Она доверяла Гэри Кобингеру и решила позвонить ему. В Виннипеге был ранний вечер. Она рассказала ему о произошедших контактах и спросила: «Что ты думаешь?»
Исследователи вируса Эбола склонны к черному юмору, связанному со своей работой. Вот и сейчас он беззаботно осведомился: «Но голова-то у тебя пока не болит?»
Хенсли рассмеялась, хоть и чувствовала себя не в своей тарелке. Кобингер добавил, что, судя по всему, ничего серьезного не произошло и что он советует ей не тревожиться.
После разговора с Кобингером, Хенсли приняла решение. И закон, и негласные моральные правила требовали от нее сообщить о своих контактах с инфекцией на свое место работы, в Многоотраслевой исследовательский центр. То есть проинформировать начальника, Питера Джарлинга. Она отметила в памяти, что необходимо позвонить ему.
Если она заразилась, то предстоит инкубационный период, на протяжении которого вирус будет размножаться в ее организме, не давая еще видимых симптомов. Как правило, инкубационный период лихорадки Эбола продолжается дней восемь, но известны случаи, когда симптомы появлялись только через 21 день. Ее командировка близится к концу. Если вирус присутствует в ее теле, она может привезти его в Соединенные Штаты еще до появления симптомов. Она может заразить своих коллег, посторонних людей, сына. Это неприемлемый риск.
Она решила продлить свою командировку на две недели, чтобы с большей вероятностью охватить инкубационный период лихорадки Эбола. Если в ее тело проник вирус, она попросту не имеет права возвращаться домой. К тому же она пообещала «Сумке самаритянина» и двум больным Эболой помочь во время кризиса и даже предложила Кенту Брэнтли свою кровь для переливания. Она останется в Западной Африке, она будет внимательно следить за пациентами и начнет измерять температуру дважды в день.
Гэри Кобингер шутил, разговаривая с Лизой Хенсли, насчет ее контактов и уверял, что бояться нечего. В действительности же он глубоко встревожился. Наличие контактов говорило о том, что Лиза Хенсли теряет осторожность. Она подвергает себя риску, опрометчиво приближается к возможным местам концентрации вируса, мало думает о собственной безопасности. Если она не откажется от беспечного поведения, то наверняка заразится. Если до сих пор не заразилась.
Почти сразу после разговора с Хенсли Кобингер связался с Ларри Цейтлиным, руководителем Mapp Bio. Несколько часов они всесторонне обсуждали вопрос о том, как помочь Хенсли, если она действительно заболеет Эболой. Они хорошо знали о том, что случилось с Хумарром Ханом. И Хенсли могла бы оказаться в таком же положении, запертой в жутких условиях отделения Эболы в местной больнице. Хумарр Хан был еще жив, но эвакуировать его уже нельзя, а «Врачи без границ» наотрез отказались предоставить ему ZMapp. Если Хенсли заболеет Эболой, ей не позволят взойти на борт самолета. То есть ее тоже не удастся эвакуировать. Раз ее не удастся вывезти ни в Швейцарию, ни в Соединенные Штаты, значит, кто-то должен привезти ей ZMapp.
Кобингер и Цейтлин перешли к следующему вопросу: как достать три дозы ZMapp для Лизы Хенсли, если лекарство понадобится ей. Во всем мире имелось — официально — три курса сверхчистого ZMapp. «Курс № 1» хранился в Женеве. «Курс № 2» — в морозильнике лаборатории лагеря «Врачей без границ» в Кайлахуне. На курс, находящийся в лагере, можно было бы рассчитывать для Хенсли, если не считать того, что перевозку лекарства из Сьерра-Леоне в Либерию через границу будет очень трудно осуществить из-за бюрократических препон. Официальные курсы номеров от третьего до шестого находились в Оуэнсборо (Кентукки) и еще в нескольких местах.
Помимо всего этого, имелся еще один, неофициальный, курс ZMapp — тайный запас на черный день. Где-то лежали замороженными три готовых к использованию флакончика ZMapp — «Курс № 0». В конце концов Кобингер и Цейтлин составили план.
Опасный серфинг
Хенсли спала, а в это время в Сан-Диего Цейтлин, растянувшись на диване в гостиной, вел с ноутбука электронную переписку с Кобингером. В доме Цейтлина было тихо и темно. Его жена ушла в спальню на второй этаж, а дети — дочь пяти лет и младенец — уже спали. Теперь он писал электронное письмо Хенсли:
Если после контактов тест, не дай Бог, окажется положительным, немедленно дай нам знать (наши телефоны включены круглосуточно), и Гэри или я прилетим к тебе с курсом из Северной Америки, где бы ты ни была.
Это, пожалуй, не стоит вносить в документацию, если только тебе не удастся попасть в Женеву или США.
Судя по всему, ученые намеревались попытаться взять курс препарата, хранящийся в Кентукки, но для этого должно было потребоваться столько бюрократической писанины, что Хенсли за время оформления могла и умереть. Если же Хенсли будет грозить смерть, они готовы взять из тайника «Курс № 0», тайно переправить его к ней и сделать инъекцию, не думая о последствиях. (Хенсли не имела никакого отношения к этому плану.)
Закон не допускает перевозки через границу экспериментального, нелицензированного, не прошедшего клинических испытаний лечебного препарата с целью введения его человеку без специального разрешения и контроля со стороны правительства.
«Даже и не знаю, что было бы, если бы мы повезли для Лизы ZMapp и попались бы с ним, — говорит сейчас Цейтлин. — Это было совершенно незаконно. И по-настоящему рискованно. Мы были маленькой компанией, и этот поступок подвергал ее большой опасности. Для меня не исключалась даже тюрьма. А потом запрет на фармакологическую деятельность».
Двое ученых намеревались, невзирая на возможные неприятные последствия, пойти на риск, если таким образом увеличивались шансы на спасение жизни Лизы Хенсли. Из электронного письма Цейтлина также совершенно ясно, что, если бы лекарство не помогло и Хенсли пришлось бы покинуть этот мир, Ларри Цейтлин, или Гэри Кобингер, или они оба сидели бы у ее кровати, держа ее за руку.
Над Западной Африкой разгорался рассвет. Солнце встало, а доктор Ланс Плайлер, руководитель службы неотложной медицинской помощи «Сумки самаритянина», работавший при больнице ELWA, в своем доме на берегу, сидя в постели, читал псалом из Библии. В открытое окно вливался пахнущий солью воздух и грохот и шорох прибоя, разбивающегося о пляж. В море рыбаки на деревянных лодках тащили сети из воды.
Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем, язвы, ходящей во мраке…[43]
Слова псалма не помогали. Плайлер всерьез боялся того, что грозило Кенту Брэнтли и Нэнси Райтбол.
Весь день он занимался организацией авиационной эвакуации больных. Организация «Сумка самаритянина» для вывоза пациентов в Соединенные Штаты сумела нанять в частной авиакомпании Phoenix Air медицинский реактивный самолет «Гольфстрим III», оснащенный биозащитной изоляционной капсулой на одного пациента. Так что самолет мог принять на борт лишь одного инфекционного больного. Больной должен был быть доставлен в отделение интенсивной терапии высокой степени биозащиты больницы университета Эмори в Атланте.
Phoenix Air принялась монтировать капсулу в салоне, но работа оказалась сложной, и самолет ожидался в Монровии не раньше чем через три дня. Уверенности в том, что больные продержатся до прибытия самолета, не было. Поэтому, наряду с организацией эвакуации, Ланс Плайлер звонил по всему миру в поисках экспериментальных лекарств, которые можно было бы переправить к нему в Монровию. Он дозвонился, в частности, до американской компании Tekmira Pharmaceuticals, которая согласилась прислать ему немного своего экспериментального лекарства от Эболы TKM-Ebola.
Мохамед Йиллах, брат Тетушки Мбалу Фонни, заперся в своей спальне и велел родным оставлять еду под дверью. Первый анализ его крови на Эболу оказался отрицательным. Он сдал кровь повторно, и на сей раз лаборант позвонил ему и сообщил, что результат положительный.
Узнав эту новость, Йиллах вышел из комнаты с широкой улыбкой на лице. «Ну, все в порядке. Анализ отрицательный», — сказал он родным. И вообще, ему стало гораздо лучше и он возвращается на работу. Он должен будет поехать на несколько недель в Кайлахун, а там сотовая связь весьма ненадежна. «Если будете мне звонить, а я не отвечу, значит, я буду вне зоны покрытия», — предупредил он родных. Тщательно избегая прикосновений, он попрощался с женой, детьми и матерью, сел на мотоцикл и укатил. Им не пришло в голову, что он прощался с ними навсегда.
Йиллах оставил мотоцикл перед больницей и сел в фургон машины скорой помощи, направлявшейся в лагерь «Врачей без границ» в Кайлахуне. Рядом с ним лежала на носилках медсестра Элис Ковома, которая пыталась спасти Мбалу Фонни, а потом готовила ее тело к погребению. Вскоре они оказались на койках в той же палатке, где лежал Хан. К тому времени туда же попал и лаборант из кенемской «горячей» лаборатории Мохамед Фуллах. Фуллах содержал в Кенеме неофициальную лечебницу и, вероятно, подцепил вирус от кого-нибудь из посетителей.
Йиллах чувствовал себя очень плохо. Однако, невзирая на собственное состояние, он принялся оказывать всю возможную помощь Хану и другим кенемским медикам, находившимся в палатке. Поздно вечером на телефон Йиллаха позвонил президент Корома, пожелавший подбодрить кенемских медиков. Йиллах сказал президенту, что все они, Божьей милостью, живы, и передал трубку Хану. Хан коротко переговорил с президентом, который сказал ему несколько слов ободрения. В тот же вечер Джозеф Фейр засиделся допоздна на рабочем месте в министерстве здравоохранения во Фритауне, и кто-то сказал ему, что президент Корома разговаривает по телефону с Ханом. Сразу же после того, как президент закончил говорить, Фейр подключился к линии: