– Ну могу. А зачем? От этого Димычу легче, что ли, станет?
– Слушай, Оль, иди в свою комнату и думай о себе там. И Вику с собой, пожалуйста, прихвати, а нам всем от этого будет легче. Это уж будь уверена, – распорядилась Алена. – И вообще – в этом доме еда какая-нибудь есть? А ну, кто сегодня дежурный?
– Женя, – еле слышно ответила ей Марина.
Последовала тягостная пауза.
– Ну хорошо, – голос Алены зазвучал устало и как будто откуда-то издалека. – Тем не менее нам всем нужно что-нибудь поесть, а потом отоспаться. И… кто-то должен заняться детьми, накормить их и тоже уложить спать. Кто там с ними сейчас?
– Маша и там с ней этот, ну который с Джейн приехал, Володя, – отозвался Илья. – Неплохой парень вроде бы, и ребятня к нему сразу как прилипла. Ты не беспокойся, Алена, мы все сделаем как надо.
– Я сейчас что-нибудь приготовлю, – поддержала его Марина. – Ты пойди, Алена, пока приляг, я тебя потом позову.
– Пойдем, Аленький, я тебя уложу, – сказал Денис, бережно обнимая ее за плечи.
Они ушли, и вообще все разошлись по своим делам и углам, Марина, в частности, в кухню. И туда же к ней, спустя минут пять, притащился Валерьян, потерянно постоял у стола, потом не глядя опустился на табуретку.
– Я все думаю, – сказал он, с какой-то щенячьей беспомощностью смотря на Марину, – что же теперь будет? Понимаешь, у нас ведь никто никогда не умирал.
– Подожди плакать, – сказала ему Марина. – Еще ведь никто и не умер.
Почему-то сквозь весь туман боли и напряжения Марину не покидала наивная детская вера, что все как-нибудь обойдется. Может быть, из-за слов Бруно? «Марина, вокруг вас только хорошие карты».
Валерьян подошел к Марине, ткнулся ей в плечо, потерся об нее носом.
– Мышь, ты уверена? Ты что, в самом деле так думаешь, мышь?
В глазах его светилась наивная мольба.
– Ну конечно. – Марина с ласковой снисходительностью потрепала его по волосам. – А то стала бы я говорить?
17
Наступил канун Нового года. С утра Илья с Валерьяном сходили в лес и приволокли оттуда большую красивую елку. Денис был в Москве, торчал с Женькой и Димычем в реанимации. Положение Димыча на этом свете оставалось неясным, но и то уже было хорошо, что он пока еще здесь, а не там: прошла ведь уже целая неделя! Денис обещал к вечеру вернуться, и все его ждали, понимая, что без него и праздник не в праздник.
Дети с Русланом носились по двору как ошалелые – ни у кого не было времени повести их куда-то далеко гулять. Младенцев уложили валетом в одну коляску, которую на всякий случай прислонили к забору, чтобы кто-нибудь нечаянно не опрокинул. Аленин кот развалился на полу в кухне и старательно вылизывал теплый мохнатый живот.
– Эй, каких ты там еще гостей намываешь? – Валерьян, проходя мимо, легонько толкнул его ногой в бок. – Не будет нам сегодня гостей, Бароша. Свои-то и то не все соберутся.
Настроение, однако, невзирая ни на что, у всех обитателей Крольчатника было приподнятое. Валерьян сам, несмотря на все свои страшные клятвы, привел накануне Цыгана и теперь начищал его перед конюшней до блеска, приговаривая:
– Ишь ведь как запылился, паразит! Известное дело – не дома! Дома-то с тебя все до одной пылинки сдувают, а в гостях-то кому ты нужен?
На крыльцо вышла Алена, без пальто, набросив на плечи цветастую шаль.
– Эй, малышня, бегите наряжать елку! – закричала она.
– Ура! – разом взревели все пятеро глоток. Даже Джейн, несмотря на свою кажущуюся взрослость, орала сейчас чуть ли не громче всех. И лишь одного голоса недоставало сейчас в этом хоре. Впрочем, Димыч ведь и здоровый не больно-то орал.
Минут через десять Марина с любопытством заглянула в столовую. В центре круглого стола высилась огромная плетеная корзина с игрушками. И каких только игрушек тут не было! Тут была, например, целая куча ангелочков, позолоченных, посеребренных и просто фарфоровых; тряпичные и картонные паяцы, которым, судя по их выцветшим, когда-то пестрым одежкам было уже бог знает сколько лет; золоченые орехи, старинные причудливые хлопушки, а рядом – привычные всем серебристые гирлянды стеклянных бус, тонкие серебряные и золотые шары и великое множество свежекупленного дождика, которым под конец окутали всю-всю елку, с верхушки до крестовины на полу! На вершине укрепили золоченый шпиль, острием упиравшийся в потолок. Ой, такой елки Марина никогда еще не видела – ни дома, ни даже в детском саду! То есть Марине устраивали, конечно, елку, ну, по крайней мере, когда она была еще маленькая, но совсем другую. То была елка скромненькая, складная, из бледно-зеленой пластмассы. Круглый год она хранилась на антресолях, и рядом с ней – ящик с игрушками, и даже этих игрушек было вроде бы довольно много, и каждый год докупались новые, но такой елки она не видела никогда!
Марина обернулась. Оказывается, кое-кто еще вместе с ней любовался елкой! У дверей, привстав от восхищения на задние лапы, стояла совершенно обалделая крыса, горящим взором разглядывая это прислоненное к роялю зеленое сверкающее чудо. На вид крыса была в полном отпаде. «Надо же, зверь, а понимает!» – подивилась Марина и, кажется, впервые протянула палец и погладила крысу между ушами. Было очень странно, что такой маленький зверек принимает ласку, словно собака, доверчиво подставляя под Маринин палец серую остренькую мордочку. «А еще говорят, что крысы противные! – рассуждала Марина. – И хвост, говорят, у них гадкий, потому что голый. А ничего ведь подобного, очень даже милый хвост, такой весь бархатистенький!» Крыса поймала лапками подол Марининого платья и деловито вскарабкалась ей на плечо. «Царапается, однако, падла», – заметила Марина уже без прежнего умиления, но прогонять животное все-таки не стала. Так, с крысой на плече, она и вернулась на кухню, где Ольга с Викой вдвоем разделывали индейку, а Маша, сосредоточенно отслеживая температуру, пекла какой-то совершенно особенный торт.
Когда стемнело, под окном наконец заскрипел снег. Родные, легкие, такие любимые шаги!
– Дениска! – Все разом ломанулись в прихожую. – Ну, рассказывай, что там, как?
Денис вошел и молча разделся, никак не реагируя на устремленные на него со всех сторон нетерпеливые взгляды и возгласы. Не спеша повесил пуховку на плечики, пригладил перед зеркалом свою растрепавшуюся на ветру роскошную шевелюру, сдул невидимую пылинку с лацкана пиджака и только тогда обернулся к ним, сделав вид, что только сейчас что-то заметил.
– Что это вы понабежали? – спросил он в своей обычной насмешливой манере, от которой они все тут за эту неделю почти совсем успели отвыкнуть.
– Да хватит тебе! – заорал ему в лицо Валерьян. – Развел тут, понимаешь! Говори, наконец!
– Я тебя не понимаю. О чем ты? – Денис приподнял брови, якобы в полном недоумении.
– Да расскажи же, наконец, как там Димыч? – Валерьян ухватил Дениса за пиджак и затряс его изо всех сил, угрожая вытрясти совсем. – Душу он из меня вынет, актер недорезанный!
– Что? Димыч? – не меняя своего легкого игривого тона, будто это вовсе не его сейчас трясут, произнес Денис. – Ах Димыч! – И Денис обвел всех сияющими от счастья глазами. – В порядке Димыч! Его сегодня перевели из реанимации.
Ровно без десяти двенадцать все обитатели Крольчатника, не исключая и самых маленьких, которых принесли на руках, собрались за столом, буквально ломившимся от всяческих яств, изготовленных здесь или привезенных кем-нибудь из Москвы. Кое-что было привезено уже давно и заботливо припрятано специально к этому дню. В разношерстных бокалах – у кого хрустальных, у кого пластмассовых, кому какой попался, – пенилось вино или пепси-кола. Илья, кряхтя и ругаясь, настраивал неизвестно откуда извлеченный радиоприемник, ребятня галдела, как сумасшедшая, требуя включить и не выключать больше сразу все обвившие елку гирлянды, в то время как по первоначальному замыслу Ильи они должны были зажигаться по очереди, одна за другой.
– Черт, еще десять минут! – громко прошептал Валерьян Алене, сидевшей чуть ли не через весь стол от него. – Я сбегаю все-таки, хорошо? Что-то мне тревожно.
– Давай, – кивнула Алена, – только быстро. Мы-то что, мы подождем, а вот Новый год ждать не будет.
Валерьян выскользнул из-за стола и, как показалось Марине, не позднее чем через мгновение снова показался на пороге.
– Чуваки! – оглушительно заорал он. – Там Зорька жеребится! Вы как хотите, а я пошел!
Вот так они и встречали Новый год – не за столом, как все нормальные люди, а в конюшне с жеребящейся Зорькой. И хотя кобыла – честь ей и хвала! – управилась всего за каких-нибудь двадцать минут, Новый год, однако, не стал ее ждать. Он пошел себе дальше, ко всем прочим людям, с удивлением взглянув на накрытый стол, за которым никто не сидел.
«Вот ведь как оно бывает, – думала Марина, разглядывая мокрого, иссиня-черного, ужасно длинноногого жеребенка с еле заметной белой звездочкой во лбу. – И ведь как нарочно подгадал, в самый Новый год». Марине вспомнился давнишний сон, и на мгновение ей показалось, что это не Зорька, а она сама родила этого жеребенка. Она испуганно зажмурилась, потом открыла глаза и осторожно заглянула в денник. Нет, это Зорькин жеребенок, Зорькин и больше ничей. Вот она стоит, спокойная и счастливая, и вылизывает своего детеныша с ног до головы теплым шершавым языком.
– Кто хоть это, мальчик или девочка? – шепотом спросила Марина у безмерно гордого – можно подумать, он сам родил! – Валерьяна.
– Кобыла! – громко ответил он. – А назовем мы ее Зигзица.
– Господи, какой ужас! – ахнула Марина. – Бедненький жеребеночек! Ну и имечко! Сам придумал?
– Не сам, а «Слово о полку Игореве» читать надо! А потом правило есть такое: берется начальная буква клички матери и обязательно где-нибудь в середине должна быть начальная буква из клички отца. Мать у нее зовут Зорька, отца – Цыган. Тебе ясно, мышь? – Валерьян снисходительно скосил глаза на Марину: где, дескать, тебе разобраться! Потом неожиданно крепко прижал ее к себе и припал губами к ее губам. – А наш-то, наш-то, Марина, он ведь тоже скоро уже родится! – жарко зашептал он ей в самое ухо. – Ты ведь его уже чувствуешь, наверно, Марина, скажи?