Но ничего не было. Бруно подержал ее и бережно поставил на землю, легонько щелкнув по носу.
– Вот так-то, Марина! Несколько месяцев не давала ты мне покоя. Я по сравнению с вами, можно сказать, старик, но… Мечты приходят не спрашивая! Я говорил себе: девушка, живущая в таком доме, как этот, – Бруно махнул рукой в сторону, где за деревьями скрывался Крольчатник, – тем более девушка с ребенком, наверняка обрадуется любому предложению. Более того, будет испытывать благодарность. Но сейчас, встретившись с тобой лицом к лицу, вижу, что я ошибся. Не спрашивай только меня, как я это понял. Просто я уже достаточно стар, чтобы сразу видеть такие вещи. А ведь тогда, зимой, мне показалось… Но нет, это был просто сон.
Сон. Марина попыталась припомнить приснившееся ей только что. На мгновение ей показалось, что парень на плоту немножко похож на Бруно, впрочем, вблизи ведь она его не видела.
– Я пойду? – неловко проговорила Марина, не поднимая глаз. – Спасибо, что привезли.
– Всегда к вашим услугам! – Бруно шутливо поклонился, легко вскочил на своего жеребца и, взяв с места сразу в карьер, мгновенно исчез из виду.
Минут через пять Марина уже подходила к дому. Ни на крыльце, ни во дворе она никого не встретила. Слегка встревожившись, Марина быстро миновала прихожую. В столовую она почти что вбежала. Там она обнаружила всю женскую половину компании. Марину особенно обрадовало присутствие в столовой Алены. Она даже подошла к ней, обняла за шею, потерлась лбом об Аленино прохладное плечо.
Вечером, в компании Дениса дожидаясь в столовой Сережку, Марина рискнула наконец спросить:
– А кто он такой, этот Бруно? Неужто в самом деле итальянец?
Денис весь скривился:
– А тебе на что?
– Ну так просто, – Марина слегка смутилась. – Интересно.
– Я к тому, что он ведь нас всех терпеть не может.
– Да ну?!
– Вот тебе и «да ну»! Одну Женьку как-то и выносит только. Жалеет, видно. А так-то он наш дом иначе, чем борделем, и не называет. Нравственный, сволочь!
Марина прыснула.
– Ну чего смеешься! Обидно ведь, между прочим! Я-то ведь небось не подсчитываю, сколько у него дам за одно лето на уик-эндах перебывает!
Тут уж Марина не выдержала и откровенно захохотала.
– Ну чего ты ржешь! – Денис нахмурился, но не выдержал и сам рассмеялся. Минуты две они хохотали, причем Денис все время порывался произнести сквозь смех что-то вроде: «Ну правда!», но выходило только нечто нечленораздельное.
Отсмеявшись, Денис продолжал уже совсем другим тоном:
– Ну а что касается Италии, то тут как раз все правда. У него, вишь ты, родители – коммунисты были, у Бруно. Ну вот они и приехали сюда в тридцатые годы коммунизм строить. Настроились, сама понимаешь, вдоволь, сама понимаешь где. Дед мой – он, между прочим, тоже там был – встречал там как-то Бруниного отца. Лихой, говорил, был мужик. Ну да дело не в этом. Главное – Бруно отсюда уезжать не хочет. Родители-то его еще в начале перестройки на родину возвратились. А он ни в какую! Я, говорит, тут вырос. Смешной!
Денис помолчал.
– У них там и замок родовой есть. Это же родители его коммунисты. А дедушка с бабушкой – обычные дворяне. Как у меня, например.
Маринины глаза расширились от изумления:
– Как, Денис? Ты разве дворянин?
– Насчет себя не скажу. А вот дед у меня и правда был дворянином. Во всех смыслах этого слова. Князь Храповицкий. – Сообщая эту информацию, Денис незаметно для себя слегка приосанился.
– Ну да! – выдохнула Марина, теперь уже пораженная не столько смыслом самой информации, сколько тоном, которым она преподносилась.
– Вот тебе и «ну да»! – передразнил Марину Денис. – Да, дед у меня был мировой. Я тебе как-нибудь расскажу еще про него, если время будет. О, вот калитка хлопнула, наверняка Сергей твой идет.
20
Как-то вечером к Марине пришел Володя. Сергей в тот день ночевал в Москве, по какой-то своей, неизвестной Марине надобности. Вечер был душный, и Марина лежала поверх одеяла. На ней была тонкая и длинная, до самых пяток, сиреневая шелковая сорочка, присланная мамой в незапамятные времена с Валерьяном. Дети спали в своих корзинках, еле слышно посапывая во сне. Порой Марине начинало казаться, что кто-то из них перестал дышать, и тогда она в ужасе привставала на кровати, начинала лихорадочно вслушиваться в темноту, постепенно убеждаясь, что все в порядке, и вновь откидываясь на кровать. «Дура ты, дура! – убеждала Марина себя. – Ну посуди сама, ну что с ними может случиться?! Здоровые оба дети, тьфу, чтобы не сглазить!»
Да, что бы там кто ни говорил, а Марина любила своих детей, и вместе, и по отдельности. Более того, с появлением собственных детей Марина стала неожиданно для самой себя гораздо лучше воспринимать и всех остальных, живущих в Крольчатнике. Отправляясь с коляской в лес, Марина теперь нередко уводила с собою всех, кто того хотел (а хотели обычно все), воображая себя то супермногодетной мамой, то старшей сестрой, а то даже и Крысоловом, тем более что однажды они и правда чуть было не зашли в болото. По дороге они обычно пели песни и разговаривали о всякой всячине, и Марине казалось, что никогда в жизни она еще не была так счастлива.
Случалось, что и Володя присоединялся к ним. Марине это не слишком нравилось – при нем она чувствовала себя скованно и напряженно. Все-таки Володя был совсем уже не ребенок, но он и во взрослую компанию так и не вписался. Обыкновенно если Володя не выполнял чье-то поручение, он старался держаться где-нибудь поблизости от детей, в роли этакого старшего брата. Но на Марину Володя при этом смотрел так откровенно, что ей просто поневоле делалось не по себе.
Тем вечером Володя возник на пороге Марининой комнаты абсолютно бесшумно.
– Привет, – проговорил он негромко, подойдя уже вплотную к кровати.
– Ой! – Марина дернулась и мгновенно натянула на себя одеяло. Скрывшись под ним до самого подбородка, Марина сказала довольно раздраженно: – Стучаться вообще-то надо. Тебя как, этому не учили?
– Да учили, учили, чему только меня не учили, – пробормотал Володя, усаживаясь на кровать и обвивая Марину руками.
Марина испуганно вывернулась и забилась в противоположный угол кровати, не выпуская одеяло из рук.
– Володь, ты что, с ума сошел, да? – спросила она участливо.
Он коротко, сквозь зубы, выругался и опять потянулся к Марине, норовя сдернуть с нее одеяло. Тогда Марина, совсем уже не церемонясь, заехала ему ногой в зубы. Володя охнул и отскочил.
– Ну чего ты, чего? – протянул он жалобно.
– Воспитанные люди, – назидательно сказала Марина, – имеют обыкновение задавать вопросы. Это помогает им избегать скользких ситуаций. Тебе как, понятно?
Вместо ответа Володя с размаху уселся на пол и застонал, закрывши лицо руками:
– Ну почему, почему? За что вы меня все так?
– А ты что, к кому-нибудь еще уже так приходил?
Он молча кивнул. Марине сделалось его жалко. Она протянула руку и осторожно погладила Володю по всклокоченной голове:
– Бедный ты, бедный!
Володя порывисто поймал Маринину руку и прижал к губам. В глазах у него были слезы, они влажно поблескивали в темноте и падали горячими каплями Марине на руку.
– Ну что ты, малыш, что с тобой? Успокойся, не плачь, все будет хорошо.
Володя зарыдал уже не сдерживаясь, почти в полный голос:
– За что? Ну почему вы все со мной так? Ну что я, дебил или прокаженный?
– Ну что ты, Володенька, что ты, не нужно так. Просто, наверное, никто не хочет быть у тебя первым.
Володя коротко, невесело хохотнул:
– Первым! Да за кого ж вы меня тут все держите! Да этим делом я задолго до тебя начал заниматься. Ты небось, в отличие от меня, была в тринадцать лет еще целкой.
– Да уж, наверное! – откликнулась Марина, без малейшей, надо сказать, зависти. Представить себе невозможно, что б с ней было, если б она тогда, в тринадцать лет, залетела! Но любопытство взяло в ней, как всегда, верх. – И с кем же ты, интересно, в тринадцать лет трахался? – спросила она с деланым безразличием.
– А ты догадайся! – Володя хитро прищурился.
– Неужели с Ольгой?!
– Пять тебе с плюсом за догадливость! А то с кем же? Мы ведь у мамы Нели все в одной комнате жили – и я, и она, и Дженька маленькая. Такая у нас, понимаешь, была там детская. А что сделаешь? Двухкомнатная же квартира.
– Н-да… – Марина, честно говоря, не знала, как на это реагировать. Жалость к Володе в ней сразу же куда-то исчезла. – Володечка, – вкрадчиво проговорила она, – ты бы шел себе куда-нибудь, а? Спать хочется безумно.
– Я тебе неприятен? – как-то очень по-взрослому спросил он, и опять Марина не знала, что ей ответить.
– Нет, – сказала она, стараясь говорить так же, как он, серьезно и по возможности искренне. – Я просто не хочу с тобой спать. Ты не обижайся, пожалуйста. Так бывает.
– Да я и не обижаюсь, – сказал он с тоскливой обреченностью в голосе. – Просто… больно мне, Марина, очень, понимаешь?
– Понимаю.
Оба они замолчали и молчали довольно долго. Слышно было, как защелкал и засвистал за окном здешний, крольчатниковский соловей.
– Пойду я, – глухо сказал наконец Володя. Он явно надеялся, что Марина станет его удерживать. Но она только кивнула:
– Спокойной ночи!
– Ага! – Володя поднялся с пола, нагнулся к Марининому лицу и легонько коснулся ее губ губами, сразу выпрямился, повернулся к Марине спиной и вышел, столь же бесшумно, как и появился.
А Марина осталась, по-прежнему одна в темноте, вот только на душе у нее было теперь далеко не так же спокойно, как до прихода Володи. И она так и не встала запереть дверь, в смутной надежде, что Володя, может быть, еще и вернется, и тогда все у них будет по-другому. Но он не вернулся.
Дни шли, и однажды Денис спросил:
– Марина, а как же у тебя со школой? Я слышал, в одиннадцатых классах начались экзамены?
– Все может быть! – Марина равнодушно пожала плечами.