тем не менее 17 июня Том Флетчер бросил свой рюкзак в лендкрузер и попрощался с Мозес и Вокье. «Готовьтесь к худшему», — сказал он женщинам дрожащим голосом. Он обнял их, и им показалось, что его глаза увлажнились.