Выждав час, она позвонила снова. И снова ответа не последовало. Она принялась звонить по всем трем номерам его телефонов — вдруг какой-то из них разрядился или испортился. Хан не отвечал ни по одному из номеров. Она звонила весь день, и ею все больше овладевало беспокойство. В конце концов, когда уже стемнело, она позвонила водителю скорой помощи, который по утрам возил Хана в больницу. «Что случилось с доктором Ханом? Я звонила ему раз десять, и все без толку».
Доктор сегодня остался дома, ответил шофер.
Это значило, что он весь день видел ее номер, высвечивающийся на определителе, но не желал отвечать. Почему? Почему он не отвечал? Ей стало страшно до дрожи. И тут ее телефон зазвонил. Это был Хан. «У меня жар», — сказал он.
Вот и весь разговор, после которого Симбири Джеллох затрясло еще сильнее. Она сказала матери, что должна немедленно вернуться в Кенему. Теперь она никак не могла бросить Хана одного.
Стенания
На следующее утро, когда Симбири Джеллох ехала на такси в Кенему, в дом Хумарра Хана пришла медсестра, взяла у него кровь из вены и поспешно доставила ее в «горячую» лабораторию. В тот момент, когда образец его крови стали готовить к анализу, в отделении Эболы у Тетушки остановилось сердце. Медсестра Элис Ковома, ухаживавшая за ней, позвала на помощь и начала вместе с врачом ВОЗ Дэвидом Бретт-Мейджором делать непрямой массаж сердца. Вдвоем они сумели реанимировать ее. Тетушка вновь стала дышать самостоятельно, но впала в кому. Элис Ковома и еще одна сестра из отделения Эболы, Нэнси Йоко, дежурили возле нее и старались поддержать ее жизнь. Но она не приходила в сознание.
Весть о том, что Тетушка Мбалу сама попала в отделение Эболы и ее жизнь висит на волоске, мгновенно облетела весь город. В Кенеме ее чуть ли не боготворили. Очень скоро встревоженные люди потянулись в больничные ворота, стали собираться перед отделением Эболы. Все с нетерпением ждали новостей о состоянии Тетушки. В этой толпе было много сотрудников больницы, бросивших свою работу. Толпа все росла и постепенно приходила в возбуждение.
Народ понимал, что молебен со свечами, который совершили медики, не дал ожидаемого результата. Предсказание пророка Вахаба сбылось. От Эболы умирало все больше медиков, а теперь смерть подобралась и к Мбалу Фонни, которую вся Кенема величала Тетушкой. Толпа все росла, все сильнее волновалась, и в ней слышались крики. «Нельзя допустить, чтобы Тетушка умерла! Дураки-медики распустили вирус по всей больнице, и теперь он и до Тетушки добрался. Если Тетушка умрет, они за это поплатятся!» — кричали в толпе.
Примерно в час дня прошел слух, что Тетушка не в коме, а уже несколько часов как умерла. Говорили и о том, что медики скрывают правду, так как боятся, что разгневанная толпа разнесет больницу.
В толпе было много горячих, вспыльчивых молодых людей. Они принялись орать, что, если Тетушка умерла и им врут, они сожгут больницу дотла. Медики принесли вирус в Кенему, кричали парни, и во всех смертях, случившихся в Кенеме виноваты только они. А теперь они убили Тетушку. Бунтари разожгли в толпе ярость, а в ворота больницы входили все новые и новые люди. У собравшихся вполне хватило бы сил и гнева, чтобы сравнять государственную больницу Кенемы с землей.
Лина Мозес, сидевшая на своем неизменном месте в библиотеке кризисного центра, отчетливо слышала усиливавшийся шум около отделения Эболы. У Мбалу Фонни и ее покойного супруга Ричарда Фонни была юная дочь Мартико. Мозес вдруг сообразила, что Мартико должна находиться возле отделения Эболы и ожидать известий о состоянии матери. Толпа ревела все яростнее, и Мартико могла угрожать реальная опасность. Лина выбежала из комнаты и помчалась к отделению Эболы, крича на бегу: «Мартико! Мартико! Где ты?»
Ей удалось отыскать дочь Тетушки. Девочка стояла в толпе, где ее некому было бы защитить, и громко всхлипывала. В толпе орали, что Тетушка умерла.
Лина обняла девочку и прижала к себе. «Мбалу жива, — сказала она. — Если бы твоя мама умерла, я узнала бы об этом».
И в этот самый момент из дома раздались пронзительные крики. Две медсестры горестно рыдали.
Лина сразу поняла, что это значило. Она крепче сжала в объятьях дочь Тетушки.
Толпа вдруг затихла, прислушиваясь к горестным воплям, раздававшимся за стенами отделения Эболы. Стенания медсестер все не умолкали, извещая о невосполнимой потере. А в толпе крики, напротив, прекратились, и злобный настрой собравшихся людей стал утихать. Тетушка умерла. Сестры продолжали отчаянно рыдать, и эти звуки, похоже, остудили толпу, будто прошел холодный ливень. В толпе тоже послышались всхлипывания, и вскоре все заливались слезами, позабыв о своих жестоких намерениях. Рыдания продолжались.
Лина Мозес испугалась, что там случилось что-то ужасное. Сказав Мартико, что сейчас вернется, она, как обычно, бегом, бросилась в отделение Эболы и его «красную зону».
Напяливать защитный костюм или хотя бы взять резиновые перчатки не было времени. Лина мчалась по узкому коридору, разгороженному на отсеки, туда, откуда доносились крики, стараясь не смотреть по сторонам, стараясь сосредоточиться лишь на том, чтобы скорее добежать туда. В помещении стояла неописуемая вонь. Часть пациентов были голыми, другие лежали в промокших от собственных выделений одеждах. Она видела красные глаза, умирающих людей, мертвых людей, лужи и полужидкую грязь на полу, ощущала это под подошвами своих туристских ботинок. Мозес постоянно уверяла себя, что она всегда инстинктивно без ошибки знает, где есть вирус, и где его нет, и сейчас знала, где он. Вирус находился повсюду, в каждом человеке, на каждом предмете, на каждой постели, на каждой стене. Отделение представляло собой плавящуюся активную зону реактора, вырабатывающего вирус, и Лина бежала сквозь него туда, откуда раздавались крики, стараясь ни к чему не прикасаться.
Последние почести
Когда Лина Мозес добралась-таки до медсестер, они стояли возле закутка, где лежала Тетушка, и продолжали рыдать, не помня себя. Мозес отлично знала обеих: Элис Ковому и Нэнси Йоко. Обе, казалось, совершенно оцепенели от горя и потрясения. Они не находили в себе сил смотреть на умершую Тетушку или даже находиться рядом с нею.
Мозес легонько взяла их за локти сквозь тайвековые рукава защитных костюмов. Она сказала, что их крики возбуждают толпу, и все же убедила войти в комнату. Закрыв за ними дверь, она так же, через отделение, вернулась в вестибюль. Она пробыла среди больных всего несколько минут, но трогала костюмы медсестер голыми руками. А их костюмы были заражены до крайности, поскольку они возились с Тетушкой, пытаясь спасти ее.
Выйдя за дверь, Мозес кинулась к бочке с хлоркой, стоявшей рядом, вымыла руки и вернулась к рыдающей дочери Тетушки. Лина Мозес не знала, что делать, как утешать девочку, только что потерявшую мать. Ей пришло в голову, что той, возможно, станет легче, если она выпьет газировки. Увидев поблизости вовремя подвернувшегося разносчика напитков, она крикнула ему: «Фанты нам, пожалуйста!»
Продавец услышал ее, подал две холодные бутылки фанты и откупорил их. Мозес повела дочку Тетушки вниз по склону к недостроенному новому корпусу отделения Ласса; там они устроились около курительного кресла Хана и стали прихлебывать воду.
Майкл Гбаки увидел, как они шли, и заметил, что они обе плакали. Он сам готов был расплакаться, но не мог позволить себе такой роскоши. Он был заместителем Хумарра Хана. Он работал в больнице, урывая лишь по два-три часа, чтобы поспать дома, а потом среди ночи мчался на мотоцикле обратно в больницу и улаживал постоянно возникающие кризисные ситуации. Хан сдал кровь на Эболу и сидел дома; Тетушка умерла. «Когда все в слезах, — думал он, — кто-то должен все же следить за происходящим. Что сейчас необходимо сделать?» Кто-то должен воздать Тетушке последние почести. Ощущая себя последним воином, оставшимся на поле боя, Майкл надел защитный костюм и вошел в отделение Эболы. Элис Ковома и Нэнси Йоко стояли в той же комнате, где оставила их Мозес, и все так же рыдали в ужасе. Теперь, когда не стало Тетушки, никто уже не мог считать себя в безопасности. Мы все умрем, сказали они Майку.
Он согласился с ними: все они подвергались большому риску. «Конечно, это нелегко, — сказал он сестрам. — Это очень нелегко». Им предстояло подготовить тело к похоронам, потому что из всех, кто оставался в живых, сделать это могли только они.
Элис Ковома в конце концов согласилась подойти вместе с Майклом к умершей. Вслед за нею вызвалась помочь и Нэнси Йоко. Две медсестры и Майкл отправились в закуток, где покоилась на койке мертвая Тетушка. Они обрызгали тело хлоркой, уложили в похоронный мешок и вынесли из корпуса, чтобы его забрали служители морга.
Нельзя не сказать немного об участи медицинских сестер, пытавшихся спасти Тетушку. Элис Ковома была не только изящной красивой женщиной, но и обладала яркой индивидуальностью. Она много лет проработала в отделении, ее все любили и многие восхищались ею. Она пыталась спасти доктора Контеха, умиравшего в отделении, а потом оплакивала его. Через пять дней после попытки спасти Тетушку, она сдала анализ крови на Эболу, и он оказался положительным. Спустя еще две недели, 5 августа, она умерла в отделении среди пациентов, которым самоотверженно служила.
Медсестра Нэнси Йоко продолжила работать в отделениях Эболы. Позднее она возглавила всю службу сестринского ухода за больными Эболой в Кенемской больнице, продолжив дело Тетушки. Как-то раз, во время этого кризиса, Йоко сказала коллеге из Британии, что намерена работать на этой должности до тех пор, пока вирус не будет побежден. «Никуда мне не деться от Эболы, — сказала она подруге. — Я останусь здесь, пока с Эболой в моей стране не будет покончено. Я верую, и иначе не могу». Вскоре после этой беседы, 14 сентября 2014 г., у Нэнси Йоко появились симптомы Эболы, и через неделю она умерла в отделении Эболы, среди своих пациентов, как умерли до нее Мбалу Фонни и Элис Ковома.