На следующий день после смерти Тетушки, часов в девять утра, сотрудник «горячей» лаборатории позвонил Симбири Джеллох. «У доктора Хана положительный анализ», — сказал он.
Ее захлестнул обжигающий гнев. Выходило, что международные организации и местные власти бросили доктора Хана и всю больницу на произвол судьбы. Бросили умирать.
После этого Хан позвонил в министерство здравоохранения и сообщил, что заразился Эболой. Через полчаса один из его телефонов зазвонил. С ним хотел поговорить президент Сьерра-Леоне Эрнест Бай Корома.
Морозильник
Президент Корома сказал Хумарру Хану, что только что говорил с доктором Маргарет Чан, генеральным директором Всемирной организации здравоохранения, и она поддержала прямой запрос ВОЗ на эвакуацию Хана из Сьерра-Леоне. Если Хана удастся вывезти в Европу или Соединенные Штаты, ему будет предоставлена наилучшая медицинская помощь. Он сможет также получить экспериментальные лекарства, пока что недоступные в Сьерра-Леоне.
В разговор включилась министр здравоохранения, Миатта Каргбо. «Вас будет ждать готовый к взлету самолет», — сказала она Хану.
Джозеф Фейр, друг Хана, работавший сейчас в министерстве здравоохранения, слушал разговор, но не участвовал в нем. Когда высшее начальство закончило разговор, Фейр попросил разрешения тоже перемолвиться словом с доктором Ханом. Президент и министр выразили свое согласие. Фейр выждал несколько секунд, а потом назвался:
— Старина, это я, Джозеф. Как ты себя чувствуешь?
— Донельзя усталым. А болезнь пока не разыгралась.
— Держись, дружище, и не забывай, сколько всего мы с тобой сумели преодолеть.
Фейр понимал, что Хану придется сейчас принять важное решение, и был готов попрощаться. Но Хан хотел о чем-то поговорить.
Он сказал Фейру, что много читал об экспериментальных лекарствах от Эболы. Он искал какие-нибудь лекарства или вакцины, которые могли бы помочь его пациентам. А теперь он сам превратился в пациента. Ему удалось отыскать сведения о трех многообещающих, судя по описаниям, препаратах. Во-первых, это экспериментальная вакцина VSV-ZEBOV (та, которую разрабатывала группа Гэри Кобингера в Виннипеге). Насколько понял Хан, вакцина могла спасти жизнь человеку, даже если он уже заражен вирусом. По мнению Хана, интерес представляли также два медикамента: один именовался TKM-Ebola, а другой — ZMapp.
— Что касается меня, я с удовольствием принял бы любое из них, — сказал он Фейру и добавил, что склоняется в пользу ZMapp, которым удалось вылечить несколько морских свинок. — Что ты об этом думаешь? — спросил он Фейра.
Тот не знал, что сказать. Он слышал о ZMapp, но ничего не знал об этом препарате. Он даже не знал, каким образом его вводят человеку.
— Я не представляю, какое действие он может на тебя оказать, — ответил Джозеф другу. — Не исключено, что у тебя случится анафилактический шок, и ты умрешь в пять минут. И тогда станешь «Экспериментом номер один».
— А как бы ты поступил, Джозеф?
Фейр сделал паузу, задумавшись. Как поступил бы он, заболев Эболой? «Это тяжелая, отвратительная смерть, — объяснял Фейр позднее. — Я сам видел это, когда умирали мои друзья. И Хумарр своими глазами видел умиравших от Эболы друзей и знал, что его ждет. Среди специалистов в этой области ходит высказывание, что если подцепишь Эболу, то согласишься на любой укол».
И после некоторого колебания Фейр ответил:
— Лично я выбрал бы ZMapp.
— Пришлешь мне научные документы по нему? — Хан захотел узнать об этом препарате побольше.
Фейр пообещал подобрать материалы и прислать их Хану по электронной почте. В этот момент ни Джозеф Фейр, ни Хумарр не имели понятия о 18 обезьянках, которых ZMapp вылечил на разных стадиях болезни, вплоть до запущенной. «Вау-эксперимент» был закончен всего три недели назад, и его результаты еще не были опубликовали. О нем знало лишь считаное количество специалистов. Не знал Хумарр Хан и о «Курсе № 1» ZMapp, хранившемся в холодильнике в Женеве.
После телефонного разговора с президентом Хан решил просить, чтобы его переправили в Центр по лечению Эболы «Врачей без границ» в Кайлахуне, городе его родной Сьерра-Леоне, расположенном в Маконском треугольнике. Он не хотел лежать в собственном отделении в Кенеме, где мало того, что условия были кошмарными, так и ухаживать за ним придется воспитанным им медсестрам, которых его болезнь окончательно деморализует. Лагерь «Врачей» был оснащен основным медицинским оборудованием. Кроме того, там имелись европейские и американские врачи и менеджеры, работающие рука об руку с местным наемным штатом, состоящим в основном из граждан Сьерра-Леоне. Хан рассчитывал немного пробыть в центре «Врачей без границ», прежде чем его смогут перевезти в больницу Европы или Соединенных Штатов.
Его три телефона непрерывно звонили. Он терял силы, слабел. Он не хотел разговаривать по телефону. Он дал немного денег своему слуге Питеру Каиме, чтобы тот купил ему в магазине дешевый мобильный телефон. У него будет новый номер — секретный. Он сообщит его очень немногим людям. Особенно он не хотел, чтобы о его болезни узнали родители. Они пребывали в добром здравии и благополучно жили в домике на берегу Фритаунского залива. Его отцу было уже 99 лет, и Хан боялся, что известие убьет его.
Он слышал шум толпы собравшейся у него во дворе, но остался в доме. Подъехала машина скорой помощи, и в дом вошли одетые в СИЗ медики с носилками. Хан лежал на кровати, полностью одетый. Ему помогли надеть поверх одежды биозащитный костюм, маску и перчатки, чтобы он не передал вирус другим. Потом его вынесли из дома на носилках. Когда появились носилки с лежащим на них Ханом в спецкостюме, толпа разразилась горестными криками и рыданиями.
Хан попросил медиков остановиться, слез с носилок и выпрямился во весь рост. «Джентльмены, не волнуйтесь! Я еще вернусь!» — громко сказал он. Потом он подошел к машине, вскарабкался в фургон и лег на каталку. Слуга Хана сел рядом с водителем. Машина выехала со двора и покатила на север по Хангха-роуд. За час скорая помощь доехала по асфальтированной дороге до моста через Макону. За мостом асфальт кончался. Машина снизила скорость и поползла по грунтовой дороге, углубляясь в Маконский треугольник.
Как раз в то время, когда Хан в машине скорой помощи покидал Кенему, Лиза Хенсли в полноприводной машине посольства США с посольским шофером ехала по Монровии. Она направлялась в больницу организации «Вечная любовь, покоряющая Африку», расположенную на берегу Атлантического океана чуть южнее города. Хенсли и ее либерийские коллеги делали анализ образцов крови, которые присылали им врачи из больницы ELWA, и Хенсли решила посетить ее. Отделение Эболы, организованное христианской организацией помощи здравоохранению «Сумка самаритянина», было расположено в больничной часовне.
Посольская машина остановилась перед часовней, и Хенсли вышла. Часовня, небольшой беленый домик с крестом над широко раскинувшейся крышей, была заполнена больными Эболой и окружена белыми пластиковыми барьерами. Хенсли встретилась с заведующим отделением, врачом из «Сумки самаритянина» Кентом Брэнтли — сухопарым высоким американцем лет за 30 с волосами песочного цвета и аккуратно подстриженной бородкой. Медицинский персонал «Сумки самаритянина» — либерийцы и американцы, все одетые в СИЗ, — входил в часовню и выходил оттуда через обозначенные пункты входа и выхода. На выходе специально назначенные дезинфекторы обрабатывали спецкостюмы медиков дезинфицирующим раствором из распылителя.
Кент Брэнтли был очень занят. Ему нужно было срочно сделать что-то в кладовой. Хенсли предложила свою помощь. Они вместе пошли туда и, беседуя, переставляли коробки с места на место. Закончив, они вышли на солнце, и Хенсли сфотографировала Кента Брэнтли своим телефоном. Вернувшись вечером в отель, она достала телефон и рассмотрела фотографии, сделанные за день. В кладовой Кент Брэнтли выглядел вроде бы нормально, но, присмотревшись к фотографии, Хенсли увидела, что у него темные круги под глазами и вообще ужасный вид. В кладовой, где они разговаривали и работали, было темно, и она не разглядела, насколько он измучен.
Кладбище для бедных
Через час после того, как Лиза Хенсли сфотографировала Кента Брэнтли, Пардис Сабети получила электронное письмо от Роберта Гарри, микробиолога из Университета Тулейна, который собирал в Кенеме образцы крови для изучения генома вируса Эбола. Гарри сообщил, что у Хумарра Хана обнаружена Эбола. Прочитав письмо, Сабети отправилась на запланированное совещание оперативного штаба Эболы. «Уже через 30 секунд, — вспоминала позднее Сабети, — я не только утратила контроль над выражением лица, но просто истерически разрыдалась, а когда подняла голову, увидела, что все собравшиеся тоже плачут».
После совещания она позвонила Роберту Гарри. Он находился у себя на работе в Новом Орлеане. Сабети и Гарри договорились созвать международную селекторную конференцию, чтобы обсудить возможность доставки экспериментальных лекарств и вакцин африканским медикам. В Кенеме умирали медсестры — вот и Мбалу Фонни умерла, — и Сабети с Гарри отчаянно искали способы уберечь от вируса остальных. Они решили, что первым пунктом повестки дня конференции должно стать оказание медицинской помощи лично Хумарру Хану.
Пока Сабети и Гарри разговаривали по телефону, перед моргом Кенемской больницы остановилась машина скорой помощи. Двое мужчин в костюмах биозащиты вынесли из морга белый мешок, в котором находилось тело Тетушки Мбалу Фонни. Мешок положили в гроб и гроб поставили в машину. Уже через несколько минут машина оказалась на городском кладбище, занимавшем поросшее кустарником поле за городской окраиной. Это кладбище предназначалось для городских бедняков, и только здесь разрешалось хоронить умерших о