Еще на Всероссийском совещании Советов, где я выступал в качестве докладчика по вопросу о войне и мире, мне пришлось высказаться по поводу аналогичного предложения, внесенного тогда большевиками, и указать, что опубликование Россией тайных договоров без согласия союзников было бы актом форменной нелояльности, тем более недопустимым, что мы были лишены возможности одновременно опубликовать тайные империалистические договоры германской коалиции. Я напомнил оппозиции, что Всероссийское совещание Советов в подавляющем большинстве отвергло эта предложение большевиков, осуществление которого было бы понято народами союзных и нейтральных стран как акт прогерманской пропаганды и извратило бы, таким образом, в глазах всего мира смысл нашей борьбы за всеобщий демократический мир.
Вторая поправка интернационалистов касалась вопроса об активной обороне страны.
Указание в пункте втором нашей программы на необходимость укрепления боевой силы армии и ее способности к оборонительным и наступательным действиям они считали неуместным в устах советской демократии. Суханов, Стеклов и другие доказывали, что мы должны ограничиться требованием демократизации армии с целью сохранения в ней порядка.
Здесь опять повторялся тот спор, который нам пришлось вести с большевиками на Всероссийском совещании. Я указал интернационалистам, что их предложение шло вразрез со всей политикой советской демократии, которая не переставала внушать идущим за нею массам сознание того факта, что Советы ввиду завоеванного ими решающего влияния на направление всей политики революционной России являются силой более, чем кто бы то ни было, ответственной за организацию активной защиты страны от вторгшегося в ее пределы врага.
Само собой разумеется, что обе указанные поправки без дальнейших прений были отвергнуты.
Более интересны были прения по вопросу о составе нового правительства и его взаимоотношениях с Советом.
Ввиду соотношения сил, существовавшего в стране накануне образования коалиционной власти, всем нам было ясно, что в правительстве, составленном из представителей революционной демократии и буржуазии, главное влияние на направление политики, так же как и главная ответственность, должны были выпасть на долю представителей Совета, самой сильной организации в стране.
Следовало ли из этого, что социалисты должны были требовать предоставления им большинства мест в правительстве?
Большевики и интернационалисты, бывшие вообще противниками коалиции, по этому вопросу не высказывались. Но Суханов, Гольденберг и Стеклов, которых называли левыми коалиционистами, доказывали, что основным условием коалиции должно быть требование большинства для советских представителей.
Особенно горячо эту точку зрения отстаивал Суханов. Мы не должны стесняться поставить вопрос ребром, говорил он. Надо, по Лассалю, сказать, что есть. В условиях русской революции коалиция означает, что буржуазные представители будут пленниками социалистической демократии, и мы должны это прямо сказать правительству. «Это можно думать, но этого говорить нельзя», – заметил Суханову среди общего смеха Гольденберг.
Среди эсеров были также сторонники требования социалистического большинства в правительстве. Этой точки зрения держался и Чернов, который был в это время в Москве и только к самому концу переговоров об образовании коалиционного правительства вернулся в Петроград.
Но в руководящей группе Исполнительного Комитета никто не считал нужным требовать для социалистов большинства портфелей. Те же самые соображения, которые побуждали нас отклонять в течение долгого времени самую идею вхождения в правительство, заставляли нас теперь предпочитать сохранение буржуазного большинства в коалиционном правительстве. Такой состав правительства должен был наглядно демонстрировать стоявшим за нами массам действительное положение в стране. Ибо, несмотря на огромную популярность, которой пользовались Советы в среде наиболее активных слоев населения, в общей национальной жизни буржуазные классы сохраняли очень большое значение как ввиду их влияния на интеллигентские и технические силы страны, так и в силу того факта, что основы буржуазных воззрений соответствовали, по существу, всему настроению не организованного еще населения, огромное большинство которого состояло из крестьян.
Опыт социалистического правительства еще не был испробован даже в самых передовых странах, и психология масс, шедших за социалистической демократией, была такова, что они не представляли себе, чтобы правительство, имеющее социалистическое большинство, могло отказаться от попыток осуществить полностью социалистическую программу.[5]
Это соображение лежало в основе всей нашей предшествовавшей политики, исключавшей со стороны Совета стремление завладеть властью. Поэтому, когда я изложил этот взгляд от имени руководящей группы, значительное большинство Исполнительного Комитета его приняло.
С вопросом о составе коалиционного правительства был связан другой в высшей степени важный практический вопрос – о возможности выражения правительству безоговорочного, полного доверия. Оппозиция доказывала, что раз представители Совета не будут иметь в правительстве большинства, то формула поддержки правительства «постольку-поскольку» не могла быть изменена. Руководящая группа Исполнительного Комитета придавала решающее значение этому вопросу, и я изложил тот план, который был нами выработан на случай вхождения советских представителей в правительство. Мы считали, что одним из главных условий участия в правительстве советских представителей должна была быть ответственность этих представителей перед Советом. Министры-социалисты должны были взять на себя обязательство отчитываться перед Советом как перед парламентом, и Совет мог, если он был недоволен действиями правительства, отозвать из него своих представителей, кладя тем самым конец существованию коалиционного министерства. В этих условиях максимальное влияние советской демократии на правительство было обеспечено, и формула полного, безоговорочного доверия коалиционному правительству могла быть принята.
Большинство Исполнительного Комитета одобрило это предложение, которое в виде следующего параграфа было прибавлено к программным пунктам:
«Принимая на себя изложенное обязательство, представители демократии, вступивши в правительство, впредь, до создания Всероссийского Совета Рабочих и Солдатских Депутатов, признают себя ответственными перед Петроградским Советом Рабочих и Солдатских Депутатов и обязуются отдавать ему отчет о всех своих действиях. Пребывание представителей Совета в составе правительства возможно лишь при энергичном проведении в жизнь вышеуказанной программы, и потому самое их присутствие во Временном правительстве обусловливает новому правительству полное доверие революционной демократии и всю полноту власти, столь необходимой для укрепления завоеваний революции и дальнейшего ее развития».
Большевики в прениях участия не принимали, ограничиваясь голосованием за те программные предложения интернационалистов, которые были заимствованы из их арсенала. Но по вопросу о новой форме контроля деятельности правительства Каменев, посоветовавшись со Сталиным, взял слово, чтобы поддержать предложения руководящей группы большинства. Обязательство министров-социалистов, сказал он, давать Совету публичные отчеты о своей деятельности в правительстве является в наших глазах более действительным и нормальным способом осуществления контроля над правительством, чем прежняя система переговоров при посредстве контактной комиссии. Новый порядок даст возможность не только большинству, но и оппозиции давать оценку деятельности правительства перед лицом всей демократии и проверять на фактах правильность своей общей концепции о задачах революционной власти.
Покончив с вопросом о программе и организации нового правительства, Исполнительный Комитет избрал делегацию для ведения переговоров об образовании коалиции. В состав делегации входили: от с.-д. – Чхеидзе, Дан, Богданов, Скобелев и я; от эсеров – Гоц, Филипповский и Чернов; от трудовиков – Станкевич. От оппозиции с совещательным голосом в делегацию вошли: большевик Каменев, межрайонец Юренев и интернационалист Суханов. Скобелев, который только что перед тем выехал в Стокгольм для переговоров об организации международного социалистического конгресса, был вызван с дороги обратно, так как большинство Исполнительного Комитета назначало его одним из будущих представителей Совета в правительстве.
С утра 2 мая начались переговоры нашей делегации с правительством. Они длились три дня и закончились поздней ночью с 4-го на 5-е, когда новое коалиционное правительство было наконец образовано.
Одновременно с переговорами с нашей делегацией правительство вело переговоры с двумя политическими центрами, представлявшими буржуазные группы, входившие в коалицию, – с Комитетом Государственной думы и с Центральным Комитетом кадетской партии. Переговоры с нами правительство поручило начать трем своим членам: кн. Львову, Некрасову и Терещенко. С ними мы встретились утром 2 мая на квартире у кн. Львова. Я помню первое впечатление от этой встречи. Перед нами были три самых влиятельных в правительстве министра, которые упорнее всех настаивали на образовании коалиционного правительства и которые после долгих усилий достигли этой цели. Но они далеко не имели торжествующего вида. По их озабоченным лицам чувствовалось, что предстоящий опыт был для них прыжком в неизвестность. Опыт раздела власти с социалистами, который не был еще испробован ни в одной другой стране, вызывал беспокойство в среде несоциалистических общественных кругов, и это настроение отражалось и на левых членах Временного правительства. Но вместе с тем с первых же их слов стало ясно, что они твердо решили сделать этот опыт.
Мы ознакомили министров с нашим проектом программы будущего правительства и его взаимоотношений с Советом.
Выслушав наше предложение и перечтя его письменный текст, кн. Льво