Закончив работу в лаборатории, Хенсли посетила вечеринку в доме одного из сотрудников посольства, где не прикасалась к алкоголю, но то и дело поглядывала на телефон. Около восьми вечера ей пришло электронное письмо от представителя CDC Кевина де Кока. Он писал, что «Сумка самаритянина» хочет выйти на контакт с ученым, непосредственно связанным с разработкой экспериментальных лекарств от лихорадки Эбола. «Сумка самаритянина» хотела поговорить с кем-то — одним! — об этих лекарствах. Де Кок спросил Хенсли, не согласится ли она проконсультировать «Сумку самаритянина».
Уже через несколько минут Хенсли ехала на посольском лендкрузере в больницу ELWA. Водитель быстро гнал машину по темным улицам. В городе стало неспокойно, и нельзя было исключить нападения. Водитель имел приказ не позволять Хенсли покидать машину, если поблизости не будет охраны.
Свернув с дороги, водитель остановил машину перед въездом на территорию больница ELWA на плохо освещенной травянистой площадке. Никаких охранников видно не было. Около ворот стоял большой пикап с включенными фарами. Водитель Хенсли насторожился и поспешил развернуть автомобиль, чтобы можно было удрать.
Тут дверь пикапа открылась, и оттуда вышел белый мужчина довольно непрезентабельного облика: темноволосый, с небритым худым скуластым лицом, украшенным усами и крохотной бородкой. Посольскому водителю он не понравился, и он посоветовал Хенсли оставаться на месте. Но она, после недолгого колебания, открыла дверь и вышла.
Млечный путь
Подозрительный человек оказался доктором Лансом Плайлером, руководителем службы неотложной медицинской помощи «Сумки самаритянина» в Либерии. Хенсли села в его машину, и они поехали по территории больницы; посольский автомобиль покатил следом. Они подъехали к домику, в котором светилось одно чуть приоткрытое окно. За окном сидел в постели Кент Брэнтли, держа на коленях ноутбук. Он изучал информацию, связанную со своей ситуацией и уже знал о существовании лекарств против вируса Эбола.
Стоя возле приоткрытого окна, Хенсли быстро перечислила 19 возможных вариантов, на которые ему следовало обратить внимание. Начался торопливый профессиональный разговор между ученым и врачом, которому требовалось лекарство, чтобы спасти жизнь коллеги и свою собственную. У Хенсли оказалась с собою таблица, и она прошлась по пунктам. Она вела лабораторные исследования по разработке большинства соединений, из которых почти ничего пока что не тестировалось на людях. В январе Tekmira Pharmaceuticals приступила к испытанию на людях препарата TKM-Ebola для оценки его безопасности. Он показал удовлетворительные результаты на обезьянах, но работа была приостановлена до тех пор, пока не будет собрана более полная информация для Администрации по контролю за продуктами питания и лекарствами. Был также препарат T-705, который прошел в Японии испытания на людях; он предназначался для лечения эпидемического гриппа, но предполагалось, что он может оказывать некоторое действие и на вирус Эбола. Хенсли сказала Брэнтли, что участвовала в изучении препарата под названием rNAPc2, антикоагулянта, созданного компанией «Nuvelo», — он спас жизнь одной из трех обезьян, на которых испытывался. Хенсли также имела дело с вакциной VSV-ZEBOV. Была еще одна вакцина широкого действия при аденовирусной инфекции на платформе аденовируса плюс интерферон-альфа (IFN-Alpha). Существовал препарат PMOPlusR, а также ряд других лекарственных препаратов.
Брэнтли сосредоточился на ZMapp. Как-никак с помощью этого средства были спасены обезьяны. И все же он не знал, что делать. Когда Хенсли закончила обзор, из окна донесся приглушенный голос Брэнтли: «Лиза, как поступили бы вы сами?»
Она не могла сказать, как ему поступить. Она работала с многими из этих препаратов, но все они еще не прошли клинических испытаний и не получили лицензии. В такой ситуации и закон, и профессиональная этика не разрешали ей советовать кому-то принимать любое из этих лекарств. «Это сугубо личное решение», — сказала она.
И рассказала, что 16 лет назад сама имела контакт с вирусом Эбола. Когда ей было 26, она, одевшись в спецкостюм, работала с жидкостями, насыщенными частицами вируса Эбола, и порезала палец ножницами, которые легко разрезали два слоя перчаток. Единственным экспериментальным средством тогда была лошадиная сыворотка, разработанная русскими, которая могла убить ее, и она решила не использовать этот препарат, пока не станет безусловно ясно, что она заразилась. Вечером, после обсуждения случившегося, ее отправили домой. Она позвонила родителям и сказала, что она может заболеть и, если так случится, им придется распорядиться ее имуществом и забрать к себе кошку[42].
Брэнтли выслушал ее и сказал, что из доступных лекарств он, пожалуй, выбрал бы для себя ZMapp, исходя из опубликованных данных и даже невзирая на то, что он еще не испытывался на людях. Хенсли предложила ему свою кровь — если откроется кровотечение.
После этой беседы Ланс Плайлер отвез ее в другой конец территории больницы, к дому «Нэнси Джонсон», которую на самом деле звали Нэнси Райтбол. Ее дом находился у самого берега. Она работала в группе дезинфекции на выходе из отделения Эболы — опрыскивала выходивших хлоркой и помогала снимать защитное снаряжение. Хенсли и Плайлер приехали в тот момент, когда Дэвид, муж Нэнси, который был заметно старше ее, собирался войти в дом, чтобы помочь жене. Дом превратился в «красную зону». Глядя, как неумело Дэвид Райтбол надевал СИЗ, Хенсли поняла, что он не медик.
Он натянул маску и очки, вошел в дом, а Хенсли подошла к открытому окну, чтобы заглянуть в дом. Окно с москитной сеткой было распахнуто. Нэнси лежала в кровати у окна; под потолком крутился вентилятор, создавая ветерок, охлаждавший ее кожу. Она была тяжело больна, с сильным жаром; Хенсли видела, что она умирает и что Дэвид Райтбол знает это.
Нэнси захотела в туалет. Дэвид помог ей встать с постели. Она с трудом держалась на ногах. Супруги медленно двинулись к выходу из комнаты.
Хенсли стало неловко от этой сцены. Она отвернулась от окна, чтобы не вторгаться нескромным взглядом в частную жизнь, и посмотрела на небо. Дождь прекратился, облака разошлись, и небо превратилось в черный купол, испещренный звездами. Млечный Путь протянулся через небо туманной полосой, густо усыпанной бело-голубыми и золотыми звездами и пересеченной полосами темного дыма. Хенсли получила немного времени на раздумья и начала оценивать свою жизнь и ее значение.
Она задумалась о том, что только что увидела. Пока Дэвид Райтбол надевал спецкостюм и готовился войти в дом, он явно нервничал, и было видно, что он очень устал, но, когда он оказался в комнате, где лежала Нэнси, для него перестало существовать все, кроме нее.
Задумалась она и о любви, которая встречалась в ее собственной жизни. Уже несколько лет у нее была нестабильная связь с Рейфом, весьма преуспевающим и крайне привлекательным мужчиной, с которым было очень приятно проводить время, — и у него тоже были дети. Но отношения, существовавшие у нее с Рейфом, не походили на отношения этой четы. Несколько недель назад, как раз перед ее отъездом в командировку, он сказал ей, что хотел бы временно прервать отношения. Это не сильно задело ее. И все же какая-то романтическая часть ее личности мечтала о жизни с мужчиной, которого она любила бы всем сердцем и он отвечал бы ей тем же. Почему-то с ней такое не случилось. А с Дэвидом и Нэнси Райтбол — случилось.
Возможно, думала она, любовь, записанная в ее книге жизни, будет материнской, уделенной ребенку женщиной, отдающей все силы поискам лекарств, которые могут спасти кого-нибудь от тяжелых болезней. А стал бы Рейф облачаться в спецкостюм и помогать мне вставать с кровати, если бы я умирала? Хватило бы у него на это смелости и любви? Найдется ли кто-нибудь, чтобы просто сидеть рядом и держать меня за руку, когда мне случится покидать этот мир?
Она отогнала от себя эти мысли. Когда рядом человек умирает от лихорадки Эбола, самокопание совершенно не к месту. Она вновь повернулась к окну.
К тому времени Дэвид помог Нэнси вернуться в постель, и она закашлялась. Хенсли распознала классический кашель при заболевании Эбола. У 35–40 % больных лихорадкой Эбола наблюдается глубокий, влажный непродуктивный кашель, который так и называют — кашель Эбола. Хенсли знала, что крохотные, невидимые и неощутимые капли жидкости плавают в воздухе вокруг Нэнси, и воздушный поток, создаваемый потолочным вентилятором, гонит эти капли в окно, на Ланса Плайлера и ее саму. Она чувствовала запах болезни в комнате.
Той ночью, в своем гостиничном номере, Хенсли отправила Лансу Плайлеру электронное письмо: «Вы, ребята, заставили меня немного понервничать», — написала она и посоветовала надевать маски, подходя под окна этих двух больных.
Она прикинула, сколько раз контактировала с вирусом: получалось, три раза. Первый раз — во время разговора с Кентом Брэнтли, когда они переставляли коробки в кладовой. Комната была тесная, с неподвижным спертым воздухом, и разговаривали они, находясь почти вплотную друг к другу. Брэнтли тогда уже заразился Эболой и был переносчиком. Когда кто-то говорит, крошечные, невидимые капли слюны разлетаются почти на два метра. Могли ли невидимые вирусные частицы попасть ей в глаза, в рот, на кожу?
Второй контакт состоялся, когда она стояла у приоткрытого окна комнаты Кента Брэнтли и разговаривала с ним. Капли, вылетавшие у него изо рта во время разговора, могли плыть в ее сторону и садиться на ее лицо.
Третий контакт случился, пока она стояла у открытого окна дома Нэнси Райтбол, ощущая и обоняя поток воздуха из комнаты, создаваемый потолочным вентилятором. Нэнси еще и кашляла.
Три контакта. Пусть не очень объемных, но вполне реальных. Велики ли шансы на то, что она заразилась?