– Да уж, славно, – Волод был зол и не желал этого скрывать. – Я не думал, что ты и вправду отдашь этому придурку рубашку.
– Тебе жаль рубашки? А легколет? Без него мы беса лысого доберёмся до Крома. Пожалел рубашечку, и всё – поворачивай оглобли? Я-то – пожалуйста, мне не жалко, ты же у нас упёртый Архитектор, тебе подавай Центр. А я на всё это… – Он завозился в своей сетке, пытаясь нащупать под вздувшимся пузом застёжку штанов. – Э-э, грызлово пойло!
Здоровяк неловко дёрнул крючок на поясе, покачнулся, схватился за какую-то верёвку. Над головами друзей подозрительно зашипело, потом шипение перешло в пронзительный свист, пахнуло чем-то удручающе вонючим, летательный аппарат подбросило, крутануло и потащило к горизонту.
Удар пришел неожиданно – он заставил летящий корабль замереть, остановил ветер и, кажется, само время. Потом все небо заполнило багровое зарево, от севера к югу пронесся пронзительный вопль, режущая сила впилась в дирижабль, швырнула на дно людей. Казалось, что легколет встал дыбом, потом его закрутило, перевернуло, опрокинуло, снова подняло вверх, вздернуло с чудовищным ускорением под большую луну, так что малые луны оказались далеко внизу…
Последнее, что помнил об этом полёте Волод – упитанная нелепая фигура в расстёгнутых брюках, свесившаяся с канатов, крутящая в воздухе блестящим поясом как винтом и орущая слова популярной лет десять назад песенки: «Мама, я боюсь лилового камнегрыза!». Осталось еще смутное ощущение, что оба они облевались в воздухе, но в этом фактор уже не уверен. Неловкая кривая фигура маячила какое-то время перед глазами, кажется, она оттаскивала от него разбитую полыхающую горелку с обломком гондолы, кажется горелка взорвалась…
Когда сознание вновь вернулось к Володу, он увидел – Ичан со скорбно поджатыми губами стоит рядом на коленях и обильно поливает его из фляжки водой.
– Всю морду разбил, – печально сообщил следопыт, не понятно кого, имея в виду. Его физиономия была расцвечена так, что опознать друга Волод мог только по пузу и по голосу. Но и собственное лицо, судя по ощущениям, выглядело не лучше.
– Рёбра ещё сломал, – заунывно продолжал Ичан, проводя для наглядности по омерзительно грязному животу.
– Пояс расстегнул дурень… – дополнительно сообщил он не понятно к чему, – А ты, вообще-то, живой?
– Живой, – шевельнулся Волод и понял, что погорячился. В теле не осталось ни одной целой детальки – всё болело так неистово, что невозможно разобрать – где же сильнее. Невольно застонав, он снова провалился в забытье.
Очнувшись снова, Волод обнаружил себя туго спеленатым и привязанным к носилкам, за рукояти которых держались два амбала очень неприятного вида.
– Самого Короля обокрали! – восторженно произнёс незнакомый голос прямо над ухом. – Вольники!
– Да уж, – самодовольный баритон Ичана не узнать было трудно, хотя и звучал он несколько приглушённо. – Но и сами гробанулись здорово.
– Это вы под Толкун попали. Высоко видать поднялись… Хорошо, что Джохи увидел да нас позвал, он ведь везде ходит… Ничего, отлежитесь. У нас сейчас спокойно. Проспектовские не сунутся.
Сообщение о том, что кто-то куда-то не сунется, подействовало на Волода успокаивающе, и он мирно заснул, если можно назвать сном то маревое состояние полуяви-полубреда, овладевшее им почти на месяц.
Ичан, Король, Сухостой, Сыч, ещё пара-тройка новых лиц соседствовали в его воображении, вступали в беседы, сталкивались в спорах, дрались, кричали, порой вызывая в повреждённой голове нестерпимую боль. Сам Волод тоже якобы участвовал в этом коловращении, но участие это обычно заканчивалось страшным падением с высоты, сломанными ногами и приступом рвоты. Относительно приятные эмоции вызывало только личико неизвестной девушки, появлявшейся довольно часто. Её появление ассоциировалось с едой, очень похожей на плесень, и с убаюкивающей дремотой. Он, кажется, что-то даже рассказывал красавице, но что – тут же забывал.
Наконец, Волод просто устало заснул на сутки, после чего очнулся уже практически здоровым.
Тёмная сараюшка и грязный тюфяк ничуть не удивили – к ним он привык за время болезни. А вот Сыч, сидящий на свалявшейся непоименованной шкуре рядом с каким-то жизнерадостным пожилым типом, вызывал чувство смутной тревоги.
– Как ты считаешь, – с живым любопытством спросил пожилой у Сыча, – парень совсем сдвинулся, или ещё очухается?
– Этот – очухается, – равнодушно ответил бандит. – Хотя, головой, конечно, не слишком силён.
– Стив меня забери! – голос Волода прозвучал совершенно нормально. Он довольно легко сел на своём лежбище. – Где-то я тебя видел.
– Сыч говорит, что вы с Ичаном и есть те два парня, что отдали Королю волшебную рубашку, – пожилой смотрел почти дружелюбно.
– А ты сам кто?
– Тягл в пальто, – пожилой засмеялся. – Хорош! Почти месяц живёт в моей банде, а потом ещё спрашивает. Я – Барон. Сорок восьмой барон Праворуких. Когда-то мы всю предпроспектовскую сторону держали, но потом откуда-то вылез Король и почти всех подмял под себя. Нас к Проспекту прижал, все хочет за Проспект в Пустоградье выкинуть. А сейчас он и подавно обнаглел: разгуливает со своей свитой в открытую, почти голый, и никто не смеет и пикнуть. А Вольная Братва, как прослышала о Стивеновой рубашке, сама к нему в банду потянулась. Говорят, Королек подумывает о городском господстве, типа Состояние Ресурсов уже позволяет, – Барон плюнул. – А мои ребята опять вернулись с пустыми руками, так что наши животы скоро окончательно привыкнут к жукам и плесени.
Сыч скрипнул зубами.
Волод почувствовал себя неуютно.
– А Ичан? Он где? Что говорит?
– О, Ичан! – Барон поднял руки, будто от чего-то отгораживаясь. А Сыч неожиданно улыбнулся. – Ичан говорит! Он говорит столько, что я забываю, зачем к нему обратился. Твой друг чмокает губами, закатывает глаза, поводит пальцами, а потом исчезает в пещерах или гоняет бойцов на плацу. Мои ребята от него без ума. И от пойла, и от Ичана. Скажи я им, что это он отдал волшебную рубашку Королю, не знаю, поверят ли мне, хотя это я Барон банды, а не твой толстый бродяга.
– Почему же ты до сих пор не сказал? – Волод плохо понимал все происходящее.
Хозяин, пожав плечами, переглянулся с Сычом.
– Стив вас разберёт! Может оказаться, что Сыч плохо запомнил тех парней с рубашкой. А мне плевать – Короля всё равно не возьмёшь. Вы же может и пригодитесь банде. Да что скрывать, Ичан нам так помог уже, что не знаю как с ним и расплатиться! Моих молодцов обучает – только пыль столбом. Учит их драться строем, этой… свиньею. Так что у нас скоро будет настоящая боевая дружина, как в старинные времена.
– И потом, если бы те двое не вмешались, – добавил Сыч, – мне бы – хана.
– Это точно, и не привёл бы ты ко мне свою шайку в помощь.
Волод, вздохнув, потёр голое плечо.
– Твою рубашечку проверили, – с сожалением посмотрев на гостя, сказал Барон. – Можешь надеть, вон она валяется. Там несколько дырок, а так ничего – ещё поносишь. Тата её даже постирала. Ну, мы пойдём пока, а ты осваивайся, ожил вроде.
Бандиты вышли, оставив дверь открытой настежь.
Там, снаружи, светило солнце, гомонили дети, громко перекликались женщины.
Волод попытался встать на ноги, и это ему отчасти удалось. На правую наступать было больновато, а левая слушалась неплохо. Поташнивало, чуть качало, но силы, похоже, начали возвращаться. Так непривычно чувствовать слабость – ему, одному из сильнейших в Когорте Факторов! Неужели руки тоже уже не те?
Он, морщась, натянул одежду, сложенную в изголовье, и выволокся во двор.
Сараюшка его стояла, притулившись к большому зданию до второго этажа густо оплетённому диким вьюном. Точно такие же здания обступали обширный двор, на котором царила обыденная житейская суета. Пытаясь отыскать уголок потише Волод обогнул дом и уселся на нагретый солнцем камень. Сидеть на камне оказалось приятно, Волод вытянул ноги, задев ненароком длинную ровную палку. Она с легким стуком откатилась на пару шагов. Волод посмотрел на палку. Попробовать что ли? Неуловимое движение ноги и палка, подброшенная с мостовой, превращается в боевой шест. Верхний каскад, вечная защита – руки сами вспоминали что делать. Теперь с отходом, дракон вокруг себя – зелёный ворох, ноги ещё плохи. Прислонившись к шершавой стене дома, стоит девушка и смотрит так внимательно. А ну-ка в прыжке с разворотом.
Волод, сел на камень, растирая ногу – к старым болячкам добавился здоровенный синяк. Стив побери, и зарос он, наверное, как тягл, да ещё запыхался чересчур с непривычки. А девушка-то, вроде, ничего.
Девушка, впрочем, смотрела на него благосклонно.
– Ты из какой банды? – уважительно спросила она, кивнув на отброшенный шест. – Или ты тоже вольный?
– Я не из банды, я – Архитектор-Фактор и разведчик. – Волод для солидности чуть выпятил челюсть и снова подумал, что безобразно зарос. – Ты Ичана не видела?
– Конечно, видела, – девушка, грациозно отставив слегка ладошки, подбежала ближе. – Он там, с детьми. Идём, я тебе помогу дойти. – Бережно обхватив Волода за запястья, чуть потянула вверх.
– Я сам. – Он отстранил непрошеную помощницу и, подхрамывая, вышел со двора.
Как раз в этот момент детский гомон стих – ребятня, затаив дыхание, смотрела, как Ичан сосредоточенно отрывает лапки большому жуку.
Когда последняя была отброшена прочь, матёрый следопыт на четвереньках прополз к невысокому пирамидообразному сооружению и прутиком принялся проталкивать в него свою жертву.
– Главное – точный расчёт! – пыхтя, пояснил он зрителям и в этот момент заметил Волода. – О, кого я вижу! Выполз-таки?
– Выполз. – Волод, не сдерживаясь, улыбался во весь рот. Ичан, встав на ноги, заулыбался тоже. – Ты, старый пирамидник, опять за своё? Ты же не любишь детей.
Ичан, закрывшись ладонью, громко прошипел:
– Терпеть не могу! Особенно, когда они пляшут.
Дети захихикали.
– А что, они часто пляшут? – недоверчиво спросил Волод, уловив подзабытый томящий запах пойла.