Трое оставшихся сидели тихо, и на столе не было в тот вечер традиционного вечернего чая: Женя уехала, а кроме нее, о чае, похоже, некому было позаботиться.
Неслышно на пороге столовой появились дети – с ними сегодня никто вечером не занимался, их просто наскоро побросали в постель, даже без мытья, велев не шуметь. Ну так они и не шумели – они просто пришли. Наоборот, они все сделали тихонько-тихонько, шли по коридору на цыпочках, почти не дыша. И только уже войдя в столовую, Соня не выдержала – быстро перебежав через всю огромную комнату к самому камину, она проворно нагнулась над ним, так низко, что желтоватые языки пламени чуть не опалили длинные светлые и пушистые пряди ее волос, Соня протянула к огню пухлые розовые ладошки и, жмурясь от удовольствия, сказала, почти пропела:
– Ого-е-к горит!
– Пойдем, Сонечка, спать! – подступил было к ней Валерьян, но Алена остановила его, хмуро мотнув головой:
– Оставь ее! Пусть потешится напоследок!
«Почему ж напоследок?! – молнией пронеслось в голове у Ильи. – Мы же с Валькой еще целую неделю собирались тут кантоваться, да и Алена сама так же вроде бы говорила». Ничего не понимая, Илья потер потный лоб. Они с Валерьяном обменялись недоуменными взглядами и дальше уже просто как во сне наблюдали за легкими, грациозными и точными движениями Алены. Они видели, как она встала и не спеша подошла к стенному бару, нажала на кнопку – дверца отъехала, открыв ряд бутылок с блестящими пробками из разноцветной фольги. Даже и не взглянув на них, Алена уверенно протянула руку куда-то к самой стенке бара и не без труда извлекла оттуда огромную, тяжелую трехлитровую бутыль чистого спирту, привезенную Сан Санычем в незапамятные времена откуда-то с Дальнего Севера.
Они так до конца и не понимали, что у Алены на уме. Все так же не спеша и в то же время уверенно Алена возвратилась к камину и резко, сильно толкнув девочку, так, что та отлетела прямо на середину комнаты, выплеснула в огонь почти все содержимое бутыли. Ловко отпрыгнув, Алена полубезумными, восхищенными глазами поглядела на разом выросшую перед ней стену пламени.
– Сумасшедшая! – завопили в один голос Илья и Валька.
Алена захохотала.
– А вы сомневались! – выкрикнула она сквозь смех.
Валька, не глядя больше на нее, подхватил на руки Соньку и кинулся к дверям, на бегу ухватив за руку все еще стоявшего у входа в столовую Никиту, расширенными от ужаса глазами наблюдавшего за происходящим. Характерно, что дети не кричали, точно раз и навсегда усвоив полученный ранее приказ вести себя тихо.
Илья же бросился к Алене и, перехватив ее поперек живота, насильно поволок к выходу, причем Алена отбивалась изо всех сил, царапаясь и кусаясь, как дикая кошка. Илье едва удалось с ней сладить. Уже за входною дверью она исхитрилась размахнуться и вдарить Илье в глаз со всей дури. Шишка выскочила преогромная, глаз заплыл и несколько дней худо открывался.
Последними из уже пылающего дома выскочили собака и кот. И долго-долго, всю ночь носились над горящей крышей перепуганные, лишившиеся пристанища голуби.
С обоими детьми Валерьян побежал на конюшню, вывел оттуда дрожащих, всхрапывающих лошадей. Он посадил Соньку на Зорьку верхом и повел обеих лошадей в поводу подальше в лес, даже и не оглядываясь на остающееся позади зарево. За взрослыми лошадьми вприпрыжку бежал жеребенок.
Илья с Аленой тоже вышли за калитку и, отойдя немного, стояли и смотрели на полыхающий дом. Никита подбежал к матери и вцепился изо всех сил в ее руку. Казалось, Алена этого даже не замечала (хотя потом на руке долго сохранялись красные отметины от Никитиных пальцев). Ветра не было, и Крольчатник горел тихо и ровно, пламя то затухало, то вновь взметывалось над забором. Кот, вскарабкавшись на верхушку росшего рядом дерева, громко и истошно орал.
Они простояли там не один час, и, хотя ночь была довольно холодная, им было тепло: Крольчатник согревал их и в последние часы своего существования. Наконец дом догорел – от него остался лишь обугленный остов с пустыми глазницами окон, стекла в которых лопнули от жара. Второй этаж выгорел дотла: он ведь был деревянный. Сгорели и мезонин, и пристройка. Бурый, вонючий дым стелился над пепелищем.
– Вот отцу будет сюрприз! – злорадно проговорила Алена, потирая от удовольствия руки.
– Мама, – потянул ее за рукав Никита – А где же мы теперь будем жить?
– Ты же слышал, что дедушка говорил? В Швейцарии.
Илья сбегал на конюшню – она тоже уцелела, как и забор, возле которого они всю ночь простояли, – и принес оттуда две попоны, в которые укутал Алену и мальчика. Алена закинула край попоны небрежным жестом за спину и сказала Илье своим обычным, немножечко сонным голосом:
– Пойдем, Илюш. Отвези-ка нас с Никитой в Переделкино к Магде. Надо будет ей все поскорей рассказать. Пусть уж она отца как-нибудь поделикатнее подготовит, что ли. А то как бы он меня с горя не укокошил.
– Есть за что, ты не находишь? – пробормотал до конца еще не пришедший в себя Илья.
– Да? – Алена картинно приподняла одну бровь. – Ты в самом деле так думаешь?
Не выдержав, Илья рассмеялся, и, взявшись за руки, они пошли по тропинке к станции. Вокруг них звонко пели просыпающиеся птицы и лишь тонкий-тонкий, еле уловимый запах гари примешивался к чудным ароматам осеннего леса. Притихший кот сидел у Ильи за пазухой, а Руслан уныло плелся за ними следом.
3
Месячные в положенный срок у Марины не пришли, и, хотя они с Сергеем избегают обсуждать эту тему, Марина втайне надеется, что ребенок, которого она ждет, от Дениса. Он, кстати, так больше и не объявился, ни живой, ни мертвый, прямо как в воду канул.
С Сергеем Марина живет хорошо. Она даже помирилась со свекровью, и та время от времени приходит посидеть с малышами.
Валерьян частенько заходит к ним в гости с Соней. Бывает, что он подбрасывает ее к ним на ночь в дни своих дежурств на автостоянке. От Валерьяна им известны новости про Алену, ведь Алена с Валерьяном регулярно переписываются. Алена родила девочку, которую назвала Денизой. Никита осенью пошел в Швейцарии в школу, а к девочке взяли няню. Сама же Алена прошла тестирование и поступила в Женеве в университет. Ее чудовищный поступок с отцовской дачей так и остался безнаказанным – видимо, благодаря Магде.
У самого Валерьяна не так давно вышла вторая книжка. Половину полученного за нее гонорара Валерьян отдал Марине, как он выразился: «На сына». На вторую половину он купил Зорьке место в конюшне Битцевского парка, и теперь они с Мариной по очереди ездят туда через день – прогуливать кобылу, чтобы не застоялась.
Маша и Илья той же осенью укатили в Израиль. Об остальных бывших обитателях Крольчатника никаких сведений у Марины нет, и иногда ей даже кажется, что все это начинает уже понемногу забываться за повседневными хлопотами теперь уж самой что ни на есть настоящей жизни.
Впрочем, пока еще Марине довольно часто снится, что она там, в Крольчатнике. И тогда темнота вокруг нее начинает вдруг разговаривать с ней разными голосами, и Марина стонет и сбрасывает с себя одеяло, а Сергей поднимает его и укрывает Марину снова, а она в ответ шепчет ему слова благодарности, называя при этом Сергея разными именами. Чаще других слышит Марина во сне глубокий бархатный голос, произносящий: «Я люблю тебя, маленький!» «И я! – отвечает ему Марина во сне. – Я тоже люблю тебя, Денис! Я люблю тебя по-настоящему, слышишь!» И ей кажется во сне, что он ей отвечает.
Ну а потом Марина просыпается и по взгляду Сергея понимает, что опять она во сне говорила. Но ей вовсе не стыдно перед Сергеем – в конце концов, сам напросился… Ей стыдно перед тем, другим, стыдно от того, что все уже поздно и ничего уже не поделаешь.
Близнецы находятся в добром здравии и развиваются каждый согласно своему возрасту. Выходя с ними на улицу, Марина выглядит теперь весьма забавно, катя перед собой огромную двойную коляску и щеголяя сама в придачу к ней большим животом. Каким контрастом ко всему этому выглядит ее все еще полудетское лицо и тоненькие, хрупкие плечи!
И им уже давно стало тесно в Сергеевой однокомнатной квартире, где к тому же проживают с ними Руслан, Барон и, конечно, Фунтик.
Впрочем, не так давно у них появились некоторые вполне определенные виды на большую площадь. Дело в том, что Марининого отчима арестовали за изнасилование. Он сидит в Институте судебной психиатрии имени Сербского и ждет решения экспертизы по вопросу, вменяемый он или нет. После чего, в зависимости от этого решения, он будет отбывать срок в лагере или в спецпсихушке. В любом случае, прописки он наверняка лишится. Квартира же его, где прописана и Марина, окажется, таким образом, в полном распоряжении Марининого семейства.