– Никогда! – возмутился Ичан. – Ещё чего! Да я бы им все ноги повыдёргивал. – Дети захихикали громче. – А ну марш отсюда! Идите, идите, видите – я занят. – Ребятня чуть отбежала в сторону. Остались только две девчушки постарше, смело поглядывая на толстяка. – Спасу от них нет, – вздохнул он, – но толковые. Я этим букашкам всё учение Стивена разъяснил – поняли.
– А родители что?
– А что родители? Пойло хлещут, да по набегам шатаются. Только набеги сейчас не слишком-то удачны. Всё вокруг Король к рукам прибрал. Хорошо, ещё сюда не добрался.
– Это ты виноват, зачем рубашку ему отдал?
– Я виноват? – Ичан возмущённо насупился. Тут ворота за его спиной открылись, и оттуда вышла белокурая красотка лет тридцати с неохватными формами.
– Тебя на Совет ждут. Все уже собрались. – Она, улыбнувшись, провела рукой по широкой ичановой груди. – Срослись рёбра-то?
Тот, прикрыв глаза, жалобно закашлялся:
– Болят! Ох, болят!
Рассмеявшись, красотка ласково подтолкнула его к воротам. Ичан переступил на два шага.
– Иди! Такой большой, красивый, а шутит. – Увидев скромно стоящую в сторонке недавнюю володову знакомицу, помахала ей рукой. – Тата! Ты как там, выходила своего? Оба они чудные, правда? Но хороши!
Тата смущённо потупилась. Потом, застенчиво дрогнув ресницами, шагнула к Володу:
– Ты бы лёг пока, а? Или поешь. Идём.
И он поплёлся обратно в свою сараюшку, чувствуя, что вправду уже устал с непривычки.
Потянулись дни восстановления сил. Видно отоспавшись на недели вперед, Волод просыпался рано, с первым стуком рабочей колотушки. После утренней молитвы Волод выбирался во двор, смотрел как из домов появлялись работники – кто разбредался по мастерским, кто шел в пищевые цеха, а основная масса спускалась в подземелья через шахтную башню. Банда Барона размещалась над месторождением меди, очень древним, но еще не до конца выбранным. Волод вглядывался в серые лица работяг, слушал шаркающие шаги, голоса, раздающиеся тише шепота, провожал взглядом сутулые спины.
Потом во двор стекалась обслуга воинской части банды. Мастеровые мужички, гоношливые бабы. Они заводили крикливую суету на целый день.
Громыхающие железом воины спускались во двор последними. Барон или его помощник разводил воинов по заданиям – кого в разведку, кого в набег по окрестностям, а кого-то просто отправлял на все четыре стороны – шляться, браниться и драться по пустякам и вообще находить занятия самим себе. Частенько Ичан собирал не пристроенных к делу воинов под свое начало, ставил в ряды и проводил занятия. Сам Ичан пропадал то в поземье, то в цехах, то на советах у Барона. В банде он освоился совершенно и всеми принимался как свойский парень.
Дочка Барона Тата вилась все время рядом с Володом. Что-то делала для него, подсовывала какие-то особо аппетитные с ее точки зрения куски еды, прикасалась украдкой к руке, плечу. И даже если держалась в отдалении, бросала на него долгие томные взгляды, неизменно вызывающие краску на лице Волода и улыбки на устах свидетелей. В какой-то момент Волод принялся просто прятаться от своей поклонницы.
После вечерней молитвы к Володу приходил Ичан, и они неспешно разговаривали о том, о сем.
– Хорошая идея была с легколетом, – Волод потягивал из кувшина ичановское пойло, которое тот готовил теперь для бандитов в изрядном количестве. – Жалко не получилось. Ты не знаешь, почему мы упали?
Волод передавал кувшин товарищу.
– Здесь говорят – по небу выше крыш Толкун проходит. Никто не знает что это, но все бояться. Говорят головы срывает, мозги сворачивает, корежит и вообще убивает по-страшному. С севера он идет, от Центра. Может силы Хаоса балуются. А может еще что-то такое. Мы же к самому Крому приближаемся, а там знаешь кто?
– Безумец, слуга Однорукого? Ничем кроме твоих слов эта легенда не подтверждается. Сплошной вымысел и никаких фактов.
– А Толкун это тебе не факт? Он же тебе всю морду разбил и до сих пор не факт? А вдруг это и есть извращенная сила молитв, что Безумец извергает, а?
Волод не принимал таких необоснованных допущений. Но кувшин булькал, щедро раздавая пенную влагу, и до споров и ругани у друзей обычно не доходило.
– Я вот все думаю – какие люди здесь разные. Будто и не с одного района. Рабочие все унылые, апатичные, головы не поднимут, а бойцы наоборот – покоя не знают, если не воюют, то все скачут, кричат, дерутся.
На подобные наблюдения у Ичана находился готовый ответ.
– У нас говорят – люди они, как колодцы. С одного вычерпаешь воду, он и стоит пустой – медленно по капельке вода набирается, да набраться не успевает – снова ее вычерпывают. А другой – сколько не бери воды, сколько ни черпай, она все прибывает и прибывает, и чем быстрее воду выбираешь, тем скорее она возвращается. Вот и здесь так – одни люди досуха выпиты, а других сколько ни пей, они все одно полны. Только не много в жизни таких полных колодцев, не много таких людей. Вот они и становятся воинами.
– А кто же все эти колодцы пьет?
– Известно кто – Безумец. Высасывает силы людские вместе с молитвами. На Окраине у нас это не так заметно, а тут-то явственно видно. Ведь к Центру-то отсюда не в пример ближе.
– О, Стив! Опять ты свои пирамидские разговоры заводишь!
В темноте друзья расходились.
– Слышишь, Волод!
– Чего?
– Есть еще третьего вида колодцы – совсем мало их, может один на сто тысяч, и не колодцы они даже, а целые фонтаны. Столько воды в них, что и не помещается внутри, а прямо вот струей наружу и плещет. Да так может плеснуть, что и весь мир затопит.
– Это ты о ком?
– О тебя, ясное дело. И о таких как ты.
– А вы, пирамидники, какие колодцы получаетесь?
Ичан ухмыльнулся.
– Закрытые. Не даем мы из себя пить. Понятно?
На исходе недели Волод увидел, что на баронский двор пришли чужие.
Это не бандиты – никаких доспехов, никакого тяжелого оружия, никакой бравады и криков в разговоре. Они даже двигались иначе – скупо, настороженно, бесшумно. Чужих было трое. Вооружение незнакомцы несли легкое – короткие рогатины и кинжалы. Их провели в дом Барона. Через некоторое время туда же позвали Ичана.
Вернулся он только к вечеру.
– Это беглые, – рассказал он Володу. – Барону нужно оружие, чтобы драться с Королем. Самое мощное оружие, иначе банда не выстоит. Оружие мастёрых. Его могут добыть только беглые.
– Барон нанял их?
– Да.
– Значит, они пойдут к мастёрым, а значит в направлении севера в сторону Центра, – голос Волода, зазвенел от возбуждения. – Когда?
– Через неделю.
– Отцы Основатели! Это же очень удачно! Нам надо идти с ними!
– Нет. Не получится, – Ичан увел взгляд, – Нет.
– Но почему?
– Беглые никого не берут с собой. Никому не доверяют. Берегут секреты. Говорят, однажды ватага Вольной Братвы тоже хотела добраться до мастёрых и добыть оружие. Так вот, никто из них не вернулся.
– Их убили мастёрые?
Ичан криво усмехнулся.
– Или они сгинули в пустошах. Или их перебили беглые.
– Но мы должны пойти с ними! Или без них! Мы должны идти дальше. Я уже окреп, нога заживает, еще пара дней и я смогу ходить свободно…
– Мы никому ничего не должны, – перебил Ичан. – По крайней мере, я никому ничего не должен.
– Что? – Волод недоуменно захлопал глазами. – Не понимаю, ты о чем?
Ичан решительно поднялся.
– Я больше не буду искать Кром. Я дошел до этого места и оно мне нравится. Я останусь здесь с этими людьми, я буду жить с ними, я буду учить их. Я восстановлю здесь настоящий Город. Но только не такой как на Окраине и не такой как в Центре. Это будет Город Пирамид. Люди готовы. Они уже несколько дней не встают на молитву. Я дал им учение Стивена и они поверили мне. Я не оставлю своих людей. Прости, Волод. Я не пойду дальше. И тебе советую… прошу тебя… Я прошу тебя остаться. Не злись… Подожди. Подумай.
Ичан ушел.
Два дня Волод провалялся на своей лежанке. На третий встал, собрался, взял оружие.
– Ты куда, – крикнул Ичан, увидев выходящего со двора Волода.
– Погулять, – не оборачиваясь, бросил фактор.
Пустые улицы. Камни мостовых, сдвинутые выпирающими из-под них травами. Дома сплошь увитые плющом и дома с голыми крошащимися фасадами. Ветер, текущий по руслам улиц, и вихри, кружащие пыль тупиков. Пустота. Пустота стала синонимом Города. Люди ушли, оставив только следы своего пребывания. Следы такие же явные и вечные как сам Город. Колеи в уличных плитах выбитые тысячами колес, ступени, стоптанные тысячами ног, колонны, портики, гранитные узоры зданий, покрытые матовой патиной миллионов скользнувших по ним взглядов.
Пустота и одиночество человека брошенного в брошенном городе.
Нужно подумать. Нужно побыть одному.
Волод шел, не выбирая направления, не замечая, куда ведут его пустые тропы. Нет, он даже не думал, он не думал ни о чем – голова была пуста и метались в ней, будто вихри в колодце стен, только следы прежних мыслей, фантазий и рассуждений.
Волод остался один – опустошенный, брошенный, потерянный.
В себя его привел рефлекс – тщательно оттренированный рефлекс на опасность. Волод присел и кувырком откатился к стене ближайшего дома. За спиной должна быть стена, тогда опасность будет грозить только спереди.
Волод прижался к камню, взял на изготовку самострел и огляделся. Пусто. Улица пуста. Но чувство опасности не оставляло. В окне напротив кажется что-то мелькнуло… Нет, не то – опасность подходила с двух противоположных сторон. Опасность шипящая, рычащая и щелкающая длинным чешуйчатым хвостом. Это пардусы. Волод не верил своим глазам – они подходили с двух сторон, глухо шипя, взрыкивая, припадая мордами к земле. Самец и самка, с двух сторон – все по правилам степной охоты. Но откуда в Городе степной хищник?!
Думать нет времени – встреча и с одним таким зверем смертельно опасна, а здесь двое. Волод выпустил две стрелы – пардусы прыгнули – одна стрела вспорола плечо самцу, другая прошла мимо. Стрелять поздно. Волод швырнул самострел в морду самке, метя по нежному носу – самка взревела. Волод рванул палаш и в пируэте с разворота, одновременно уклоняясь от нового броска, и ускользая так, чтобы самка загораживала путь самцу, рубанул тварь в подбрюшье. Самка зашипела, припала к земле, через нее прыгнул самец – ему, не гася инерции удара, обратным ходом клинка по морде. Пардус, взвыв, пролетел мимо. Подскочила самка – она уже не напрыгивала, она встала на задние лапы и била передними. Стальной клинок парирует стремительные, почти неуловимые удары когтистых лап. И выпад – снова в подбрюшье, где самая тонкая шкура и мелкая чешуя. Бестия взвыла от боли, извернулась, отвалилась с клинком в животе. Снова самец – рывок, толчок – Волод даже не успел выхватить кинжал, схватил зверя за оскаленную пасть. Зверь взвился на дыбы, передние лапы шестью стальными когтями рвут Володу плечи, лязгающая клыками пасть брызгает слюной прямо в лицо, обдавая невыносимым смрадом. Волод не может больше удерживать бьющуюся извивающуюся тварь, клыки все ближе, силы покидают фактора. Силы! У него же есть Сила!