Йеппе вздохнул.
– Да, давай возьмем господина Стендера в оборот. Позвонишь?
Пациенты в мгновение ока сбегают из отделений Королевского госпиталя гораздо чаще, чем можно себе представить. Пребывание в больнице, в сущности, не отличается от сидения в открытой тюрьме; основным условием стационара является нахождение в своей палате. Особенно если лежать в отделении неотложной помощи. Однако, принимая во внимание более тысячи коек, распределенных по нескольким зданиям высотой до семнадцати этажей каждое, а также перегруженность персонала, никто не торопится начать поиски, когда какого-то пациента не оказывается на месте. Пациенты часто забывают поставить медперсонал в известность о прогулке или встрече. Большинство возвращаются в течение нескольких часов. Чаще всего никто и не догадывается об отлучке.
Иными словами, ни у кого не было времени помогать Эстер в поисках Грегерса.
Для начала она попробовала связаться с ним по стационарному телефону. Возможно, он улизнул домой, а она не заметила. Вполне было на него похоже – отправиться домой в знак протеста против какой-нибудь запрета. Запрета пить кофе, например. Но к телефону никто не подошел. Мобильного у Грегерса не было. Потому что – а кому ему звонить, как он говорил. Эстер постаралась успокоиться. Наверняка он вышел на улицу подышать свежим воздухом или еще зачем-нибудь. Но Эстер знала, что это не так.
Двумя днями ранее ему сделали коронарную ангиографию, в ходе которой подтвердилась необходимость расширения сузившейся коронарной артерии. Он пришел в ужас от этой мысли, перепугался, что эта процедура непременно убьет его. Так реагировать мог только человек, который никогда в жизни не болел. При этом он был абсолютно убежден в безошибочности действий врачей и не задавал вообще никаких вопросов относительно диагноза или курса лечения. Он бы ни за что не удрал от операции, и тем более никогда не отправился бы на прогулку – подвергаться воздействию солнечного света, опасностям уличного движения и другим неприятностям, которые могли пошатнуть его и без того хрупкое здоровье.
Эстер села в палате Грегерса у окна на колючий стул с шерстяной обивкой и стала ждать. Протерев рукавом стекло на часах «Картье», она, как всегда, подумала об отце. Двадцать минут. Если он не вернется через двадцать минут, она примется за поиски.
Кристиан Стендер осунулся. Всего лишь за два дня, прошедшие с тех пор, как Йеппе виделся с ним в последний раз, он явно похудел. Темно-синий пиджак висел на нем, он даже казался ниже. Из-под пиджака выглядывала помятая белая футболка, конечно, супругам Стендер пришлось прикупить новую одежду в связи с вынужденной задержкой. Рукопожатие было таким же крепким, однако без взгляда в глаза. Он отказался что-нибудь выпить. Анетте прислонилась к стене за его спиной и слегка кивнула Йеппе. Начинай!
– Итак, господин Стендер, как ваши дела? Рады предстоящему возвращению домой? – Самый дружелюбный тон.
Уголки рта Кристиана Стендера приподнялись в легкой улыбке, при этом запавшие глаза наполнились слезами. Когда он наконец заговорил, голос оказался удивительно четким и отстраненным.
– Я и предположить не мог, что все так обернется. Ведь с первой же секунды знаешь, что жизнь отдашь за свое дитя, пойдешь ради него на убийство, если будет нужно. Даже когда твоя дочь вырастает, превращается во взрослую женщину, когда возникают конфликты, когда она ненавидит тебя и вы часто ссоритесь. Это чувство остается неизменным. Незыблемым. Она совершенно не понимает, не знает, что любовь… – Его голос надломился. – Я нигде не могу найти покоя.
Кристиан Стендер замолчал. Кто-то прошел мимо по коридору, прокричав кому-то вдалеке что-то веселое. Хлопнула дверь. Анетте пошевелилась у стены. Йеппе откашлялся.
– Причина, по которой мы попросили вас прийти, заключается в открытии новых обстоятельств дела.
Никакой реакции.
– Нам известно, что Юлия около шести лет назад родила ребенка и отказалась от него. Девочку.
На лице Кристиана Стендера вновь мелькнула легкая улыбка сквозь слезы, но он промолчал.
– Почему вы не рассказали нам об этом?
Реакции по-прежнему не последовало.
– Также мы знаем, что отец ребенка, Йальти Патурссон, связывался с вами, когда ему стало известно о существовании этого ребенка, но вы пытались воспрепятствовать Йальти в поисках дочери. Это соответствует действительности? Почему ему нельзя было искать свою дочь?
Кристиан Стендер покачал головой. Затем, к ужасу Йеппе, расхохотался. Это был мелкий самозабвенный смех, перешедший в рыдания столь душераздирающие, что Йеппе даже потянулся к нему и похлопал его по руке. Значит, способность сочувствовать у него не полностью атрофировалась.
– Теперь уже нет никакой разницы, разве вы не понимаете? Это все абсолютно не важно, расскажу я что-то или нет. Кончено! Финиш! Понимаете? Моя дочь мертва. Что вы хотите, чтобы я сказал? Что я столкнул этого урода со скалы? Что он получил по заслугам? Что на самом деле смерть Юлии – моя вина? Она никогда не оживет. Она умерла, черт возьми! Моя девочка умерла!
– Попытайтесь выслушать, я прекрасно понимаю вашу ситуацию, однако если вы утаиваете любые сведения, это может привести к…
Йеппе почувствовал, что его костлявая задница оказалась на полу, прежде чем успел понять, что случилось. Стол навалился на него, Кристиан Стендер с ревом дикого зверя занес над головой свой стул и запустил им в Анетте. Позвоночник Йеппе посылал болевые импульсы одновременно в затылок и в ноги, и на мгновение он лишился способности дышать. Служебный пистолет лежал в кобуре, висевшей в шкафу в углу. Слишком далеко.
Анетте ползла вдоль стены, чтобы открыть дверь и позвать на помощь, но Йеппе, услышав громкие голоса из коридора, понял, что подмога уже спешит. Стендер очутился у стены кабинета, которую почему-то украсили репродукцией Моне в разборной раме. Стекло разбилось, кровь заляпала водяные лилии, а Стендер сначала бросился головой в картину, затем схватил ее трясущимися руками и вновь всадил в нее голову. Приподнявшись на локтях, Йеппе крутил головой из стороны в сторону, чтобы проверить, в порядке ли шея. Вроде бы в порядке.
Дверь распахнулась, ввалились четверо полицейских в форме, держа наперевес резиновые дубинки. Откуда они только взялись? Видимо, поджидали в отделении. Стендер ревел и беспорядочно размахивал окровавленными руками, ослепленный кровью, хлынувшей со лба. Один из полицейских повалил его, прижал коленкой к полу и принялся связывать, пока он лежал, вдавившись щекой в стеклянные осколки, и рыдал. Кто-то помог Йеппе подняться, да-да, все нормально, спасибо. Не считая шока от того, что его внезапно повалили, он в порядке.
Чего нельзя было сказать о Кристиане Стендере.
Шатающегося, его вывели из дверей и потащили по коридору двое полицейских, осколки стекла, позвякивая, сыпались с него на пол. Один из полицейских оповестил его о времени и причине ареста. Стендер не оказывал сопротивления, один глаз у него полностью заплыл, ноги волочились по полу. Небольшая группа сотрудников, находившихся под впечатлением от случившегося, стояла перед кабинетом Анетте и Йеппе и провожала его взглядами. Оказавшись почти у самого выхода, вся процессия остановилась, состоялся какой-то обмен репликами. Один из полицейских через плечо окрикнул Йеппе.
– Кернер, он хочет что-то сказать. Говорит, это важно…
Йеппе пошел по коридору. Под ногами хрустело. Спина снова заболела.
– Стендер, что вы хотели? – Он подавил желание треснуть его по башке. – Что у вас на сердце? Это ваш последний шанс, вы отправляетесь за решетку, после чего делом займутся адвокаты.
Кристиан Стендер поднял израненное лицо, выпустил изо рта струйку кровавой слюны, потекшей по подбородку, не будучи в состоянии вытереть ее рукой, и наклонился к самому уху Йеппе.
– Это моя вина!
– Ваша вина? О чем вы?
– Смерть Юлии. Я мог бы…
Его колени подкосились, полицейские с трудом удержали его на ногах. Стендер слабо затряс головой, чтобы показаать, что он готов двигаться дальше, и процессия вышла за дверь, спотыкаясь, как пьянчуга, возвращающийся домой из ночной пивнушки.
Глава 22
Прошло уже двадцать шесть минут, но Грегерс так и не объявился, и Эстер начала его разыскивать. Начала она с повторного прочесывания кардиологического отделения, просто чтобы удостовериться, что он не проскользнул в палату после длительного пребывания в уборной. Грегерса не было. В первую очередь она исключила из поисков другие отделения госпиталя, так как чужой пациент с капельницей довольно быстро был бы замечен и отправлен в свою палату. Отчаявшись дождаться лифта, она пошла вниз пешком, этаж за этажом.
На каждом этаже сидели облаченные в халаты люди, читающие, спящие, ждущие кого-то, всех возрастов и национальностей, но Грегерса не было. Она искала его в комнате для молитв, в кабинете забора крови, за столиками в кафе, между пестрыми полками в киоске. Затем она медленно поднялась на лифте на пятнадцатый этаж и опять зашла в его палату. Вновь позвонила на домашний номер. Прихватила кислотно-зеленое яблоко из миски в коридоре и продолжила поиски. Она перестала ждать помощи и милосердия от окружающих.
Куда, черт возьми, он подевался? Эстер всерьез забеспокоилась. Может, все-таки надо позвонить этому полицейскому и поднять тревогу. Мог ли Грегерс увидеть или сделать что-то, повлекшее для него угрозу со стороны преступника? По дороге в холл Эстер встретила спешащего куда-то на самокате врача, в коридоре сидела на низких креслах группа замотанных в платки женщин, бабушка показывала своим внукам игрушечный домик. Как же все-таки больницы изменились с поры ее юности. Теперь тут появился свет и кипела жизнь, были предметы искусства и ободряющие мелочи. Тогда медсестры извлекли из ее тела – и одновременно из ее жизни – ребенка, дали марлю, чтобы туго замотать напряженную от прибывающего молока грудь. Так туго, чтобы сердце не смогло вывалиться из груди.