– Валечка! – Марина тяжело вздохнула. – Я вообще еще об этом не думала! Но мне кажется, это совершенно не важно! Ну неужели ты думаешь, что я или кто-нибудь сможет когда-нибудь забыть, что это твой сын?
– Ну да, наверное. – Взгляд Валерьяна смягчился. – Мальчик, значит! Знаешь, я думал – вот родится девочка, назовем ее Викой. Ну а раз мальчик, тогда конечно. – Он немного помолчал. – Марина, а помнишь, как ты ко мне пришла, чтобы рассказать, что… Ну, что ты ждешь от меня ребенка?
– Разумеется, помню! Ты так меня тогда странно встретил!
– У меня тогда Вика жила. Бабка на неделю к родственникам укатила, вот я Вику на это время в бабкину комнату и поселил. Я ее тогда в очередной раз из больницы вызволил, так надо ж было ей где-нибудь дух перевести. В Крольчатник ей тогда не хотелось… Она тогда только что уснула, и тут ты звонишь. То есть это я думал, что она спит. А когда ты ушла, Вика вышла из комнаты и говорит: «Ох, Валька, Валька, прозеваешь ты свое счастье!»
– А ты что же?
– А я… Я, похоже, прозевал. Пойду я, Марина, вон Серега по лестнице поднимается, слышишь, тарелки со стаканами на подносе дребезжат.
Валерьян коснулся губами Марининого лба, положил рядом с ней на подушку ребенка и вышел. Выходя, он одновременно распахнул дверь для возвращающегося Сергея и чуть придержал ее, чтобы ему легче было пройти с подносом.
На третий день у Марины пришло молоко, и она в первый раз рискнула приложить к груди Ксюшу. Обеим эта идея очень понравилась, и с тех пор Марина кормила их двоих, точно у нее и впрямь была двойня. Размерами дети почти не отличались. «Это потому, что Пашка у тебя такой большой, – объяснил Марине Денис. – Весов у нас, правда, нет, но на вид в нем килограмма четыре, не меньше». Однако, если присмотреться, сразу становилось видно, насколько Ксюша старше. Она уже держала головку, следила за всеми взглядом, улыбалась Марине.
Марина выносила их гулять в сад в двух плетеных корзинках. Она ставила корзинки так, чтобы сразу услышать, если кто-нибудь закричит, а сама шла на конюшню упражняться в верховой езде.
У конюшни было весело, ребятня с визгом объезжала родившегося под Новый год жеребенка. Со стороны казалось, что жеребенок получал от этой возни не меньшее удовольствие, чем мальчишки. Особенно лихими наездниками были Ольгины рыжики. Порой им удавалось по целых три минуты удержаться на жеребенкиной спине. Они и на взрослых лошадях скакали уже будь здоров, даром что семь им должно было исполниться только в июне!
Джейн лошадей побаивалась. Как положено благовоспитанной девочке, она рвала для них травку, относила ее в конюшню, просовывала сквозь решетку в денники, но от выпущенных погулять лошадей Джейн старалась держаться подальше. Иное дело голуби! Девочка с удовольствием ходила на чердак их кормить и убирать за ними, она даже научилась громко свистеть в два пальца. Стоя на коньке крыши, Джейн свистела изо всех сил, размахивая при этом шестом, но голуби, похоже, не воспринимали ее так уж всерьез. Не спеша сделав круг над ее головой, они опускались Джейн на плечи, на голову, самые сообразительные тыкались клювом в карман, выискивая пшено и крошки. На фоне неба тоненькая фигурка девочки, вся облепленная голубями, казалась этаким громоздким вычурным флюгером.
Однажды ранним июльским утром, поручив малышей заботам Маши, Марина скакала по лесу на широкой, как диван, спине добродушной кобылы Зорьки. Скакать было легко и весело, было тепло и нежарко, дул легкий утренний ветерок. Он ерошил Маринины волосы, забирался прохладными пальцами под тонкую хлопчатобумажную ткань блузки, касался Марининой тяжелой от молока груди. Мириады прозрачных брильянтиков утренней росы, щедро усыпавших траву, переливались на солнце всеми цветами радуги.
Марина ехала по широкой, хорошо утоптанной тропинке, по обеим сторонам которой высились старые, столетние наверное, дубы. Их толстые корявые стволы причудливо изгибались и издалека казались людьми, застывшими каждый в своей, характерной для него позе.
Марина скакала, вольно откинувшись в седле, расслабившись и распустив поводья. Она предполагала скакать так еще долго! Но человек, как известно, предполагает… Из-под кустов под копыта Зорьки неожиданно выскочил заяц. Зорька шарахнулась к ближайшему дубу, и Марина шмякнулась башкой о толстую суковатую ветку. В голове у нее помутилось, перед глазами закружились широкие зеленые листья вперемешку с зелеными кругами, потом вдруг стало темно, а очнувшись, Марина обнаружила себя сидящей на траве под треклятым дубом. Зорька мирно паслась в некотором отдалении, зайца нигде не было видно.
Марина сделала было попытку встать, но у нее закружилась голова, и она поспешно опустилась обратно на траву. О том, чтобы сесть сейчас на лошадь, и речи быть не могло. Лежа в траве, Марина лениво следила взглядом за бесчисленной ратью муравьев, тлей, поденок и всякой прочей нечисти, кишмя кишащей среди зеленых стеблей. В траве текла собственная, похожая и непохожая на людскую жизнь со своими какими-то делами, заботами… Пробежал муравей, вскарабкался на ствол дуба. Марина сорвала травинку и осторожно спихнула его вниз на землю.
– Вот так! – сказала она самой себе. – А ну-ка, посмотрим, что ты теперь будешь делать?
Муравей секунду постоял и пополз обратно. Когда он залез уже на довольно приличную, сообразно, конечно, его росту, высоту, Марина опять столкнула его вниз. Муравей немедленно полез еще. И так раз за разом, без устали штурмовал муравей неподатливую вершину, а Марина все скидывала и скидывала его вниз травинкой.
Постепенно в голове у Марины прояснилось, и можно было бы вообще-то ехать дальше, но тут солнце начало припекать, и Марина, вместо того чтобы встать и пойти ловить Зорьку, лениво растянулась во весь рост на спине, прикрыла глаза. Она вся разомлела на солнышке, ей хотелось спать, к тому же и ночь выдалась какая-то бестолковая, малыши все время кричали, то оба сразу, то попеременно. Черт их знает, чего им было надо! Есть они, во всяком случае, не хотели. Марина почувствовала, что засыпает. Голова у нее лежала на широком и плоском камне, поросшем сверху мягким мхом, муравьи и прочие насекомые бесстрашно ползали по ней, щекоча ее тоненькими цепкими лапками. Ни один из них не кусался. Никто не мешал ей спать.
Марине приснился дом, стоящий на высоком берегу. Вокруг был темный незнакомый и явно дремучий лес, река еле слышно журчала, время от времени в воде всплескивали крупные рыбы. Марина сидела на крыльце дома, всматривалась в толщу воды и вроде бы чего-то ждала. Из-за поворота реки показался плот, на нем во весь рост стоял парень в клетчатой ковбойке и шортах, с шестом в руках. Лица парня не было видно, он стоял к Марине спиной. На плоту рядом с ним лежал рюкзак и какие-то еще завернутые в брезент вещи. Проплывая мимо дома, парень поднял голову, увидал Марину и прокричал:
– Эй, почему ты здесь? Отсюда же давным-давно все ушли! Прыгай сюда, я тебя увезу!
– Не могу, – отвечала во сне Марина, – здесь мой дом, здесь мои ребята.
– Ты с ума сошла! Никого здесь нет! Ты одна!
Марина вскочила с крыльца и вбежала в дом. Комнаты, большие и полутемные, затененные листвой окружающих дом деревьев, были абсолютно пусты. В доме было сыро, деревянные полы блестели, точно их только что вымыли. Марина пробежала по дому из конца в конец. Там было комнат пять или шесть, еще, кажется, была кухня. Нигде не было ни души.
– Алена! – закричала Марина. Но только эхо отозвалось.
Как же так? Алена же обязательно должна быть дома! Она ведь так редко куда-нибудь уезжает! Но Алены не было… Не было никого.
Марина вернулась на крыльцо и увидела, что плот давно уже уплыл. Вдалеке мелькала яркая рубашка парня, постепенно превращаясь в точку на горизонте.
– Эй! – закричала Марина что есть силы. – Вернись за мной! Забери меня с собой!
– Беги! – донеслось в ответ. – Беги берегом, беги, не то будет поздно! Посмотри… – но конец фразы унесло ветром. Марина обернулась и увидела темное облако, почти закрывшее лес у нее за спиной. С той стороны испуганно летели птицы, они громко кричали.
Марина побежала, путаясь в высокой траве и спотыкаясь о корни. Марина бежала, но тьма настигала ее, и Марина чувствовала, что ей никак не успеть. Сердце бешено колотилось, в горле першило, отчаянно кололо в боку. Постепенно Марина начала задыхаться. Темнота была уже прямо над ней. Вдруг она ощутила за спиной чье-то горячее, обжигающее дыхание и одновременно услышала топот копыт, точнее оглушительный грохот. Поздно. «Вот сейчас я стану птицей и улечу отсюда!» – сказала Марина самой себе.
Вздрогнув, Марина проснулась. Топот копыт слышался совсем неподалеку. Марина села и потянулась, лениво скользнула глазами по тропе и сразу вскочила, одергивая задравшуюся во сне блузку. К ней на гнедом жеребце приближался Бруно.
– Бруно!
– Марина! Вот нечаянная встреча! Какими судьбами, дитя мое? Ведь до вас отсюда довольно далеко.
– Да вот… – Марина растерянно огляделась. – Где-то тут болталась моя лошадь…
– Не Зорька ли? Я только что встретил ее по дороге сюда. Она весьма бодро трусила рысцой по направлению к вашему дому.
– Вот дрянь такая! – Когда Марина засыпала, Зорька спокойно стояла за ближним кустиком и щипала травку. По ней никак невозможно было догадаться, что она куда-нибудь собирается. – Ой-ей-ей! Что ж теперь делать-то? А далеко отсюда до нас?
– Да километров пять будет. Надо идти сперва по этой тропинке, а потом… Марина, давайте-ка я вас лучше подвезу! – И, не дожидаясь ответа, Бруно легко подхватил Марину и усадил ее перед собой в седло. Жеребец всхрапнул, ощутив на спине дополнительную тяжесть, скосил бешено глаза и понесся по тропе размашистой тряской рысью, от которой у Марины лязгали зубы и без конца что-то екало в животе. Тут уж было не до романтики и даже не до разговоров.
Скакали они минут двадцать, по той же дороге, по какой Марина попала сюда. Но сейчас день был уже в разгаре, солнце палило нещадно, стояла влажная духота и хотелось пить. Наконец на одном из поворотов Бруно остановил коня, соскочил на землю и осторожно снял с седла Марину. Мгновение, которое Марина находилась в воздухе, прижавшись грудью к груди Бруно, губы напротив губ, глаза в глаза, – затянулось неимоверно. Не выдержав, Марина зажмурилась – будь что будет!