Йеппе отдышался первым.
– Она жива?
Сайдани пожала плечами.
– Мы пока ничего не знаем. Они только что начали работу.
– А преступник?
– Пока никаких следов не обнаружено. Ларсен с береговым патрулем ведет поиски в округе.
Вдруг кровь отхлынула от головы Йеппе, и ему пришлось наклониться и положить голову себе на колени. Он потерпел поражение. Линия, где желтые стены встречались с линолеумным полом, качались, как на корабле.
Где-то у него над головой Анетте обсуждала ситуацию с коллегами, но их голоса постепенно отдалялись от него. Он обещал позаботиться о ней, и вот теперь она лежит там, а он сидит здесь. А преступник до сих пор разгуливает на свободе. Он сел на пол и уперся лбом в колени, пытаясь дать понять, что он в порядке, даже не зная, обращает кто-то на него внимание или нет.
Тошнота проникала к нему в кишки, в мозг, в легкие. Он закрыл глаза и вдруг очутился на американских горках с пятью мертвыми петлями, куда однажды его затащил Йоханнес во время Октоберфеста в Мюнхене. Поражение, вот что он сейчас ощущал. Необратимое, непростительное поражение. Он почувствовал руку на своем плече, услышал свое имя. Затем все закружилось вокруг оси, находившейся где-то за глазами, и он потерял сознание.
Трубы. Стальные трубы, пластиковые трубы, трубы ярких цветов, узкие трубочки и широченные водосточные трубы, трубы с трещинами и трубы люминесцентных ламп, трубы, уходящие в толщу стен и потолка, стоило только начать прослеживать их взглядом. Йеппе заморгал, пытаясь понять, где он. Грубая хлопковая простыня, яркий свет, он, должно быть, в больнице. Комната с кушеткой, дверь открылась, он не спит! Над ним склонилась Анетте. Она принесла с собой аромат жевательной резинки.
– Йеппе, блин, ты меня пугаешь своими дерьмовыми выходками. Тебе нужно сходить к врачу!
– Я прекрасно себя чувствую, просто чуток, ха-ха, понизился сахар и…
Он пришел в себя, вспомнил, где находится, и приподнял голову.
– Она мертва? – Сердце вновь заколотилось.
– Нет. Состояние стабильное. Только сломано ребро, вывихнута челюсть, множество кровоточащих ран и, предположительно, сотрясение мозга. Ей дали что-то успокоительное, чтобы она до завтра поспала, но выглядит она неплохо. Закаленная дамочка. Йеппе, она в порядке.
Йеппе сел, держась за край кровати, пока комната не стала неподвижной. Горло сжалось, и ему пришлось пару раз сглотнуть. Облегчение обрушилось на него с новой силой. Все будет хорошо!
– Эй, Анетте!
– Да?
– Дашь жвачку?
Анетте с улыбкой протянула ему пачку.
– Как ты думаешь, почему он ее пощадил?
Йеппе бросил куриную косточку в пластиковую упаковку, вытер с пальцев соус барбекю и запил глотком «Будвайзера». Американское пиво всегда заставляло его ощущать себя статистом из рекламы «Levi’s», отнюдь не неприятное чувство. Анетте наполовину съела свой бургер с беконом, ее подбородок был перепачкан майонезом с чили.
– Хм-м, может, ему просто помешали Ларсен и Сайдани?
– Но ведь тогда они бы увидели его. – Он принялся за очередное куриное крылышко, сильный голод его не мучил, но поесть было приятно. – И кровотечение у нее к тому моменту давно прекратилось, кровь успела свернуться. Она была переохлаждена. Видимо, пролежала там довольно долго. Но вот почему ему пришлось оставить ее, не довершив начатого?
Анетте осмотрела свои пальцы, измазанные майонезом, словно их испачкал кто-то другой, и начала методично облизывать их.
– Хочешь салфетку?
– Заткнись, Йеппесен, за собой следи. Ты только что грохнулся в обморок посреди травматологического центра, неужели у тебя нет поводов для беспокойства поважнее, чем моя гигиена?
– Но все-таки дать?
– Давай.
Прожевав, Анетте вытерла руки.
– Возможно, пожилая женщина с морщинистой кожей показалась ему неэстетичной. Может, это не соответствовало его амбициям.
– Хм-м, возможно. Но она его видела. Довольно-таки рискованно с его стороны оставлять ее в живых. Как-то противоречит всем мерам предосторожности, которые он предпринял с двумя другими жертвами. Почему он стал таким неосторожным?
– Потому что он в курсе, что мы знаем, кто он такой. И потому что ему безразлично, поймают его или нет.
– Значит, он опасен. То есть еще более опасен.
Анетте кивнула, они молча пили. Йеппе размышлял, опасен ли Бовин для них. Может, стоит позвонить Терезе и попросить ее быть поосторожнее в течение ближайших дней, хотя это и казалось довольно неуместным. Попросить Нильса с особым вниманием позаботиться о его жене. Пока бумаги не были подписаны, она все еще считалась «его женой». «Бургер Пэлэс» опустел, они остались одни. Воскресным вечером вся работа кипела в секторе «на вынос». Люди ужинали перед телевизорами на диванах при свете стеариновых свечей на подоконниках, укутав ноги домочадцев пледами. Йеппе почувствовал знакомое дуновение одиночества и отхлебнул еще пива.
Поиски Эстер ди Лауренти были остановлены, начались поиски дактилоскописта Дэвида Бовина. Были задействованы шесть патрульных бригад, которые объехали Коккедаль, отправились по домашнему адресу Бовина, в Центр криминалистической экспертизы, в галерею Кинго и к нему же на квартиру, курсировали по Клостерстреде и всему Старому городу. Все полицейские силы округа Большого Копенгагена, а также подразделения хемверна[24] по всей Зеландии были привлечены к участию в поисках, СМИ опубликовали фотографию разыскиваемого на первых страницах своих онлайн-изданий. На следующее утро назначили допрос Кристиана Стендера в присутствии адвоката. Ему трудно будет взять на себя вину за нападение на Эстер ди Лауренти накануне вечером, но никогда не знаешь, как все обернется в итоге.
У Анетте зазвонил телефон, она улыбнулась при взгляде на дисплей и быстро ответила на звонок. Лицо ее просияло, а голос зазвучал тихо и влюбленно. Милый то, милый се. Значит, Свен. Наблюдая за своей влюбленной напарницей, Йеппе допил пиво.
Три пьяных парня вошли и сели за соседний столик, хотя весь зал был пустой, чувство такта в отношении частной жизни окружающих давно было пропито ими напрочь. С криками и смехом они заказали еду, пряча под столом бутылку рома. О, молодежь, о, беззаботная жизнь! Анетте и Йеппе с улыбкой переглянулись сквозь опустевшие пивные бутылки.
Существует тонкая грань между понятиями «воспользоваться случаем» и «смалодушничать». Иногда нехоженая дорога[25] менее людна лишь потому, что ведет прямиком в пропасть. Йеппе прекрасно отдавал себе отчет в том, на какой дороге он находился, когда незаконно припарковал машину под деревом на Эстер Фаримасгеде. Двигаясь к выезду из города, он решительно свернул на Вестерброгеде, пожелав Анетте спокойной ночи и направляясь домой, чтобы принять душ и получить порцию крепкого сна. Но внезапно он сменил курс, повернув направо, на Кингосгеде, и снова двинулся к центру города.
Узенькие улицы «Картофельных грядок» в летней темноте напоминали многоярусные подставки для десертов. Дома из шоколадного бисквита с глазурованными окошками, излучавшими тепло и гостеприимство, низкие изгороди, поверх которых можно было общаться, игровые домики для многочисленных детишек. Ее муж дома, чего ты хочешь? Взглянешь на нее одним глазком, чтобы крепче спать? Может быть, она заметит тебя, улизнет из дома, и вы займетесь любовью в песочнице, пока Джон чистит зубы? А вдруг тебя поразит молния с ясного неба, и рано утром, выйдя отстегнуть велосипед, она обнаружит перед своим окном истлевшую статую.
Их дом располагался посреди участка под названием «Дворовая зона», где автомобилям нужно было ездить как можно медленнее и как можно реже. Он мог бы засесть где-нибудь, скрывшись от взглядов с дороги за игровым домиком, и смотреть в гостиную семейства Харлов. А если им вдруг вздумается поглядеть в те же самые окна изнутри, то он предстанет перед ними в свете, льющемся из окон, как олень, застигнутый врасплох дальним светом фар. По всем трем этажам разлился мягкий свет, однако никакого движения не было. На втором этаже, за прозрачными занавесками, мелькали голубоватые отсветы телевизора. Наверняка они сидели там вдвоем, может, держась за руки, потягивая красное вино или чай. Йеппе отчасти утешился тем, что работал телевизор, а значит, вряд ли они были в постели. На столе у самого окна стояла свеча, пламя ее колыхалось от ветерка, проникавшего или через открытое окно, или через щель в раме. Рано или поздно кто-нибудь подойдет к окну и задует свечу. Йеппе замерз. Он едва умещался на миниатюрных перильцах детского домика. Он решил ждать, пока погаснет свет. Откинул голову на потрескавшуюся доску и попытался расслабиться.
Однажды Тереза встретила его на Эстерпорт, летним вечером бог знает сколько лет назад. Еще до того, как началось умопомешательство на почве оплодотворения, значит, по крайней мере лет пять-шесть назад. Они только что переехали в дом в Вальбю, Йоханнес и Родриго были приглашены на ужин. Они напились и носились по саду с невероятного размера водяными пистолетами, пока Родриго и Тереза не притащили ватные одеяла и не опрокинули торт. Потом они с Йоханнесом убежали с участка по дороге. Шлепанцы и засученные рукава, теплый вечер такой мягкий, что напоминает объятия. Они добежали до дикого луга, где теперь построили детский сад. Тогда там росла высокая трава и деревья с белыми цветами, так дивно благоухавшими в июне. Боярышник?
Они добрались до самой железной дороги, не до пригородной S-линии, но до эстакадной железной дороги чуть поодаль. Вспотевшие и развеселившиеся, им все было нипочем. При приближении товарного состава они засели в травяной чаще, чтобы их не заметили. И вдруг случилось чудо: поезд остановился прямо перед ними. Не медля ни секунды, они забрались в первый же пустой вагон и сели бок о бок. Когда поезд двинулся с места, они экзальтированно рассмеялись при мысли о том, где они могли очутиться. Берлин! Роттердам! Эльсинор! В кармане ни кроны. Ни телефонов, ни ключей, ни удостоверений личности. Достаточно пьяные, чтобы думать, что им море по колено и все по плечу, но в то же время достаточно трезвые, чтобы оценить кинематографичность ситуации. Торжественное чувство свободы возвело их на недосягаемую высоту; двое друзей несутся в ночи в товарном поезде в неизвестном направлении. Это был даже некоторый перебор.