«Смуглой соотечественнице большой горячий привет! Обращаю Ваше благосклонное внимание на то немаловажное обстоятельство, что с нашим молодым другом все и в самом деле кончилось хорошо. Надеюсь, что теперь Вы вполне убедились в том, что карты мои никогда не врут? Хочется ли Вам знать, что предсказывают они теперь? Они предвещают вам большую любовь». Ниже следовала витиеватая роспись латинскими буквами.
Марина быстро пробежала записку глазами и впервые за последние пару часов улыбнулась. На душе у нее заметно полегчало.
Сквозь сон она слышала, как опять звонил из Америки Патрик. На этот раз Аня сама успела подойти и разговаривала совсем не грубо, а наоборот, скорее даже ласково. Пару раз в ее голосе явственно промелькнули виноватые нотки. И когда Марина, на секунду проснувшись, поймала обрывок их разговора, ей показалось, что никакой между ними не океан, а так, расстояние вытянутой руки.
17
Встреча с Сергеем была назначена на четыре – раньше он никак не мог, у него ведь был экзамен.
Они условились встретиться в переходе метро с «Тургеневской» на «Чистые пруды». Но вышло так, что Марина оказалась там гораздо раньше – уроков в тот день у нее было мало, пятым и шестым часом вообще была сдвоенная физкультура, от которой Марину надежно ограждала выписанная Денисом справка.
Не зная, куда девать себя, Марина бесцельно слонялась по всему переходу взад-вперед, скользя глазами по бесчисленным крошечным прилавочкам с мылом, зубной пастой, телевизионными антеннами и женскими лифчиками. Нагнувшись, Марина рассеянно погладила маленького серого котенка, испуганно скорчившегося на дне глубокой корзинки, не спеша выпрямилась и вдруг услышала музыку.
Это была флейта, певшая тоненьким голоском какой-то ужасно знакомый мотив. Марина пошла на звук и в углу, у стены, увидела Вику. Марина сразу заметила, что с момента их последней встречи Вика очень похудела, вокруг глаз у нее темнели круги, но зато сами глаза сверкали ярко, как звезды, лучась каким-то неземным светом. На Вике были дырявые истертые джинсы и коричневый бесформенный свитер. Рукава свитера были чуть закатаны, и из-под них выглядывали худенькие запястья, сплошь увитые причудливыми бисерными феньками. Сиреневую, не по сезону легкую куртку Вика сбросила прямо на мраморный пол.
У Викиных ног стоял опрокинутый высокий цилиндр, из тех, какие носят фокусники. Марина не удержалась и заглянула в него, поймав себя на том, что ничуть не удивится, увидев на дне цилиндра букет цветов или, на худой конец, живого кролика. Но вместо кролика в цилиндре сидела Ольгина крыса и умывалась передними лапками, щурясь на яркий свет кроткими глазками-бусинками.
«А она-то что здесь делает? – ахнула про себя Марина. – Что ли Ольга тоже в Москве?»
Но она тут же забыла обо всем на свете – так хорошо пела флейта.
Вика не замечала Марины, хотя та стояла прямо напротив нее. Похоже, Вика сейчас вообще никого и ничего не замечала, глядя прямо перед собой широко раскрытыми, невидящими глазами. Тревожная мелодия флейты привлекала к себе все больше и больше народу. Люди вокруг останавливались, поворачивали на звук головы, застывали, завороженные, точно кобра перед факиром.
Марина почувствовала, что и ее тоже увлекает куда-то за собой мотив, поначалу показавшийся простеньким. Он таил в себе силу и звал, манил куда-то в горние выси.
Перед раскрытыми глазами Марины проносилась вся ее, Маринина, жизнь, с ее радостями и печалями. Ей хотелось то плакать над своей жизнью, то смеяться от радости, что все так получилось, и смеяться хотелось все чаще, пока наконец вся ее жизнь не показалась ей такой нечеловечески прекрасной – вот именно что нечеловечески, человеку б такое сроду не выдумать! А музыка тем временем звала ее, не давая опомниться, еще дальше, еще выше, над собой и над своей жизнью, чтобы она с этой недосягаемой высоты сумела понять, что как ни хороша ее, Маринина, жизнь, но весь этот мир вокруг неизмеримо больше нее и гораздо, гораздо прекраснее.
18
Музыка закончилась, и люди стали расходиться. Кто-то толкнул Марину локтем, кто-то заехал ей в лицо рюкзаком. Кто-то положил ей на плечо руку. Марина резко обернулась.
– Сережа! Но как же так? Ведь еще только… – Она посмотрела на часы.
– Как хорошо, что ты здесь! – сказал он, не отвечая, с нежностью глядя ей в глаза. – А я так боялся, что вот приеду, а тебя не будет!
– Смотри-ка, Марина! Эй вы там, привет! Надо же, даже не отвечает! Слишком гордая, что ли, стала?
Вика, похоже, только сейчас ее заметила. А сама Марина только сейчас разглядела, что Вика, оказывается, стоит тут не одна. У стены чуть поодаль стоял лохматый парень с гитарой и неряшливая толстая девица с длинной, до лодыжки, косой и ободранной, видавшей виды скрипкой. У ног девицы валялся раскрытый футляр. Оба они молчали, глядя подчеркнуто в сторону и никак не реагируя на Марину.
– Здравствуй, Вика! – Марина хотела сказать, что слушала, рассказать о том, какое впечатление произвела на нее Викина музыка, но неожиданно обнаружила, что у нее нет на это слов. Марина смотрела на Вику и думала: вот это странное, худенькое до прозрачности существо доставило мне только что такое наслаждение, по сравнению с которым весь этот их секс – ничто! И этому не в силах были помешать ни теснота и духота подземного перехода, ни толпы людей, стоящих и бродящих вокруг. И откуда бы в Вике, на вид почти невесомой, такая вдруг сила?
От невозможности выразить все свои чувства словами на глаза у Марины навернулись слезы.
– Вичка! – вымолвила она наконец. – Вичка, ты такой молодец, ты так здорово играешь! Так хорошо! Нет, хорошо – это не то слово. Ну я не знаю…
– Да что ты! – Похоже было, что Вика смутилась. Она посмотрела на Марину долгим взглядом и произнесла медленно, тихо, точно выдавая некую тайну: – Вообще знаешь что, Марина? Когда я вот так играю, это ведь уже не совсем я, точнее, это даже совсем не я, скорее, это… ну, вот как бы мною кто-то играет, а я будто делаюсь сама инструмент. И я даже не всегда слышу, что там такое получается.
Лохматый парень подошел к ним ближе, хлопнул Вику по плечу, и она точно сразу опомнилась.
– Пока, Марин, я побежала!
Вика на бегу чмокнула Марину в щеку, мгновенным движением запихнула флейту в длинный брезентовый мешочек, висящий у нее на шее, и полетела вслед за своими.
Марина проводила ее, точнее их всех, взглядом. Впереди, расталкивая на ходу толпу, двигался лохматый парень, размахивая гитарой, точно это была алебарда. За ним пыхтела толстая девица, чья коса едва не подметала мраморные плитки пола. В одной руке она несла свою скрипку, в другой тащила цилиндр с Ольгиной крысой, слегка припорошенной деньгами. За ними, пробираясь сквозь толпу изящно, словно танцуя, бежала Вика, и длинные светлые пряди волос развевались у нее за спиной.
– Ты их знаешь? – спросил Сергей.
– Ее знаю. Остальных – нет. Ну что, пошли отсюда? Вот только куда? Боюсь, что Аня сегодня дома.
– А пошли просто гулять? Сегодня вроде не холодно.
– Ты давно подошел? Ты слышал, как она играла? – спросила Марина, когда они уже вышли наконец на воздух.
– Кто? Твоя знакомая? Да, слышал краем уха.
– Правда здорово, а?
Сергей помолчал, потупился и мужественно признался:
– Знаешь, Марина, я ведь, честно говоря, ничего в этом не понимаю. Слон на ухо наступил.
– Да-а? – недоверчиво протянула Марина. – Ты что же, хочешь сказать, что не любишь музыку?
– Ну что-то вроде. – Сергею явно было очень стыдно.
– Подожди, что, совсем никакую?
– Совсем.
– Что, и классику, и рок-н-ролл, и всяких там бардов, и даже Битлов?
– И даже Битлов.
– Но так же не может быть! Ну хоть что-нибудь же ты должен мурлыкать себе под нос, когда у тебя хорошее настроение, когда ты что-нибудь мастеришь или… Ну я просто не знаю! Ты ж все-таки человек, в конце-то концов! – Марина посмотрела на Сергея умоляющими глазами, точно прося подсказать.
Сергей сперва не отвечал, потом произнес с явной неохотой:
– Ну даже если я что и напеваю иногда, так это уж тем более никакая не музыка! Надо полагать, петли дверные несмазанные – и те поют слаще! Меня даже мама родная больше пяти минут вынести не может, если я вдруг запою.
– И все-таки, что же ты тогда, например, поешь? – Марина, похоже, пропустила мимо ушей по крайней мере половину этой тирады.
– Ну… Не знаю… Ну что придется. – И, видя, что она все равно не отстанет, Сергей обреченно пробормотал: – Ну хоть вот это. – И вдруг взревел на неожиданно низкой ноте: – «Я буду долго гнать велосипед! В густом лесу его остановлю!» – Прохожие начали шарахаться, но смутить Сергея было уже невозможно. – «Нарву цветов и подарю букет!» – Огромный черный кот слетел с забора, мимо которого они шли, диким бегом наискосок пересек перед ними улицу и умчался куда-то в непроглядную даль. – «Той девушке, которую люблю!» – От смеха Марина уже не могла двигаться дальше. Ей пришлось ухватиться за забор, чтобы не упасть. Сергей тоже остановился, но петь по-прежнему продолжал: – «Она пройдет, не поднимая глаз! Не обернется даже, ну и пусть!»
– Милицию надо вызвать! Совсем народ распустился – пьяные по улицам ходят! – завозмущался старичок, сидящий неподалеку на скамейке.
Сергей продолжал петь. Голос его с каждой нотой крепчал, становясь все громче и проникновенней. Слуха у него и впрямь не было никакого, но зато ах какая же у него была глотка!
Из ларька, торговавшего спиртными напитками, высунулся какой-то кавказец и с искренней, доходящей до самого сердца мольбой произнес:
– Слушай, дорогой, пять минут помолчи, да?
Сергей замолчал, и Марине показалось, что никогда еще в жизни рядом с ней не было так тихо. Сергей стоял с пылающим лицом, его глаза отчаянно блестели, и ясно было, что море ему сейчас по колено.
– Ну как? – хрипло произнес он. – Мне продолжать или уже хватит?
Марина сразу перестала смеяться.