– Входите! – не очень уверенно отозвалась Марина. Как-то странно было говорить «Входите!», находясь в голом виде. С другой стороны, вряд ли стучащий, кто бы он ни был, ожидал найти ее здесь одетой. Стало быть, его это устраивало. А ей… Ей самой было сейчас как-то все равно.
Вошел Илья, таща с собой табуретку. Он с шумом обрушил ее всеми четырьмя ногами на кафельный пол, брякнулся сверху, закинул ногу на ногу и светским тоном спросил:
– Ну, как дела?
– Хреново, – честно ответила Марина, чье лицо как раз сейчас исказила гримаса боли.
– Ну-ну. Ты, мать, главное, не раскисай. Такое уж сейчас твое дело – терпеть! Без этого, сама понимаешь, женщинами не становятся!
– Илюш, шел бы ты, честное слово, философствовать где-нибудь в другом месте! – Марина сжала покрепче зубы, сдерживая стон. Ну уж нет! При нем она стонать ни за что не будет!
Помолчав, Илья заговорил уже несколько другим тоном:
– Мариш, да я же, собственно, ничего такого не хотел сказать! Ты вообще-то не думай, я ж понимаю, что тебе очень больно!
– В самом деле? И откуда бы в тебе такой дар понимания? Илюш, ты, собственно, зачем пришел?
– Я это… Ну как тебе сказать? Денис велел, чтоб кто-нибудь, кто ничем сейчас не занят, шел к тебе и отвлекал разговорами.
– Потрясающая идея! – Марина бы сейчас рассмеялась, если бы ей не было так больно. – Ну тогда валяй отвлекай!
Илья сконфуженно молчал. Наконец он собрался с силами и начал:
– Рассказать тебе…
– Сказку, пожалуйста! И чтоб обязательно со счастливым концом! – На последних словах Марина вцепилась в край ванны, и зубы ее отчаянно скрипнули.
– Марин, что с тобой, впрочем, что я, дурак, что с тобой – это ясно. – Темные, влажные глаза Ильи жалобно блеснули. – Мариночка, зайка, тебе, может быть, сделать чего-нибудь? Дениса позвать, например?
– Илюшка, – с трудом выговорила Марина. – Будь другом, поднимись ко мне, там в письменном столе, в верхнем ящике, увидишь большой пальмовый лист.
– Пальмовый? – изумился Илья.
– Ну да! Да не перебивай ты, ради бога, а то сейчас ведь опять скрутит, и ничего объяснить не успею. Так вот в этом листе штуковина одна деревянная. Принеси мне ее, пожалуйста, поскорее!
Илья исчез, а на пороге появился Денис.
– Ну, привет! – бодро сказал он входя. – Давай, что ли, посмотрим, что там с тобой?
Боль от осмотра была такая, что Марина едва удерживалась, чтобы не начать биться головой о край ванны. Стоя над ванной, Денис прижал Маринину голову к своему животу, провел рукой по спутанным волосам.
– Потерпи, малыш, совсем немного осталось!
– Правда? – Марине уже даже и не верилось. «Господи, – думала она, – это кем же надо быть, чтоб согласиться вытерпеть такое еще раз?» Марине казалось, что она уже сто лет, не меньше, лежит в этой проклятой ванне, что ей всегда было так больно и никогда уже это не пройдет.
Денис вышел, и его сменила Алена.
– Ну что, я смотрю, тебе не читается? – спросила она, кивнув на мокнущую в раковине книгу.
– Да что-то как-то не то настроение!
– Терпи, Маринка, Денис сказал, что все уже скоро кончится!
– Скоро – это как?
– Ну, часа через два, наверное.
– А… А который сейчас час? – Марина облизнула пересохшие губы.
– Шесть вечера.
– Б-же ты мой! Сколько ж времени я уже так? И кто ж это придумал – так издеваться над человеком?
– Мариш, понимаешь, это нужно пройти, пережить. Подумай о том, что часа через три, ну от силы четыре, тебе станет так хорошо, как никогда еще не было.
– Да, но пока что мне так хреново, как… Тоже как еще никогда!
Вернулся Илья с амулетом. Марина судорожно стиснула деревяшку, прижала ее к груди. Через некоторое время ей показалось, что боль в самом деле стала легче. Марина чуть оттолкнулась от дна, взявшись руками за бортики – ванна в Крольчатнике была огромная, рассчитанная, по крайней мере, на двух человек, – и начала легонько покачиваться на поверхности воды. Амулет лежал в ложбинке между Мариниными грудями, и она чувствовала легкое покалывание от его деревянных краев. Лицо ее с каждой минутой светлело, и скоро Марина уже не чувствовала ничего… Почти ничего, кроме разве что давления в самом низу, и давление это с каждой минутой все нарастало и нарастало.
Алена, сидевшая возле ванны на табуретке, с тревогой наблюдала за всеми этими изменениями. Наконец она не выдержала и легонько тряхнула Марину за плечо:
– Эй, что там с тобой происходит? Ты там живая еще?
– Оставь меня, Алена, – пробормотала Марина, не раскрывая глаз. – Мне… Мне так сейчас хорошо…
– Денис! – завопила Алена не своим голосом. – Иди сейчас же сюда! По-моему, у нее поехала крыша!
Денис появился почти мгновенно. Его тоже насторожило выражение Марининого лица. Однако он не поддался панике, а сначала осмотрел Марину и удивленно присвистнул:
– Фью, ребята, да тут уже голова! Марина! – Он с силой дернул ее за плечо, пытаясь вывести из оцепенения. – Соберись, пожалуйста!
– А? Что? – Марина была словно бы в полусне.
– Ничего! – заорал на нее Денис. – Проснись! Рожать пора, слышишь, что ли?
– Да. Конечно. – Марина попыталась собрать разбегающиеся мысли, но это оказалось ей не под силу. Наконец она оставила эти бесполезные попытки и стала просто вслушиваться в голос Дениса и делать так, как он ей говорил. Это оказалось совсем не сложно, это было даже приятно. С каждым движением, с каждым напряжением мышц Марине становилось легче, лучше, приятнее, так что стон, вырвавшийся у нее под конец, был выражением не боли, а оргазма. Вздрогнув, Марина пришла в себя, нетерпеливым движением стряхнула с груди амулет, ставший уже ненужным. Пелена перед глазами сразу исчезла, и чувство настоящего счастья наполнило Марину до краев. Счастья было больше, чем воды в этой огромной ванне.
– Кто там у меня?
– Мальчик, – ответил невесть откуда взявшийся Валерьян. Он держал сына на руках и выглядел неимоверно гордым.
И тут же над самым Марининым ухом прозвучал восторженный крик Ильи:
– Марина, ты только посмотри! Твой сын родился уже обрезанным!
Кто-то, кажется Алена, поднес Марине младенца к груди, и он сразу засосал, больно, как бульдог, стиснув Маринин сосок беззубыми челюстями.
– Ты молодец! – сказал Денис. – Не порвалась нигде, и вообще! Но, господи, сколько же мне, оказывается, еще надо учиться! В жизни не видел, чтобы кто-нибудь так рожал!
Чьи-то сильные руки вынесли Марину из ванны, вытерли и положили на постель. Марина устало закрыла глаза и заснула теперь уже по-настоящему. Снился ей зеленый цветущий луг и маленький светловолосый мальчик, бегущий по этому лугу к ней навстречу с громким ликующим криком: «Мама!»
19
Сергей приехал уже почти ночью. Встреченный еще на пороге новостями, он в три прыжка преодолел лестницу и влетел в Маринину комнату с расширенными от волнения глазами:
– Малыш, как ты там? С тобой все в порядке?
– Более чем!
Марина успела выспаться, и все ужасы предыдущих часов подернулись для нее дымкой воспоминаний.
– Знаешь, – сказала она таким тоном, будто это было для нее сейчас важнее всего, – у меня больше нет живота!
И она с детской непосредственностью откинула одеяло.
– Немножко еще осталось! – ответил Сергей, желая ее подразнить.
– Ну, какой ты! А ты уже видел его?
– Нет еще. Когда же?
– Пойди посмотри! Вот он, на столе, в корзинке.
Сергей послушно подошел к столу.
– Ух ты, какой серьезный! Губы толстые, совсем как у тебя!
– А цвет? – вспомнила вдруг Марина. – Ну, в общем, какого он цвета?
– По-моему, ужас до чего красный. Сама ты разве не видела?
– Видела, конечно. Слушай, дай-ка его сюда, я еще посмотрю.
Сергей осторожно вынул новорожденного из корзинки и опустил рядом с Мариной на подушку. Марина внимательно пригляделась. Вроде бы он был такого же цвета, как в свое время Лиза или Ксюша, ничуть не темнее. Хотя кто его знает? Впрочем, Марина неожиданно поняла, что ей все равно. Негр, индеец, китаец… Да хоть серо-буро-малиновый! Главное, он был такой родной, такой в самом деле ее, что у Марины от одного прикосновения к нему перехватывало дыхание и начинало сладко пощипывать в носу. Сергей смотрел на Марину с малышом на руках и улыбался.
Дверь распахнулась, и в комнату без стука вошел Валерьян.
– Ну что? – спросил он с порога. – Как парня-то называть будем?
– Да как собирались, Павлом, – не задумываясь, отвечала Марина.
– Павел, стало быть, Валерьянович. – Валерьян хозяйским жестом отобрал малыша у Марины и стал, как минуту назад она, внимательно вглядываться в его черты, рассчитывая увидеть что-то свое.
– Сергеевич, – негромко произнес Сергей.
– Что? – Валерьян непонимающе уставился на него.
– Я сказал: Сергеевич. Павел Сергеевич, в смысле.
– Это еще почему?
– Так закон такой есть. Если женщина состоит в браке, то ее ребенку автоматически записывают отчество мужа.
Валерьян молча скрипнул зубами.
– Как ты думаешь, – спросил он, помолчав, оборачиваясь к Марине, – стоит его сегодня купать или лучше погодить?
– Я думаю, нужно подождать до завтра. Не торопись, еще накупаем! Он же еще только родился!
– Твоя правда. Я тут ползунков ему притащил. – Валерьян поднял повыше увесистый пакет. – Денис сказал, лучше с первого дня ползунки надевать. Куда их тебе положить?
– Да клади пока на письменный стол!
– Кх-кх, – громко кашлянул Сергей. Когда они обернулись, спросил у Марины заботливым тоном: – Малыш, может, тебе чаю принести? Или ты поесть чего-нибудь хочешь?
– Хочу! – Марина вдруг поняла, насколько она голодна. Еще бы! Со вчера ведь не ела! Все как-то не было времени об этом подумать. – Очень хочу! И есть хочу, и чай пить тоже хочу!
– Так я сейчас принесу! – И Сергей выбежал из комнаты.
– Ты это серьезно? – спросил у Марины Валерьян, едва за Сергеем закрылась дверь. – Ну, в смысле, насчет Сергеевича?