– Стойте! – закричала она что есть силы. – Мне же не туда! Мне же прямо надо!
– Не боись, лапушка! – забасил тракторист, ухмыляясь и обнимая Марину за талию крепкой и жесткой, пахнущей соляркой рукой. Другая рука по-прежнему сжимала руль. – Куда тебе торопиться-то? Электричка твоя не скоро. Не боись, доставлю в лучшем виде, небось не опоздаешь.
– А сю… Сюда-то мы зачем едем? – еле выговорила Марина, зубы которой выбивали дробь и от страха, и от тарахтения трактора.
– Как зачем? А побаловаться. – И тракторист засмеялся, причем смех его прозвучал для Марины чем-то вроде сатанинского хохота. Она вырвалась, вжалась опять в угол кабины, проклиная себя за дурость и изо всех сил дергая ручку двери, разумеется безуспешно.
И вдруг – видно, ужас и отчаяние как-то придали Марине сил – она особенно резко толкнула неподатливую дверь, и та неожиданно распахнулась. Еще не до конца осознавая свою удачу, Марина сначала выбросила вниз свою сумку, за сумкой прямо на ходу выпрыгнула сама, упала на бок на мягкий снег и быстро-быстро покатилась по насыпи вниз в темный, весь заросший колючим кустарником кювет. Тракторист наверху зачертыхался, принялся тормозить трактор, затормозил, спрыгнул, стал искать Марину, то тут, то там свешиваясь с насыпи и обшаривая кювет глазами. Потом он вернулся в трактор, проехал вдоль этого места, высвечивая его фарами. Зубы у Марины стучали, она затаила дыхание, прижалась к земле, боясь пошевелиться.
– Эх, да черт с тобой! – прогремело вдруг прямо над ее головой. – У тебя небось и дыры-то между ног нету!
Марина услышала, как трактор снова завелся и покатил куда-то в обратную сторону. А она еще долго лежала, съежившись между колючими кустами, сглатывая слезы, бегущие по щекам, и боясь вылезать: а вдруг он еще вернется?
Потом она кое-как выкарабкалась на дорогу, разыскала в темноте сумку и долго-долго, как ей показалось – целую вечность, шла через лес, возвращаясь обратно на бетонку. Там она протерла свежим снегом лицо и руки, кое-как привела себя в порядок и дальше пошла на станцию.
Когда она дошла, было все еще темно, но в воздухе и вообще вокруг уже как-то запахло утром. Первая электричка еще так и не приходила. На часах было 5.45. Измученная Марина села на скамейку в жарко натопленном зале ожидания, свернулась, насколько это было вообще возможно, калачиком на узком деревянном сиденье и крепко заснула.
И ей снова приснился сон, такой же яркий и цветной, как и предыдущий, один из тех снов, что запоминаются надолго, если не на всю жизнь.
Марине приснилось, что здесь, прямо на этой станции, на стене, почему-то висит плакат вроде тех, что развешивают в кабинетах физики в школах. На плакате написано: «Пространство возникает ниоткуда, когда есть в нем потребность, и исчезает в никуда, когда потребность в нем исчезает». «Вот здорово! – обрадовалась во сне Марина. – Это же как раз то, что мне нужно! Почему я раньше об этом не знала?»
Сразу, как по волшебству, ложатся в сторону от станции новые рельсы, путь по ним уводит куда-то вдаль. Марина садится в новехонькую, с иголочки, только что возникшую электричку и катит в ней по новым, блестящим рельсам куда-то в новый, только что возникший город, где ее ждет множество домов, только что возникших из ничего, с абсолютно пустыми новыми квартирами – одну из них займет сейчас Марина, а все прочие – другие люди, которым негде жить. Марина и ее ребенок будут жить в этом городе до тех пор, пока у них не появится возможность вернуться в старую, реальную жизнь, чтобы занять свое достойное место в мире, где живут ее родители и пропасть других людей, уже давно вписавшихся в тот мир, но где пока что еще нет места для Марины и ее ребенка.
Но когда-нибудь, когда в этом мире появятся пустые места, когда высвободятся места для тысяч и тысяч юных, неопытных и пока еще никому не нужных – тогда они все вернутся в прежний, привычный за годы детства мир, а тот город тогда исчезнет так же мгновенно, как и появился. И так все это просто и ясно, что абсолютно непонятно, как могло быть иначе.
Марина проснулась, сладко потянулась и огляделась. Народ вокруг нее, тоже только что спавший, пришел в движение. Все суетились, подхватывали узлы, сумки и чемоданы. Откуда-то из-за окна донесся свисток электрички. Марина тоже вскочила и побежала вслед за всеми. Все люди, только что сидевшие с ней на станции, бежали с ней вместе.
Когда подошла электричка, все стоявшие на платформе сели в нее, и через пятнадцать минут Марина уже снова спала, прижимаясь щекой к холодному оконному стеклу. Но на этот раз ей ничего не приснилось.
22
Марина шла по Москве, и ей казалось, она не была тут целый век. И, между прочим, еще бы век не бывала! Ну ни капельки она почему-то по Москве не соскучилась.
После всех ночных приключений Марине как-то особенно мерзко было ощущать себя грязной и потной, кожу от грязи саднило, хотелось спать, и вообще было ужасно тоскливо. Она шла домой и гадала, как еще ее там встретят, неожиданно ясно осознав, что никому она там не нужна: ни отцу, ни даже маме. Теперь, после эпизода с трактористом, все пережитое в Крольчатнике предстало перед ней в совершено новом свете. Ведь если так, случайно, походя, ее может изнасиловать любой – ее, Марину, с ее мечтами, чувствами, соображениями, представлениями о мире и о себе – вот так вот взять и использовать, как какую-нибудь тряпку, а потом вышвырнуть и забыть, – то в свете всего этого провести, скажем, ночь с Денисом, которого Марина, конечно, несмотря на всю его красоту, не любила и который, разумеется, совсем не любил ее, – так вот, близость с ним, даже в присутствии Алены – мысль, от которой еще несколько часов назад Марину попросту бросало в дрожь, – теперь эта мысль показалась необычайно привлекательной и во всех отношениях приятной мыслью. Вообще причины, из-за которых Марина сбежала из Крольчатника, показались ей теперь пустяковой блажью. А вот причины, по которым она десять дней назад уезжала из дома, росли и ширились внутри Марининого проснувшегося сознания и по мере приближения к родному порогу представали перед нею во всей красе. В самом деле, что же она теперь станет делать и помочь-то ей будет некому? Все, кто мог помочь, какова бы ни была цена за их помощь, остались там, позади, в Крольчатнике. Ну кто ей теперь поможет, мама? От абсурдности этой мысли Марина невесело рассмеялась.
От автобуса Марина брела медленно-медленно. Чертова сумка резала плечо, ноги прямо подгибались от усталости. Это сколько же она протопала за последние сутки? Заныл легонько низ живота – может, еще выкидыш будет, с надеждой подумала Марина. Она сразу же, конечно, ужаснулась этой своей надежде, но ужаснулась как-то вяло и не всерьез. Марина хорошо понимала, что эта надежда на выкидыш была у нее последней. Больше ей надеяться было не на что.
Так, в тоске и печали, Марина вошла через арку к себе во двор и так и застыла с открытым ртом. Ветер, вечно гуляющий в арке, свистал у нее в ушах, хлестал ее по щекам, спутывал волосы, но она все стояла и стояла, хлопая изумленно глазами. И было ведь чему изумляться! Взад-вперед перед Марининым подъездом, явно поджидая Марину, во всей своей красе вышагивал Денис.
Но ведь этого же не могло быть! Ведь Маринина электричка была первой! Каким образом он смог ее обогнать? Летать он умеет, что ли?
Неожиданно Денис остановился, вскинул свои изумительно длинные и пушистые ресницы и увидел Марину, обрадованно заулыбался, заторопился к ней, подошел, отобрал немедленно сумку: «Ты что, дура, такую тяжесть, тебе ж нельзя!» – наклонился, чмокнул в щеку, где-то возле уха. Марина глубоко вздохнула, облегченно рассмеялась и вдруг… заплакала.
Денис схватил ее под руку и быстрей-быстрей потащил за собой. Марина не сопротивлялась, ей было все равно. Какая разница, куда идти, лишь бы отсюда. Ведь по дороге от автобуса Марина так хорошо, так ясно поняла: там, куда она так спешила, никакого дома у нее теперь нет. Вот так – всю жизнь был, а теперь нет. А раз так, то что же ей теперь, бедной, делать, как не идти покорно за тем, кто поведет, туда, куда поведет, думая о том, какое это счастье, когда тебя ведут, когда есть кому тебя вести. Для Дениса же сейчас важно было только одно – увести ее, плачущую, растерзанную, как можно скорее и дальше от этого места, а то ведь, не дай бог, выглянут ее родители – разговоров не оберешься.
В автобусе язык у Марины развязался – она уже слегка отошла от своих ночных приключений, все это просто начинало казаться ей дурным сном, таким же, как и все прочие сны, приснившиеся ей этой ночью, – читатель их, вероятно, еще помнит. Ну так что ж, было несколько жутких снов, но сейчас ведь она проснулась и вот едет домой. С любимым человеком. К любимому человеку. Черт возьми, да неважно, с кем и куда, ей сейчас совсем другое важно!
– Денис, – нетерпеливо потянула она его за уши, с трудом отрывая от своих губ.
– М-м-м? – пробормотал он в этом вынужденном интервале между поцелуями. – Ну чего тебе, киса?
– Денис, объясни мне одну только вещь: как, каким образом ты оказался там раньше меня? Я же уехала на первой электричке!
– Ах это! – Денис откинул голову и расхохотался. – Проще простого. Рядом с нашей дачей две станции двух разных железных дорог. Одна направо – там электрички останавливаются чаще, а другая налево, электричек там почти не бывает, но что очень ценно – в шесть утра оттуда отходит скорый. А идти туда гораздо ближе.
Часть третья
1
В электричке Марину развезло, и она проспала на Денисовом плече до самой нужной станции, да, собственно, и потом так толком и не проснулась. Денису ничего не оставалось, кроме как поймать машину, которая довезла их до самой дачи. Чуть не на руках отнес он Марину в постель, где она проспала до самой ночи, так и не удосужившись посмотреть, засыпая, чья же это была постель. Зато, проснувшись, Марина сразу же это поняла. За окнами было уже темно. Постель была Денисова.