Собирались как обычно. Положили в корзины немного мяса, две литровые или около того «фляги» – глиняные бутыли, закупоренные деревянными пробками. Я подпоясался широким поясом, засунул за него топорик-первенец с лезвием из латуни, прихватил колчан со стрелами, лук и был готов снова отправиться в лес за ягодами. Утаре лук тоже взяла. Стреляла она из него уже не хуже меня. Сама считала, что лучше. Стала так думать после одного происшествия. Однажды волчицы выгнали на дюну стадо куланов, очень похожих на ослов, и пока я смотрел на них, любимая, схватив лук, подстрелила трёх скакунов.
Решили, что идём в последний раз. Утаре настаивала, чтобы я уже в этом году сделал хранилища для зерна. Вроде мышь в доме увидела. Пришлось мешок с пшеницей подвесить под крышу. А мне до холодов ещё хотелось баньку соорудить, да с печкой, а не с очагом. Осенью свободного времени не будет…
Луг за дюной, там, где росла трава-щучка, синел цветами васильков. Белыми пятнами у зарослей вейника цвёл тысячелистник. Кое-где трава поднялась выше пояса, и поутру можно было выкупаться в росе. Тропку в низкорослой щучке мы натоптали, но всё равно я шёл первым, стараясь не промочить ноги. Выйдя к опушке, остановились, чтобы стряхнуть с мокасин и штанов росу. Намокшие от беготни по зарослям вейника волчицы отряхнулись, и вдруг Муська, припав к земле и подобрав под себя задние лапы, вытянулась в струнку. Мне её поведение показалось странным. Я смотрел на луг, сверкающий в лучах восходящего солнца, на тёмную полоску далеких гор и ничего, так заинтересовавшего волчицу, не видел.
Пока мы натягивали штаны и обувались, Муська не шевелилась, и Пальма, усевшись чуть позади матери, тоже вглядывалась в даль.
– Как думаешь, что с ними? – спросил я Утаре, показывая на волчиц.
– Не знаю, но думаю, нужно быть настороже, – ответила любимая и стала натягивать тетиву на лук.
Хмыкнув, и я решил на всякий случай приготовить оружие к стрельбе. «Вдруг в высокой траве кто-то подкрадывается к нам?!» – подумалось, и я тут же улыбнулся: будь так, наши волки уже были бы возле невидимых врагов.
Наверное, какое-то облачко закрыло солнышко, трава на лугах перестала сверкать, мне удалось рассмотреть вдалеке фигурки людей, бредущих вдоль реки. Показалось, взрослых человек пять и два десятка детей с ними.
– Ты видишь?
Утаре ответила не сразу. Приложив ладонь козырьком к глазам, она вглядывалась в даль.
– Люди! Люди идут! – закричала она, указывая луком в сторону реки.
Какое-то время я размышлял о её соплеменниках, назвавшихся Людьми, потом сообразил, что, наверное, привыкнув к тому, что род и племя тут как-то называются, неправильно истолковал её ответ.
– Рано или поздно, но они дойдут к нашему дому. Нужно возвращаться…
– Мы поплывем им навстречу, – предложила Утаре.
«Ну, хоть ноги не намочим», – кивнул я, и мы вернулись на дюну.
Утаре тоже решила, что чужаки идут с детьми. Как и я, она переживала, что наши волки могут напугать их. Я предложил из полоски кожи сделать для волчиц ошейники и привязать к ним верёвку. Любимая пожала плечами, посмотрела на меня, будто я только что пошутил, но всё же взялась за эту работу.
Наблюдая за ней, я вспомнил, как когда-то делал себе доспехи. Но у Утаре были иголки. Она нагрела кончик одной и прожгла по краям будущих ошейников несколько дырочек. Вставив туда кожаные ремешки, вручила изделия мне. Надев их на волчиц, мы сели в лодку и поплыли навстречу чужакам. Пока я грёб, Утаре пропустила под ошейники полутораметровые верёвки. Привязывать их она не стала.
В какой-то мере чужакам повезло, что мы поплыли на лодке и позаботились о контроле над волчицами. Дети с ними действительно были, но не так много, как нам показалось с опушки. Чужаки гнали перед собой небольшое стадо коз. Когда я увидел этих животных вместе с людьми, моё сердце едва из груди не выскочило от переживаемого восторга.
Увидев нас плывущими по реке, чужаки засуетились. Согнали стадо и стали перед ним. Три женщины взяли своих детей на руки, а двое мужчин с копьями в руках стали чуть впереди них.
Подплыв ближе, я разглядел мальчишек, держащих в руках копья. Было им лет по двенадцать. Направив лодку к берегу, мы причалили метрах в тридцати от чужаков. Конечно, волчицы попытались сойти на берег первыми, но я, предусмотрев это, сделав последний сильный гребок, положил весло на дно долблёнки и ухватился за верёвки почти у ошейников.
На берег сошла Утаре, прихватив колчан и лук. Хотя вряд ли ей кто-нибудь из скотоводов мог чем-нибудь угрожать. То, что они сами напуганы, было заметно.
Любимая говорила с ними недолго, вернулась к лодке и спросила:
– Лоло, этим людям нужен дом. Я пригласила их поселиться с нами. Что ты думаешь?
От жены-тихони я такого не ожидал. Но сам на её месте поступил бы так же.
– Пусть живут, – пробурчал в ответ, чтобы показать ей – вначале советоваться нужно! И в душе посмеялся над выбранным образом.
Утаре бегом вернулась к чужакам, показав им направление к дюне, обнялась с женщинами. Пошла к лодке, но, словно вспомнив о чём-то важном, остановилась и оглянулась. Потом замахала мне, мол, плыви сам, я с ними пойду. Так мне показалось.
Волчицы хоть и сидели в долблёнке, навострив уши, но вроде не выглядели взволнованными. Я рискнул отпустить верёвки и оттолкнулся веслом от высокого бережка. Тут же пришлось схватиться за ошейник Пальмы, рванувшей из лодки.
Плыть к дюне было легко. Сильное течение несло долблёнку так быстро, что править к берегу я начал метров за сто от нашего дома. Серая и рыжая бестии, едва оказавшись там, рванули вдоль реки к чужакам. Я обречённо побрёл за ними, уже представляя разорванное волками стадо. Зато как обрадовался, когда увидел, что козы чужаков целы, а недавно трясущиеся от страха юноши ведут Муську и Пальму на «поводках». Как им это удалось, я так и не выяснил. Не до таких мелочей было: строили пастухам дом, загон для коз, пришлось и на охоту сходить…
Утаре в тот же вечер рассказала всё, что узнала о чужаках. Они жили в предгорьях небольшой семьёй. Пасли коз, иногда охотились. С теми, кого мы встретили, раньше делили крышу над головой ещё двое мужчин и одна женщина. Пока, как я понял, пара горных львов не повадилась изводить стадо. Мужчины семьи какое-то время терпели или просто не знали, что делать, но, выследив кошек, обнаружили их логово. Двое мужчин и старшая женщина пошли туда, чтобы убить хищников. Все погибли.
Слушая Утаре, я только и мог, что удивляться полному отсутствию логики в действиях этих людей. Мёртвыми своих соплеменников они не видели. Те ушли к логову и не вернулись. Через три дня, собрав кое-какие вещи, так, в безвестности, наши гости погнали стадо подальше от логова львов и беды, что пришла к ним.
Чем бы я ни занимался, помогая пришлым обустраиваться, всё время думал об их соплеменниках. Прошла неделя, и я, поговорив с Утаре и получив не только её согласие, но и одобрение, отправился к горам. В проводники и попутчиком пригласил Туро́ – одного из мальчиков-пастухов.
Наступил тот час, когда зной уже спадает, но до заката ещё далеко.
Близ речушки, текущей где-то там, за зарослями тростника, мы устроили привал. Давно я так не уставал. Верёвка натёрла плечи. Корзины оставили на груди и спине ссадины. Туро, сбросив тюк из плащей на траву, улёгся в зарослях донника, рассчитывая, наверное, укрыться там от палящих лучей светила.
Раздевшись, я полез через стену тростника, намереваясь во что бы то ни стало добраться до воды. Проваливаясь порой до колен в ил, брёл метров двадцать, пока с наслаждением не окунулся в холодную воду.
Поглядывая на горы, уже вполне различимые, отсюда похожие на большие холмы, поросшие лесом, и облака, плывущие высоко над ними, засомневался, что мне удастся там разыскать медь. Отправляясь к стойбищу пастухов, наряду с желанием посмотреть, как они жили, думал об этом.
Речка совсем обмелела. Местами вода не поднималась выше пояса, в самом глубоком месте я погружался по шею. Почувствовав под ногой камень, нырнул и достал его. Ещё не смыв с него грязь, увидел, что мне попался кремень.
По моим следам к воде вышли волчицы. Они жадно лакали воду, поглядывая на меня, а я ходил по руслу, загребая ногами ил, рассчитывая ещё наткнуться на кремень. Минут за пятнадцать обнаружил два камня. Выбрался из воды и пошёл по своим следам к берегу. Бросил у ног дремлющего Туро находки.
– Смотри, что я нашёл!
Парень сел, равнодушно посмотрел на камни и улыбнулся:
– Много найдёшь…
Мой попутчик оказался ещё тем молчуном. Пока не устал, я дорогой всё пытался разговорить его. Интересовался, как они жили, откуда такое большое стадо? Туро отвечал, только если ответ предполагал «да» или «нет», на все остальные вопросы отмалчивался. Взял именно его с собой, потому что парень нравился волчицам, и мне казалось, что он любознательный. Ходил по дюне, высматривал всё, дёргал Утаре за руку и расспрашивал о том о сём. Так я решил, наблюдая за ними.
Бросив камни в корзину, оделся и, взгромоздив на плечо поклажу, сказал:
– Ну, пойдём, поищем…
Туро молча поднял свой тюк и зашагал к горам.
«Может, я его чем обидел?»
Догнав парня, спрашиваю:
– Сколько камней я нашёл?
Смотрит на меня с укором, потом показывает три пальца левой руки.
Тут же я ему и рассказал, как хорошо и полезно знать счёт и уметь не только показать, но и сказать, сколько чего вокруг. Парень заинтересовался.
Когда речка осталась позади, а впереди, куда ни кинь взгляд, раскинулись почти лишённые трав просторы, Туро уже мог сосчитать до десяти. И похоже, лёд между нами растопился.
– Ты говорил, что нужных мне камней где-то здесь много. Далеко?
– Тут камни, – ответил мальчик и, бросив тюк, стал пальцами выковыривать из поросшей мхом земли на первый взгляд кусок известняка.
Хотел помочь ему, но он справился сам. Отдал мне окатыш размером со свою голову. На вид обычный камень, но в белой рубашке, как и раньше мне казалось – известковой. Бросил его под ноги, поставил рядом корзины, положил на землю чехол с оружием. Выковырял камень поменьше и постучал одним по другому. Белая корка отвалилась, обнажив чёрную стекловидную поверхность. То, что это кремень, уже сомнений не было, и всё же он отличался от того, что я находил на галечниках Дуная. Те камни были жёлто-коричневыми.