– Я подумаю, – пообещала Марина, но, конечно, только для виду. На самом-то деле она, конечно, никогда не стала бы переселяться к Илье. Как бы, интересно, они там спали? Втроем, что ли, на одной кровати? Или установили бы с Машей очередь? Они услышали чьи-то стремительные шаги и оба обернулись. По коридору к ним быстро приближалась Джейн. Дойдя до Денисовой двери, девочка обернула к ним встревоженное, покрасневшее личико.
– Денис тут? – спросила она. И, не дожидаясь ответа, горестно вздохнула: – Опять у меня мама плачет.
Засыпая в тот вечер, Марина очень волновалась. Что же теперь с ними будет? Ведь если даже Денис не знал, что ему делать! А как Алена на них кричала! Она представила себе, как из Крольчатника исчезает царившее здесь всегда чувство веселой общности, как все начинают избегать смотреть друг другу в глаза и каждый будто спрашивает сам у себя: а что я тут вообще-то делаю? Не попробовать ли мне устроиться как-нибудь по-другому?
Но с утра все выглядело как обычно, главным образом благодаря детям, которые носились везде, шумели, безобразничали, хотели есть, спать, играть, и все это одновременно, без конца требовали к себе внимания. В них точно бес какой-то в тот день вселился – с ними просто было невозможно! Ну а с другой стороны, это всех как-то отвлекло от ненужных мыслей и снова сблизило, так что к вечеру, когда малышня наконец-то была уложена и все по традиции собрались у камина, и в помине не было уже ни холода, ни косых взглядов. Наоборот, все, и даже Ольга, как-то посветлели. Ольга вымыла голову, причесалась и повязала свой любимый хайратник, надела новый свитер, голубенький, с большущей летящей птицей, вышитой на груди серебряными блестящими нитками. Проходя мимо нее, Марина заметила, что от Ольги пахнет духами и что глаза у нее чуть подведены, чуть-чуть, и однако изменилось все выражение: от Ольги больше не веяло тоскливой и тупой безнадежностью.
Было нетрудно угадать причину всех этих перемен: весь день Денис был к Ольге неимоверно внимателен, за столом подавал ей тарелку, ложку, стакан, придвигал стул, распахивал перед нею дверь. Он ходил вокруг нее кругами, стараясь будто невзначай коснуться ее рукой, он без конца с нею заговаривал. Сперва казалось, что все это бесполезно: Ольга не отвечала ему и словно бы вовсе не замечала всех этих ухищрений, по-прежнему бродила, словно сомнамбула, и вдруг – Марина не поверила своим глазам – буквально за считаные часы все в ней переменилось! Конечно, это была еще не та, не прежняя Ольга, встретившая Марину в тот, первый приезд сидя за пианино, но все-таки она уже отвечала на Денисовы взгляды, улыбалась Денисовым шуткам, стала наконец замечать остальных людей вокруг себя и прежде всего, конечно, своих детей. Как раз в эти дни Ванечка начал говорить. Похоже, его, как и Джейн, не в шутку волновало состояние матери: он все норовил сбежать при первом же удобном случае из детской и отправиться по всему дому на поиски Ольги. Найдя ее, обычно сидящую где-нибудь в уголке, отрешенно глядящую куда-то прямо перед собой, Ванечка немедленно утыкался в Ольгины колени, обнимал их и, пытаясь снизу вверх заглянуть Ольге в лицо, изумленно и горестно вопрошал: «Плакать? Мама – плакать?! Мама, не пачь, не пачь!» Обыкновенно спустя минут пять Ванечку находили вездесущие близнецы, осторожно, тихонечко отрывали его от матери и утаскивали обратно в детскую. В отличие от него или Джейн, они не пытались разговаривать с матерью, не делали никаких попыток обратить на себя ее внимание, не задавали никаких вопросов. Они лишь молча наблюдали за происходящим, вмешиваясь только тогда, когда, как им казалось, от них могла быть какая-то польза.
Постепенно, однако, в Ольгином лице стала проступать какая-то жизнь, а к вечеру ее было уже просто невозможно узнать. Теперь уже она сама всюду молча следовала за Денисом, не сводя с него горящих, сияющих глаз.
«Как он может? – возмущалась про себя Марина. – Как вообще человек может так лгать, так притворяться? Ведь он же не любит ее совсем! И как Ольга не понимает, она же умный человек!» Но Ольга, казалось, вообще перестала что-либо понимать. Она смотрела на Дениса, словно ребенок-сиротка, внезапно обретший долгожданных родителей.
Как только догорел камин, Денис сразу подошел к Ольге, нежно обнял ее и повел к себе. Илья выразительно посмотрел им вслед и прошептал довольно громко, но все же не настолько, чтобы могли услышать Ольга с Денисом:
– Ты смотри, нашел-таки ключик!
– Молчи, кретин! – еле сдерживаясь, прошептал Валерьян. – Чтоб ты понимал что-нибудь!
– Да я разве чего? – Илья растерянно обернулся к Марине.
Она приложила палец к губам.
– Молчи! Похоже, мы с тобою и в самом деле далеко не все на свете понимаем.
Но она льстила Илье, объединяя его в тот момент с собой. Сама-то Марина, хоть и не сразу, но все-таки кое-что уже поняла.
6
В прошлый раз, приехав из Москвы с дежурства, Денис еще в прихожей сразу же, первым делом, расцеловал Марину, выбежавшую ему навстречу. Она узнала его шаги по скрипу снега под окном кухни. Денис поделился с ней новостями, прямо в прихожей, пока остальные не успели еще набежать.
– Видел твою Аню. К ней там приехал молодой человек, по всему видать иностранец. И знаешь, она сразу ожила, подниматься стала с постели, в коридор с ним выходить. Велела тебе привет передать. Прощения у тебя просила, что так плохо с тобой в последний раз разговаривала. Я ее, конечно, заверил, что ты у нас умница, все понимаешь и нисколечко на нее не сердишься. Я был прав?
Марина с восторгом кивнула.
– Тогда поцелуй меня за это и отпускай скорее! – Денис легонько отстранил Марину и полетел здороваться и целоваться с остальными.
Это было тогда. Но в этот приезд Денис с самого начала был на себя не похож. Он молча обнял Марину и сказал всем остальным, выбежавшим в прихожую и уже выказывающим всяческие признаки нетерпения:
– Всем привет и пока! Мне тут надо с Мариной поговорить.
Денис молча провел Марину мимо растерянно расступившегося народца. Они поднялись на второй этаж, прошли в Денисову комнату, сели на кровать и там Денис, крепко-крепко, почти до боли, сжимая Маринины плечи, сказал ей какую-то совершенно невозможную вещь.
Что у нее, у Марины, больше нет мамы. Что ее, Маринина, мама умерла.
Марине показалось, будто она разом ослепла и оглохла. Перед глазами опустилась тьма, в уши врезался какой-то шум, гул навроде рева турбины. Марина помотала головой, спеша стряхнуть это наваждение. Да нет же, этого просто не может быть! Кто угодно, только не Маринина мама! Умирают старухи, седые, косматые, с трясущимися головами. Но ее, Маринина, мама была такая молодая, такая красивая, такая, что казалась не столько мамой, сколько старшей сестрой! И она ведь тоже ждала ребенка! Правда, чего-то там у нее не получилось, но не в этом же, в конце концов, дело!
– Как, Денис? – все еще не в силах поверить, пробормотала Марина. – Скажи мне, как это могло случиться?
– Так. Ей сделали операцию, ты знаешь?
Марина неуверенно кивнула.
– Знаю, что должны были делать операцию, но не знаю даже почему. Папа мне ничего не сказал, а сама я так и не успела к маме в больницу. («Теперь уже никогда не успею!» – безжалостно промелькнуло у нее в голове.)
– Но ты хоть знаешь, что она тоже была беременна?
Марина снова кивнула.
– Ну вот. На ультразвуке обнаружили опухоль в матке, совсем рядом с ребенком. Эта опухоль стала расти вместе с ребенком, потом даже еще быстрее. Ну, конечно, решили срочно оперировать. У меня в том отделении сокурсник работает санитаром. Вот ведь как бывает, кошмарно все-таки тесен мир!
– Денис, но объясни мне, отчего она умерла? Они там что-то напутали с этой операцией?
– Нет. Она… Она просто не проснулась после наркоза. Марина, не плачь, пожалуйста, ты только представь, какая это на самом деле прекрасная смерть – заснуть так и не проснуться! Без боли, без предсмертных судорог, без страха смерти! Ей-богу, можно позавидовать!
– Замолчи! – дико закричала на него Марина. Она не могла больше этого выносить. – Ты же ничего не понимаешь! Как ты можешь? Как у тебя только язык поворачивается? Хорошая смерть! Ведь это же моя мама!
Марина плохо помнила, что было с ней дальше. Кажется, она кричала, рвалась куда-то бежать. Денис ее удерживал, потом Денис буквально насильно заставил Марину проглотить какие-то гомеопатические шарики, от которых она словно бы впала в забытье. Вроде бы она лежала на широкой Денисовой кровати, и свет луны назойливо лез ей в глаза, а Денис сидел у нее в ногах. Иногда Марина смотрела туда и видела, что сидит вовсе не Денис, а Женя или Алена, но чаще всего там сидел именно Денис.
Кажется, Марина что-то пила, не то чай, не то молоко, и все уговаривали ее что-нибудь съесть, но есть Марина совершенно не могла. Зато спать почему-то хотелось все время ужасно. Во сне Марина видела маму, разговаривала с ней, о чем-то ее расспрашивала, сидела у нее на коленях. С удивительной настойчивостью повторялся такой вот сон: Марина с мамой едут в Дом игрушки, едут долго, через всю Москву, почему-то на трамвае, наконец приезжают, вместе идут в тот отдел, где куклы, выбирать Марине куклу на день рождения. Долго ходят, придирчиво осматривают по очереди всех кукол, пока наконец мама не восклицает:
– Ах, вот это то что надо! Посмотри, Марина, какая прелесть! – И мама снимает с полки и протягивает Марине шелковый розовый конвертик. Марина берет его в руки и видит, что в конверте не кукла, а Ксюша. Ксюша таращит на Марину серенькие сонные глазки и шевелит губами – не то улыбается, не то собирается заплакать.
– Мама, мама! – кричит Марина. – Это же не кукла, это живая девочка!
– Глупая! – Мама гладит Марину по голове. – Это же еще лучше! Живая девочка будет плакать, пить молочко, научится потом бегать и разговаривать.
– Но я не хочу живую девочку! Я хочу куклу, куклу!
Марина роняет конвертик, топает ногами и плачет. Ксюша в конверте ударяется об пол и тоже ревет. Мама смотрит на них растерянно и огорченно. Вокруг собирается толпа, Ксюша в конверте вопит как резаная. Мама поднимает ее и кладет обратно на полку.