– Здесь больше нет ничего чистого.
Бежали ступени под ногами испуганных людей. Внутри пахло кислой огнеметной гарью и сожженным тленом.
– Я нашел огнеметы и горючку. Вот. Берите все.
Трясущиеся руки хватали ранцы, канистры, сифоны.
– Пламя выжигает проклятье. Понятно? Нужно просто выжигать путь перед собой. Пол, стены, потолок – все. Тогда можно идти. Примерно так же делают Чистильщики с Окраины… Не важно! Идите за мной, если хотите выжить.
– Под землей мы потеряем направление, – крикнул Главник, – я не знаю куда идти!
– Я знаю.
По туннелям и катакомбам шли всю ночь и все утро. Иногда Волод останавливался и сверял направление с компасом и стрикой. Люди сменялись за огнеметом, дозаправляли горючку, накачивали воздух в сифоны. Очищали путь.
– Все. Оторвались. Наверху день. И ваше убежище должно быть где-то рядом.
Выбрались на поверхность. Изможденные беглые повалились на мостовую. Только Главник нашел в себе силы держаться. А Волод, казалось, вообще не знал усталости.
– Найдете дорогу?
– Да.
– Здесь я оставлю вас. Пойду один. А вы идите домой, вас больше не тронут, Главному нужен только я…
– Кому?
– Не важно.
Малка уцепилась за Волода здоровой рукой.
– Но как же… Куда ты?
– К мастёрым. Я же говорил – мне нужен Центр, Кром.
Малка не отпускала.
– Ты же хотел со мной… вместе… домой…
– Нет. Не хотел. Мне нужно идти. Я не могу остаться.
– Не можешь…
– И не хочу. Мой путь…
Волод замолчал, видя как изменилось лицо женщины. Секунду на фактора смотрела совершенно чужое лицо – властное, твердое, даже пугающее, сулящее что-то недоброе…
– Твой путь. Пусть… пусть… Значит, так тому и быть. Проклятие…
Через секунду вернулась прежняя Малка. Просто испуганная и опечаленная женщина, почти девочка.
– Но… ты не найдешь дорогу…
– Найду. Ты должна идти к своим.
– Нет! Ты не найдешь спуск с Горы! Я пойду с тобой! Не бросай…
Волод покачал головой.
– Со мной тебе нет пути. Нет жизни. А у тебя есть дом…
Неожиданно вступил Главник.
– Она права. Ты можешь блуждать очень долго, пока найдешь какой-нибудь спуск с Горы. Я тоже пойду с тобой. Я покажу.
Молод смотрел Главнику в глаза. Тот выдержал взгляд.
– Почему?
– Я должен тебе. За своих людей. Я доведу тебя до спуска. А потом верну Малку домой. Я должен… ей тоже.
Волод молчал. С силой зажмурился. Потер виски.
– Хорошо. Идем прямо сейчас.
– Идем.
Малка отвернулась, ее руки скрестились – пальцы здоровой руки сжались в кулак. Это было как знак кому-то. Знак, который никто из людей не заметил.
Трое пошли дальше на север. Через сто шагов они скрылись за поворотом улицы.
Они не увидели, как к отдыхающим беглым вышел старый человек в слепом шлеме, закрывающем глаза.
Они не услышали, как вдруг разом от пронзительной боли запищали, завизжали плюгавки в мешке.
Они не узнали…
Женщина из беглых заглянула в торбу – она увидела ком черной слизи и тонущие в нем комочки меха и торчащие как соломинки хвосты.
Мужчина из беглых выставил навстречу старику копье – он увидел, как тонкие паучьи пальцы стариковской ладони впиваются в его грудь, и грудь проваливается внутрь себя и тонет в черной жиже.
Старик убил всех – все живое.
Проклятие никогда не торопится.
Пошел дождь.
Не огненный – обычный прохладный дождь.
Главник, Малка и Волод шли под дождем. Малка подставляла сияющее лицо под светлые струи и улыбалась. Она крепко держалась за Волода, как ребенок – за три пальца. Раненую руку подставила под капли, будто дождь это лучшая заживляющая мазь. Благостный дождь.
– Ты победил проклятие… – тихо говорила Малка. – Благостный дождь. Огненный дождь. Ты победил…
– Нет, – Волод тоже чуть улыбался, – Это проклятие нельзя победить силами нашего мира, можно только прогнать. Оно не терпит некоторых стихий. Вода прогоняет его с открытых мест, и проклятие прячется туда, куда влага не может добраться. А пламя полностью изгоняет его.
– Навсегда?
– Не знаю. Проклятие не принадлежит нашему миру, оно пришло с другой стороны бытия или из иной вселенной, или из другого времени… не знаю. Оно чужое и чуждое всему, что есть у нас.
Капал дождь. Собирались лужи в стыках мостовых плит. Сапоги шлепали по ним и разбрасывали веселые брызги.
Главник монотонно шагал, сосредоточенно смотрел под ноги, но чутко прислушивался к словам фактора.
Малка спрашивала:
– Что такое проклятие?
– Это часть того, другого мира. Оно как-то проникло к нам. Кто-то пустил его. Мы не можем ни видеть, ни осязать его – оно проявляется как смерть. Смерть всего живого, что прикоснется к нему. Чужое убивает.
– А слизь? Что такое эта черная слизь?
– Когда проклятие поглощает с живое вещество, оно проникает в наш мир материально. Мы видим это как чернильно-черную жижу, как текучее абсолютно черное тело. Эта субстанция существует одновременно в двух мирах – не только в своем, но и в нашем тоже. Поэтому с ней можно взаимодействовать. Эта материя не живая и не мертвая, она как граница между мирами, между энергиями, между временами. Видимо с ней можно вступить в контакт и заставить служить. Или это она заставляет служить себе.
– А что нужно для того, чтобы подчинить себе эту тьму?
– Злая воля. Очень сильная воля и… наверное, что-то еще, что позволяет силе держать связь с двумя мирами сразу. Не знаю. Я не знаю, что дает власть над проклятием…
– Ночной Колпак… – вдруг буркнул Главник.
– Что?
– Ничего. Просто иду. Молчу. Здесь налево.
Через шесть дней трое вышли из Проклятой Петли.
Проспект снова лежал перед ними безжизненный и непостижимый. Он замыкал проклятие в круг, отрезая от заброшенного, но все же человеческого Города.
В Пустоградье шли еще четыре дня.
Малка все оглядывалась по сторонам, словно отыскивая на пустынных улицах какие-то известные ей приметы. Наконец она дернула Главника.
– Ты ведешь не правильно. Мы так потеряли целый день пути.
Главник скривился.
– Я знаю как вести. Мы выйдем точно к спуску. Самому лучшему спуску.
– Но могли добраться быстрее…
– Сколько раз ты ходила тут, женщина? Два раза? Три? А я хожу здесь всю жизнь. Я знаю лучшую дорогу.
Малка вскинулась что-то бурно возразить, но Волод опустил ей руку на плечо.
– Сколько осталось?
– Завтра будем на месте, – бросил Главник.
Снова ряды домов, череда перекрестков, путаница дворов и проулков.
Снова Волод расспрашивал Малку.
– Мы идем к Горе?
– Да.
– А почему дорога не поднимается? Путь ровный как стол.
– Мы идем к Горе, – Малка досадовала на непонятливость своего Дождя. – Город – дом, мы на крыше, мастёрые на дворе. Что не понятно?
– Но как?..
Когда Волод надоедал Малке она замолкала или спрашивала:
– Дом, крыша, двор – повторить еще раз?
Ночь выдалась светлая – луны побежали наперегонки за большой луной, как гагачата за матерью, а потом развалились вкруг нее ночевать. Редкие облака, потянулись на север, чуть краснея боком от невидимого с земли северного света. Недавние дожди смыли с Города стоялую духоту и взвесили в воздухе свежий запах влаги.
По неизбывной привычке на ночлег расположились посреди мостовой. Малка в первый раз с момента выхода из Петли разожгла высокий костер. Главник отполз от пламени в тень, завернулся в плащ и затих. Волод и Малка сидели рядом.
Мужчина перебирает тонкие женские пальчики, будто четки. Молитва, это шорох губ, касающихся уха, щеки, виска. Женщина откидывает голову, губы находят губы. Руки находят плечи. Зрачок расширяется, так что замыкает в себе весь бездонный окоем с хороводом лун.
Рука в руке. Тихие быстрые шаги. Ветхая дверь. Малка замирает. Но в этом доме нет проклятия. Только тлен брошенных и забытых жизней. Волод подхватывает Малку на руки. Ступеньки, коридор, комната с полосами лунного света на полу и стенах. Подкинутый плащ разворачивается и опускается на пол как кожан-крыловик. На раскрытые для парения крылья мужчина опускает женщину. И начинается полет.
Под перевалившими зенит лунами женщина затихает. Мужчина прячет ее в объятьях. Шепот как касание крыл ночной бабочки.
– Ты сильный. Дождь. В чем твоя сила?
– Я не знаю. Я учусь и овладеваю ею. Откуда она взялась во мне? Не знаю – как будто что-то разбудило ее и теперь она просыпается, но не быстро, не равномерно, а словно толчками, ударами, взрывами. Потом снова начинает дремать. Я не всегда могу обратиться к ней и не знаю всей ее глубины.
Женщина накрывала губы мужчины пальчиками. Женщина ласкала его, пока мужчина не лишался сил. Он уснул. Уснула сила.
Женщина смотрела на него и чуть дула на его спящие глаза. И целовала их уголки, откуда начали разбегаться тонкие ранние морщинки. Что-то шептала.
– Ты хочешь уйти. А я так надеялась… Ты Огненный Дождь. Вот если бы твою силу можно было передавать из рук в руки, как Ночной Колпак… Иначе она бесполезна. Для меня.
Гора оказалась под ногами.
Волод не заметил, не ощутил момента этого перехода – только что они шли по мостовой мимо домов, и вдруг строения отступили, горизонт раздался, и улица вывела их прямо на высокую крышу. Впереди ослепительно синело огромное небо, и за краем каменного бордюра, за краем мира не было ничего. Это как толчок в сердце – от него захватило дух, закружило голову и холодным червяком скрутило низ живота. Волод осторожно подошел ближе к краю.
Нет, слава Старцам Основателям – Город остался на месте, но далеко внизу – он, как и положено, простирался на все расстояние доступное взгляду, во все стороны до самого горизонта. Но и в самом деле, казалось, что весь лежащий впереди Город это просто двор перед гигантским строением, а Волод, Малка и Главник на его крыше, обычной крыше городского дома.
Шумел в ушах верховой ветер. Боевые механизмы стояли по краям возле широких парапетов. Часть метательных орудий – аркбаллисты и спрингалды почему-то развернуты и направлены не наружу, а в центр крыши. По углам торчали бартизаны, а два широких кавальера стояли ближе к торцам.