Эстер стояла на коленях, отмывая паркет за креслом, и абсолютно все – испарина, выступившая у нее на лбу, ее перемещения по полу, движения руки – напоминали ей об одной истине: у нас, людей, есть лишь одна общая черта – одиночество. Окружающие помогают тебе только тогда, когда им это ничего не стоит. Кто-то придет и спасет тебя, когда тебя совсем не требуется спасать.
Она написала следователю Кернеру сообщение о звезде на косяке и о том, что она больше не чувствует себя в безопасности дома. Однако она начала сомневаться в том, что он сумеет что-нибудь с этим сделать.
Конечно, нет. Ей придется самой принимать меры.
А, Эстер ди Лауренти. Ну вот мы и вступили в открытую переписку.
Вообще-то такого намерения у меня не было. Но ладно, будет еще главка к твоему «труду»:
Ты называешь меня глупым. Позволь вернуть это обвинение тебе. Я знаю, кто ты. А ты по-прежнему не догадываешься о том, кто я.
Позволь дать тебе подсказку. Словами более талантливого поэта, чем я:
Всем сердцем я люблю детей-лгунов и хулиганов,
Детей-воришек, забияк, задир и грубиянов.
От взрослых видят лишь они тычки и наказания.
Но никогда, но никогда – любви и понимания![21]
Теперь поняла?
Сингильд Патурссон была самым старым человеком, которого Анетте когда-либо встречала; такая сгорбленная, что пребывала скорее в горизонтальном положении, чем в вертикальном, с лицом, изрытым морщинами, как дубовая кора. Она оказала ей вполне дружелюбный прием в небольшом деревянном домике, пристроившемся на склоне холма на окраине Торсхавна, и, стоя между массивными шкафами, варила в кастрюльке кофе. Время от времени она, напрягая шею, выглядывала из своего панциря с сахарной улыбкой, ассоциирующейся с гораздо более юными поколениями, а ей было как минимум восемьдесят пять. Вероятно, Йальти был очень поздним ребенком.
Анетте вытянула ноги под низковатым обеденным столом и благодарила судьбу за то, что была цела и невредима. Посадка в аэропорту Торсхавна происходила при сильном ветре и была ужасающе жесткой, к тому же Анетте приспичило облегчиться, а туалет был закрыт из-за турбулентности. Фарерскому коллеге, присланному встречать ее в аэропорту, пришлось ждать у дамской комнаты в зале прилета, пока Анетте придет в себя. Когда они наконец тронулись с травянистого пригорка, Анетте испытала облегчение во всех смыслах.
Дом, где прошло детство бывшего возлюбленного Юлии, находился в селении Вельбастадур и представлял собой крошечное красное пятно посреди расползшегося комплекса серых деревянных построек с покрытыми рубероидом крышами. Единственная дорога разделяла селение на верхний и нижний холмы. В остальном там были только трава и скалы, море и птицы. Сингильд Патурссон унаследовала дом от своих родителей и прожила в нем всю свою жизнь, родила всех своих четверых детей и похоронила мужа и младшего сына на местном кладбище. Она не поняла Анетте, когда та поинтересовалась, не сложно ли ей в одиночку жить среди скал, вдали от всего. Все-таки с датским у нее не очень, извинилась она.
Поставив на стол черный кофе и миску с печеньем, в котором Анетте с удивлением признала покрытые шоколадом «хобнобы», она сложила руки на коленях и без всякого приглашения приступила к рассказу. Ее акцент был мягким и певучим, медленный поток слов изобиловал паузами.
– Йальти был моей зеницей ока. Сын, зачатый тогда, когда я уже решила, что это невозможно. Да-да, он был моей зеницей ока. Я рыдала, когда он решил учиться в Дании, потому что знала – он влюбится и останется там. А ведь он так и сделал, да. Он был как бык Фердинанд, чувствительный и мягкий. Слишком мечтательный для датских женщин. С Кирстен, женой, у него совсем не заладилось, она устала от него и его планов. Йальти не заботили деньги. Этого она ему никогда не простила.
Раз, два, три, четыре, пять. Йеппе скользнул пальцами по геометрической фигуре, вырезанной на косяке двери Эстер ди Лауренти. Маленькая пятиконечная звезда была вырезана грубо, толстый слой серого лака кусками откалывался вокруг процарапанных линий. Эта улика устранила все сомнения в его голове. Хозяйка была в опасности. Он радовался тому, что наладил систему слежения. В особенности учитывая, что она будет переписываться с предполагаемым преступником. Еще виднелись остатки мелкой пыли, оставленной дактилоскопистами, ранее осматривавшими косяк на предмет других следов. Еще несколько отпечатков и следов, которые вряд ли когда-нибудь пригодятся. О звездах разговор отдельный.
Звезды. У Юлии Стендер на запястье были татуировки в виде звезд.
Но что это значило? Что преступник хотел этим сообщить? Эстер наконец отворила дверь, собаки залаяли у нее под ногами. Она выглядела измотанной. Зато квартира оказалась на удивление чистой по сравнению с тем, что он застал в прошлый раз.
– Ну-ну, хватит, маленькие тираны. Входите, они вам ничего не сделают.
Йеппе обошел собак и оказался в неожиданно прибранной гостиной.
– Как вы? Оправились после ночного испуга? – Йеппе удалось усесться в кресло, не отодвигая стопки книг и грязные тарелки.
– Вообще-то не знаю. Я так старалась, чтобы мне поверили. Что он был здесь. И теперь, когда мне поверили, до меня начало доходить, что это значит. Что я здесь не в безопасности.
Эстер присела на диван напротив. Несмотря на усталый вид, в ее глазах появилась решимость. Йеппе уже приходилось наблюдать такую перемену в родственниках убитых людей. Она разозлилась.
– Вы вступили в переписку с человеком, которого мы подозреваем?
Она подняла руку, прервала его.
– Я прекрасно понимаю, это было неразумно. Я не успела как следует подумать, прежде чем…
– Это было не то что неразумно, а крайне опасно, и теоретически могло помешать работе полиции.
– Я понимаю.
– И связь между вашим ответом преступнику и его предполагаемым визитом вчера вечером нельзя упускать из виду. Он запросто мог убить вас.
Она наклонила голову, чтобы ответить.
– Поскольку с этим все ясно… да, поскольку с этим все ясно, замечу, что в то же время тут естественным образом открываются некоторые перспективы, которые неожиданно могут помочь расследованию.
– Отсюда, пожалуйста, поподробнее… – Она смотрела на него с нейтральным выражением лица. – Все-таки я помешала расследованию или помогла?
Он не смог сдержать легкую улыбку.
– Мы сделаем все возможное, чтобы о вас позаботиться. Я добился разрешения приставить полицейского ко входу в дом на двадцать четыре часа в сутки в течение ближайших дней. Но, как бы то ни было, вам нужно понять, что вы подвергаете себя опасности. Вступить в общение с убийцей – одно, но провоцировать его, как вы сделали накануне, очень глупо и никому не нужно.
– Я поняла. Но вы хотите сказать, что все-таки, если мы с вами согласуем сообщения, моя переписка с ним может помочь следствию?
– Возможно.
– Вы видели его ответ?
– Стихотворение? Да, прочитал еще в управлении. Именно поэтому я пришел, а не позвонил. О чем оно вам говорит? Он пишет, что дает вам подсказку насчет своей личности.
Взгляд Эстер некоторое время блуждал, потом она покачала головой.
– Не знаю, кто его написал. Но в нем четко прослеживается тема детей, брошенного ребенка, нежеланного. Может, как-то связано с абортом Юлии?
Она с удивлением посмотрела на него. Йеппе мысленно перенесся к Анетте, которая в данный момент, вероятно, сидела напротив матери фарерца. Связана ли каким-то образом смерть Йальти с абортом? Со стихотворением, процитированным преступником?
– Что-нибудь еще приходит вам в голову, когда вы читаете эти строки?
Немного поразмыслив, она вновь покачала головой.
– Ну тогда бог с ним. Я прошу вас перечитать его попозже, вдруг что-нибудь всплывет. И еще я попрошу вас снова написать ему. Честно признаюсь, понятия не имею, к чему приведет это выманивание его из засады. До сих пор в этом деле вам сопутствовала удача. Но никаких провокаций! И мы должны все согласовывать!
– Будьте спокойны, я больше не собираюсь испытывать судьбу.
– Вообще-то это уже испытание судьбы, риск, – само общение с ним. Надеюсь, вы понимаете.
– Понимаю! Но я уже и так влипла по уши. Мой дом, моя книга. Смерть Кристофера… Но я обязательно пришлю вам текст ответа.
– Договорились. Теперь из другой оперы. Тот ужин весной. У вас есть список приглашенных? – Она протянула ему через стол лист бумаги. – Спасибо. Не припомните, о чем вы тогда беседовали?
– О чем мы беседовали? Это было в марте!
– Попытайтесь вспомнить! Это может быть важно. Юлия разговаривала с кем-то из гостей? С Кинго, к примеру? Не было ли чего-нибудь необычного, размолвок, перешедших в скандал? Любая деталь может оказаться решающей.
– Хорошо, постараюсь. А почему вы упомянули именно Кинго?
– Мы хотим узнать о нем побольше. Как близко вы с ним знакомы?
– Только через общих знакомых, ну и по писательскому клубу, конечно. Пересекалась с ним на многих мероприятиях.
– Что вы о нем думаете?
– Я его уважаю, как и большинство. Способный и привлекательный, необычайно много знает о литературе и искусстве. Только вот не слишком предупредителен. Учтивый и галантный, но не сказать, что любезный. Он знаком с отцом Юлии. Вы в курсе?
Йеппе кивнул и поднялся.
– У вас ведь есть мой номер? Позвоните или напишите мне сегодня, заодно скоординируем слежку. Вы планируете куда-нибудь выходить?
– Наверное, мне нужно будет навестить Грегерса. Думаю привезти ему каких-нибудь фруктов, чего-то такого.
– Хорошо, только выбирайте места с большим скоплением людей. А я позабочусь о том, чтобы к вашему приходу тут уже был наш человек.
По дороге к двери она схватила и сжала его руку.
– Спасибо, Йеппе. Спасибо, что заботитесь обо мне!