Лисбет подошла к ней с бокалом в руках.
– Вот эта? Да ты должна знать лучше кого бы то ни было! Это работа фотохудожника, участвовавшего в выставке в галерее Кинго. Помнишь прием, на котором мы были сразу после Пасхи?
– Фотохудожник? Прекрасно помню прием, но…
– Да тогда набилось столько народу, ты наверняка с ним не общалась. Он был таким скромным, настоящий интроверт. Любопытный тип. А ты уверена, что будет разумно сейчас отправиться домой? Франк говорит, ты чувствуешь себя в квартире в опасности, а убийца тем временем разгуливает на свободе!
– Полиция позаботилась выставить у дома охрану, а мне нужно поехать домой к Доксе и Эпистеме. Но я там только посплю, а утром приеду к вам вместе с собаками.
– Не забудь ничего, сумку взяла? Приезжай завтра пораньше, ладно? Бог свидетель, в нашем доме всем хватит места – теперь, когда дети съехали. Хорошо проведем выходные. Ну, Франк у мойки, передам ему от тебя поцелуй на прощание.
Закрыв за собой дверь, Эстер еще немного постояла на верхней ступеньке. Да, все при себе, тогда почему ей так беспокойно? В животе было такое чувство, будто вскоре ей предстоит устный экзамен по немецкому. Быстрым шагом она направилась к станции. Немного свежего воздуха, мелкий дождь на щеках. Маршрут был коротким и пролегал вдоль живописного леса, который никогда не становился совсем мрачным, тем более не был он мрачным в такой чудесный вечер на исходе лета. Что же такое напрашивалось на размышления, почему ей никак не удавалось выудить искомое из сознания? Что-то с тем снимком. Увидев впереди станцию, она достала из кармана телефон и купила билет в Интернете. На перроне больше никого не было, она остановилась у самого здания вокзала, где горел фонарь и стояли билетные автоматы, раздраженная своим страхом. Но, опять же, ей ведь было чего бояться.
Она снова взяла телефон и написала смс следователю Кернеру, как они договаривались. «Еду домой, буду через полчаса. С ув. Эстер». Он обещал прислать двух полицейских и контролировать вход на протяжении всей ночи. Это принесло ей великое успокоение, и она с нетерпением ждала момента, когда в таких мерах больше не будет необходимости.
Туман, поверхности, линии. Четыре минуты до поезда на Мальмё, ей выходить на Нёррепорт. Чуть прохладно, она закуталась в персиковый шелковый пиджак и поежилась. Как же омерзительно холодно в Дании по вечерам, даже летом. Светло, но холодно.
Узнавание подкосило ее ровно в тот момент, когда она увидела, как он идет к ней. Конусы света от фонарей касались его макушки, когда он проходил под ними, так что он то подсвечивался, как жуткое предзнаменование, то вновь исчезал во тьме. Мерцание, мерцание, мерцание. Линии на щеке мертвой Юлии представляли собой не звездное небо, а отпечаток пальца. Дактилоскопист!
Пустынный перрон, окруженный лесом, и ее голос, который уже не мог достичь далеких освещенных домов.
Глава 23
Шансы на вечерний секс в «Картофельных грядках» таяли с каждой секундой. Йеппе написал Анне, что не успеет к девяти, и она ответила, что все в порядке, он может прийти, когда освободится. Да уж, если он вообще когда-нибудь освободится.
Записи с камер наблюдения, висевших на ресторанах Нюхавн, были просмотрены, и, поскольку относительно точно был известен промежуток времени, довольно быстро удалось обнаружить искомое: улыбающаяся Юлия Стендер со светлым конским хвостом слегка обнимает мужчину, в котором определенно опознали Дэвида Бовина. Возвращаются от татуировщика, у которого она увековечила символ их «любви» на своем запястье. Она – влюбленная и излучающая оптимизм, он – расчетливый и лицемерный. Смотреть на них было невыносимо.
Шестеро вооруженных людей были отправлены на патрулирование квартиры Дэвида Бовина на Кнуд Лаварсгеде, а также участка Эрика Кинго в садовом товариществе и его квартиры в Кристиансхавн, однако найти владельцев не удалось, к телефону те тоже не подходили. Следователь Фальк занимался раскапыванием всех возможных связей – семья, коллеги, соседи – этих двоих. Кто-то притащил в офис целую башню из коробок с пиццей. Прорыв ожидался с минуты на минуту, и никто теперь не посмел бы отправиться домой. Или на свидание.
Анетте бросила Йеппе блокнот.
– Бывшая супруга Кинго, Хелен. Они развелись больше двадцати лет назад. У них взрослый сын. Займешься ею? А я позвоню сыну.
– Позвони ей, сына я поручу Фальку. Мне нужно связаться с Клаусеном, хочу еще немного надавить на него, теперь-то мы точно знаем, что это Бовин.
Йеппе встал, он обнаружил Фалька в своем кабинете с телефонной трубкой, прижатой плечом к уху, кусок пиццы распластался на обеих его руках. Красноватый соус стекал по запястьям. Сбегав в столовую за парой салфеток, Йеппе бросил на стол перед Фальком и их, и блокнот. Коллега с благодарностью посмотрел на него и кивнул.
Следователь Сайдани позвала Йеппе к себе в кабинет, прежде чем он успел добраться до своего. Сегодня ее локоны были плотно забраны назад, по какой-то причине она облачилась в униформу. Куртка висела на спинке ее кресла, светло-коричневые руки торчали из коротких рукавов голубой рубашки.
– А с чего вдруг форма?
Сайдани закатила глаза и большим пальцем указала наверх, в направлении кабинета шефа, не вдаваясь в объяснения.
– Я просмотрела всех фоловеров Юлии Стендер.
– На Фейсбуке?
– В Инстаграме. На Фейсбуке друзья, в Инстаграме фоловеры. Как бы то ни было, я нашла этот профиль, подписанный на нее и лайкающий ее записи без комментариев. Их вообще-то много, но интересен именно этот. Глянь! – Сайдани поднесла смартфон к лицу Йеппе и принялась прокручивать серые снимки природы и зданий. – На аватарке у него тоже какой-то туманный лес.
– А можно понять, кто он?
– Нет, он ничего о себе не сообщает. Но все-таки есть пара любопытных вещей. Во-первых, название профиля. Он называется @simenaal.
– Сименоль? Какого черта это значит?
– Это такое приспособление, которое в прежние времена в Дании использовали врачи, им прокалывали кожу пациента и протаскивали под кожу шнур. Смысл был в том, что человеку нужно было периодически тянуть за шнур, чтобы открывать рану, пока не начнется воспаление. Воспаление тогда считалось очищающим и исцеляющим процессом.
– Отвратительно.
– Вот-вот. Хорошо, что мы живем в двадцать первом веке.
– И зачем понадобилось выбирать такое имя?
– Либо чтобы показать, что имеет отношение к медицине, либо – и к этому я склоняюсь больше – из-за символичности этого инструмента. Возможно, я и преувеличиваю, и все же – этот инструмент лечит, причиняя боль и вызывая воспаление.
– Хорошо, тонко подмечено.
– И еще. Для создания профиля в Инстаграме требуется указать адрес электронной почты. Адрес этого Сименоля на хотмейле тот же самый, который был использован позавчера, когда на Гугл Докс писательской группы выложили текст.
– Тот же самый? – Йеппе напрягся. – Я думал, туда зашли под именем Эрика Кинго?
– Да, так и было. Но через этот адрес на хотмейле.
– Интересно! Сделай мне одолжение. Галерея Эрика Кинго: зайди на сайт и посмотри, не всплывут ли там какие-нибудь снимки из Инстаграма. Если что-то обнаружишь, немедленно сообщи мне. Бовин выставлял там свои работы.
Клаусен ответил после первого гудка.
– Ну что?
– Привет, это Кернер. Только спокойно, пока никаких окончательных выводов нет. – Нет необходимости вовлекать Клаусена в процесс без крайней необходимости. В его лояльности невозможно быть уверенным на сто процентов. – Но мне надо знать о Бовине кое-что еще. Мы не можем его найти. Ты случайно не в курсе, где он?
– Знаю ли я, где находится один из моих подчиненных в субботу вечером? Я сейчас сойду с ума. И я ни с кем не собираюсь это обсуждать.
– Ладно, забудь. Мне просто нужно все разложить по полочкам. Он женат?
– Кажется, был. Во всяком случае, он как-то упоминал о своей бывшей. Но это было еще до того, как он начал у нас работать, и он не очень об этом распространяется. Если нужно имя, мне придется поспрашивать коллег.
– Дети есть?
– Нет.
– Чем он вообще занимается? Общительный, разговорчивый?
– В меру дружелюбный и ничем не выделяется. Явно не тот, кто больше всех шумит, но вообще-то это затруднительно, когда работаешь с таким хлыщом, как Сёренсен. Способный, берет на себя свою долю работы и вызывается на дежурства, которые больше никто брать не желает. Во всех смыслах прекрасный коллега.
– А как насчет футбола? – Сайдани упомянула пикник, на котором Бовин играл с детьми в футбол.
– Играет в составе первой полицейской команды. Тренировки каждые выходные. Если вам не удастся найти его раньше, завтра около двенадцати он должен по идее тренироваться в парке Вальбю.
– Ладно. Значит, он неплохой парень?
– Некоторые считают, что в основном благодаря ему ЦКЭ Эст одержал победу над Восточной Ютландией в весеннем полицейском турнире, а еще какой-то трофей из Оденсе сейчас стоит у нас в столовой. Да, очевидно, в таких сферах люди и раскрываются по-настоящему. Говорят, он очень дотошный. Знаешь, спорт это не совсем мое, так что я особо не слежу за успехами в этой области.
– Ты сказал весенний турнир? – Йеппе сделал пометку. – А что его фотографии? Ведь он, помимо всего прочего, выставлялся в галерее Эрика Кинго. Об этом он что-нибудь рассказывал?
– В тайне не держал, если ты об этом. Я не ходил и не смотрел, где он там выставлялся, но он довольно часто беседует о фотооборудовании с Сёренсеном и другими фотолюбителями.
– Тебе известно что-нибудь о его воспитании? О его семье?
Последовал глубокий вздох.
– Нет, ничего не знаю о его биографии, к сожалению. Как и о детстве Сёренсена и пятидесяти других коллег. Понятия не имею, чем вы там у себя в управлении занимаетесь, но мы здесь занимаемся в основном своей работой.
Положив трубку, Йеппе выпрямился, офисное кресло угрожающе затрещало. Правая ягодица закоченела, такое случалось постоянно, ему был нужен кетобемидон, который раньше назначали ему врачи, считая причиной боли пролапс. Но вместо этого он вытащил из картотеки пакетик «Харибо» и положил конфетку в рот. Договорив по телефону, Анетте посмотрела на него.