Крольчатник — страница 35 из 87

– А Ольга, а Женя?

– Ольга – художница. У нее тут под крышей – дверь напротив твоей – мастерская. Она, между прочим, довольно много пишет, за ее картину неплохие бабки дают. А Женя… – Тут Денис рассмеялся. – Вот у нашей Жени настоящая служба. Она ведь как тень – то есть, то нет, – не замечала? Работает наша Женя, почти что каждый день на работу уходит, и утром, и днем, и вечером. Тут в лесу, километрах в трех, частная конноспортивная база есть, так вот она там в конюхах. Хозяин там итальянец один, хорошо платит тем, кто работает как следует. Мы там все раньше время от времени подрабатывали, ну просто так, ради удовольствия, пока своих лошадей не было. Он нам за работу ездить разрешал, вроде как зарплата такая. Час вкалываешь – час ездишь. Ну а Женьку-то он сразу заприметил, почувствовал, что она профессионал, а не любитель. Посмотрел-посмотрел – и предложил ей постоянную работу. За настоящие деньги, как полагается. Вот она теперь и ходит. Какой-то у них там свой уговор, особый график: день-утро-вечер, день-вечер-обед или еще как-то. Но платит исправно, не хуже, чем мне в клинике. Он говорит, что, чем больше конюху платят, тем лучше живется у него лошадям.

– Здорово! – восхитилась Марина. – Хочу такую работу! А Валерьян почему у него не работает? Лучше же, чем машины стеречь?

– А он и работал. – Денис помрачнел. – Черт их знает, что у них там не получилось. Характерами не сошлись, что ли? Обидчивые оба больно. А как славно было! Хоть один мужик, да каждую ночь тут ночевал. Все на душе спокойней. А то что мы все всё приезжаем да уезжаем? – Денис вздохнул. – Вообще скажу тебе прямо: Вальке при его характере толковой работы не видать, это уж точно. Ну так мы идем спать или нет? Вот уже моя дверь.

– Мы? – Брови Марины поползли вверх, и она в упор посмотрела на Дениса – хорошо ли она его поняла. Денис в это время толкал дверь и ее не слушал. Дверь была заперта. Чертыхнувшись, он опустился на четвереньки и полез под коврик искать ключ. Найдя, он обернулся наконец к Марине: – Да ты что, сердишься на меня за что-нибудь, что ли?

Ей хотелось воскликнуть: «Еще бы! Еще бы мне не сердиться! После той ночи ни разу даже не подошел! А ведь сколько раз уже приезжал!» Но на Денисовом лице было написано такое искреннее недоумение, что Марина сдержала слова, бывшие уже на кончике языка, скрипнула зубами, напряглась и вдруг улыбнулась:

– Ну что ты, Денис, с чего ты взял? Вовсе я на тебя не сержусь!

– Ну слава богу, а то я уже испугался. С вами ж никогда ничего не поймешь!

Денис нежно привлек Марину к себе и поцеловал. О! Во всем Крольчатнике только он один умел так целоваться! Куда до него Илюше с Валерьяном!

Когда они уже лежали на Денисовой широченной кровати, и Денисовы руки ласково и настойчиво бродили по Марининому телу, и она уже чувствовала, как внутри у нее нарастает сладкая дрожь, Марина вдруг задержала дыхание, с трудом высвободилась из нежного плена Денисовых рук и уселась на постели. Ей обязательно нужно было кое-что выяснить, нечто очень важное, просто необходимое. А потом времени – она в этом убедилась – может и не случиться. О чем он там говорил с Джейн? Ну вот, так и есть, завтра с утра ему опять уезжать!

– Дениска, ответь мне, пожалуйста, на один вопрос.

– Только на один? – по голосу было слышно, что он улыбается. – Ну давай.

– Почему, ну скажи, почему ты стал врачом?

– Бог с тобой, разве это так важно? – Денис рассмеялся. – У тебя прямо-таки голос дрожит, я уж думал, что ж ты такое спросишь? – Он попытался опрокинуть ее обратно на простыню, но Марина вывернулась.

– Но все-таки?

– Ну хорошо, скажу, раз тебе это так нужно. Из-за Алены. Я такого страха натерпелся, когда она Никиту рожала, что потом, когда все благополучно обошлось, другого пути для себя я не мыслил, считал, что мне про это дело надо все досконально знать, а то мало ли чего?

– И узнал?

– Ну все не все, а знаю теперь порядочно. Правда, в основном из опыта, а не из института. Сама понимаешь, у меня ж тут с вами не жизнь, а сплошная акушерско-гинекологическая практика.

– Да уж! Тебе как, еще не надоело?

– Нет, – коротко сказал Денис и снова потянул ее к себе.

На этот раз Марина не стала сопротивляться. Но и лежа она тем не менее пыталась продолжать разговор:

– Денис, а ты тут тогда с Аленой один был? Ну когда она Никиту…

– Угу.

– А где же тогда был Валька? И папа ее?

– Валька был в Москве, у него в тот момент с бабушкой какие-то проблемы были, а Сан Саныч во Флоренции, у него аккурат тогда очередной медовый месяц случился. В таких случаях он раньше чем через полгода не объявляется.

– Денис, а ты не думал, что она может умереть?

– Кто, Алена? – Денис досадливо передернул плечами. – Алена, по-моему, вообще умереть не может.

– Но все-таки, наверное, надо ж было скорую вызвать?

– Невозможно. – Денис резко сел на кровати. – Понимаешь, если б мы вызвали скорую, – мы ведь думали об этом, а как же? – нам бы, скорее всего, не отдали потом ребенка. О прочем мы, конечно, в тот момент и не думали, я только потом узнал, что в роддомах вообще рожать опаснее, чем дома.

– Погоди, как это – не отдать? Вашего собственного ребенка?

– Ну да, нашего собственного ребенка. Алена ж была несовершеннолетняя, а в таких случаях обычно ребенок выдается под расписку родителям матери или его в детдом передают.

– А как же Женя?

– Ну Женьке в какой-то мере повезло. Говорят же – дуракам счастье. Роддом-то у нее был захолустный, деревенский, в таких местах иной раз про правила и не думают. А здесь-то все-таки почти Москва, здесь на такое рассчитывать нечего.

– А Аленин папа, как же он так мог уехать, если знал, что она беременна? Ему что, все равно было?

– Нет, что ты, какое «все равно»? Сан Саныч Алену знаешь как любит! Можно сказать, больше всех своих многочисленных детей! Тут дело в том, что Алена от отца все скрыла, точнее, вначале-то она ему вроде все рассказала, а потом, когда поняла, чем ей такая откровенность грозит…

– В смысле?

– Ну, видишь ли, – Денис привлек Марину к себе и натянул им обоим на плечи одеяло, – Сан Саныч – человек не простой. Прямо тебе скажу – неоднозначный. И к сексу, например, у него подход на порядок сложнее, чем у нас у всех тут, а проще говоря – что он о чем на самом деле думает, не разберешь и с пол-литрой. Женат он был – ну если неофициальные браки считать – раз восемь, и каждый раз, чтоб ты знала, по любви.

Марина, не удержавшись, фыркнула.

– Попрошу не фыркать! – строго произнес Денис, сдвигая брови на переносицу. Тут уж Марина вообще зашлась от хохота. Она смеялась, тесно прижавшись к Денисовой груди, и под ухом у нее – бух, бух! – бухало Денисово сердце, и совсем в таком же ритме шумела кровь в Марининых ушах. – Ну хватит тебе смеяться, а то ничего тебе больше не расскажу! – проворчал Денис, прижал к себе Марину поплотнее и поцеловал ее в ухо. – Так вот, Алену все это тоже, надо сказать, весьма удивляло. То одна мама, то другая, куча братьев и сестер, а ни одного толком не знаешь. Это уж потом Сан Саныч эту дачу выстроил, специально, между прочим, чтоб всех своих детей хоть время от времени вместе собирать. А то нарожал, понимаешь, десяток, а толку чуть.

И вот Алена все время спрашивала: почему да почему, папа, все у тебя так выходит? А тут Сан Саныч совсем в меланхолию впал. Шутка ли сказать – в седьмой раз ничего не вышло! И начал он тогда Алене целую телегу гнать: нынче, мол, все в мире сгнило, никакой семьи не осталось, только и есть, что любовь, да и та редко встречается, ну и дети, конечно. Дети, говорит, прежде всего. Раз, говорит, с семьей ничего не выходит, тогда человек – ну чтобы ему человеком остаться, а не подлецом – должен прежде всего о своих детях думать, как ему о них в этом изменившемся мире все-таки суметь позаботиться.

Он-то, конечно, имел в виду в основном себя, но Аленка тогда этого не поняла, а все приняла за чистую монету. Знаешь, в тринадцать-четырнадцать лет часто кажется, что весь мир на одном только тебе и замкнулся и что все вокруг тебя прежде всего касается. Она и спрашивает: «Значит, мне, папа, замуж выходить и пытаться не стоит?» Он сразу завелся: «Ой, замуж – это вообще гиблое дело, жениться еще можно попробовать раз-другой, но замуж идти – полная безнадега, полнейший мрак, сразу тебе говорю!»

– Он-то откуда знал? – не выдержала Марина. Рассказ Дениса пробуждал в ней какую-то совсем нешуточную злость, одновременно, правда, с желанием посмеяться.

– Резонно. Теперь слушай дальше, дальше самое главное. Мне Алена столько раз этот разговор пересказывала, что я его почти что наизусть запомнил.

Ну вот. Аленка наша все это схавала и говорит чуть ли не со слезами на глазах: «Ну как же тогда жить, папа, если все это правда? Что делать? Тем более если жениться тебе не светит, а замуж выходить, ты говоришь, не стоит?» Тут Сан Саныч ей и выдал, совсем, наверное, увлекся: «А просто, говорит, надо жить, Алена, найди, говорит, себе кого-нибудь, роди, говорит, от него ребенка и воспитывай по своему разумению. Буде парень стоящий попадется – сам захочет принять участие, а нет – я тебе, как отец, помогу на первых порах».

Денис перевел дух, и Марина с удивлением заметила, что грудь у него напряглась, сердце бухает чаще, а в глазах откуда-то взялся недобрый блеск.

– Сказал он так – минута, видно, такая вышла, настроение, видите ли, такое напало, – а бедная наша Алена всему поверила. С неделю этак поплакала, попричитала, депрессуха на нее черная напала – в самом деле, как жить, когда тебе пятнадцать лет, а в мире, оказывается, ничего хорошего нет и не предвидится? Ну а потом стала она думать над всем над этим, и неожиданно ей все это понравилось. Так понравилось, что она даже мечтать начала об этом, то есть как она будет жить с этим ребенком, и что родить его надо пораньше, чтоб успеть ему побыть не только мамой, но еще и как бы сестричкой, как она его будет воспитывать, как она его никому не отдаст, и никаких тебе не будет ссор с мужем, никаких сложностей, никаких игр «люблю – не люблю», в завтрашнем дне абсолютная уверенность – все то же, что и сегодня. Одним словом, малина, а не жизнь, если так на нее посмотреть. – Денис горько рассмеялся. – Она ведь, знаешь, и теперь так думает. Она такая, Алена, – что в душу запало, колом не вышибешь! И вроде умница, а никак не поймет, что ребенку отец нужен, а женщине муж.