Я сложил все камни в корзину и устроился у костра. Прежде чем сон сморил меня, ещё долго перебирал самородки, мечтая и споря с самим собой, как много полезных вещей смогу теперь сделать! И что стоит попытаться изготовить в первую очередь…
Залитая туманом река вьётся среди тёмных кустов. За лугами распаляется заря. Облака в высоте уже горели, но солнца пока не было видно. Я смотрел, как над краем горизонта чётко прорезался багрово-красный шар и стал медленно выкатываться, окрашивая в рубиновый цвет ряды скошенной травы. Как стекала роса в изумрудно-матовой зелени, полыхали малиновые клеверы, белые ромашки и донники в золотистых серёжках. На отстроенный пару дней назад сенник, который вот-вот начнёт заполняться, чтобы наши козы пережили зиму. Вспоминал, как непросто мне всё это далось.
Уро согласился переселиться на равнину. Я не уговаривал. Он сам так решил. Поначалу всё было просто замечательно. Добрались до дюны без приключений. Здоровякам так понравился мой топор, что, когда они узнали, для чего я несу полную корзину «ненужных» камней, взялись сами её тащить. И несколько головок кремня по дороге я с молчаливого согласия вожака туда же пристроил. Вот только не успела ещё утихнуть радость соплеменников от встречи, как верзила принялся командовать. Ладно бы только своими, но он и мне, и Утаре нашёл чем заняться! Пастух решил построить новый дом и сарай для коз, а нам предложил, мягко выражаясь, пасти стадо…
Ночь была звёздной, а утро выдалось хмурым, роса долго стояла на траве, и начинало сильно парить, ветерок почти не чувствовался. «Быть грозе», – думал я. Когда Уро начал диктаторствовать, по небу плыли кучевые облака, похожие на холмы, – сверкать будет долго! Вот если бы облака столбами стояли, то отгремело бы быстро. Вспомнив Туро, боящегося грома, подумал, что яблоко от яблони недалеко падает. Подбоченясь, заявил верзиле:
– Уро, не зли духов!
Вожак пастухов обернулся, посмотрел на меня, потом на остановившихся соплеменников – они собрались все вместе пойти в лес, взъерошил густые космы.
– Ты чего? – спросил он так, на всякий случай, а по блеску ставших злыми глазёнок я понял, что сейчас меня будут бить.
– Духи привели твой род в это место. Так?
Шагающий ко мне Уро остановился.
– Так.
– Но ведь я приютил твоих женщин, детей и коз. А потом, слушая духов, пошёл и нашёл тебя, Туна и Тано. Так?
– Так, – согласился он и будто перестал злиться.
– Сейчас духи говорят мне, что тебе нужно построить дом.
Его лицо просветлилось.
– Особенный. Для травы, которую зимой будут есть козы. А мне они велят сделать из «ненужных» камней орудия, чтобы срезать траву.
Наблюдая за ним, я понял, что коз пасти нам с Утаре всё-таки придётся. Но искренне верил, что недолго. Покрасневший как рак вожак рявкнул:
– Я сказал!
Он махнул рукой, указывая на животных и, резко развернувшись, пошёл к лесу. Соплеменники, не выражая эмоций, потопали за ним. Только Туро как-то странно на меня посмотрел. Догнав Уро, он хотел что-то сказать ему, но в последний момент, наверное, передумал, оглянулся, потом, словно сбрасывая наваждение, мотнул головой и пошёл со всеми дальше.
– Лоло, зачем ты притащил их сюда?
Крыть было нечем. Конечно, Утаре по-своему права. Жили не тужили. Вначале отгребли забот полный рот, а теперь и вовсе сталось, будто не наш это дом и не хозяева мы в нём…
– Всё будет хорошо. Сегодня нам не придётся пасти животных, а что будет завтра, посмотрим.
– Как не придётся? – удивилась любимая.
– Скоро начнётся ливень. В небесах засверкает и загремит…
– Правда?..
– Конечно, милая. Беги, прячь в дом наши шкуры, а я пока привяжу коз, чтобы со страху они не разбежались.
Утаре кивнула и побежала снимать с растяжек шкуры. Я, нарубив кольев, обходил животных. Вспомнив, как в деревнях бабульки оставляли своих коз на лугах, привязанных верёвкой за колышки, решил и этих устроить таким же образом. В присутствии волчиц козы вели себя смирно и даже сами жались к ногам, косясь на хищниц. С этой работой справился за час или около того. Потом сходил к реке, искупался, а тут забарабанили по воде первые крупные капли. Услышав далёкие раскаты, я мстительно улыбнулся.
И долго ещё на реке булькало, всхлипывало, крапало и вздрагивало на траве. Голубые полосы дождя туманились в небе, над лугами и лесом разжигались огненные разводы. А гремело как!..
Гроза ушла ночью. На небе стали появляться звёзды, ветер уносил серые клочья облаков на восток. От земли запахло сыростью.
Как я и предполагал, пока лил дождь и в небе громыхало, пастухи тряслись от ужаса в лесу. На дюну они вернулись только с рассветом. Правда, до этого мне пришлось за них сделать ещё одну работёнку. Две козы с вечера блеяли. Их жалобный стон пробивался через шум ненастья и земляные стены нашего дома. Прихватив горшки, пошёл их доить.
Ох и вкусным оказалось молочко! Пастухи выдаивали своих животных в кожаные бурдюки. Сшить кожи, чтобы мешок не протекал, в моём понимании – мастерский шедевр, искусство. Наверное, и они так считали. Бурдюков имелось у них всего два. Понятное дело, что кожаные мешки никогда не мылись. День молоко собиралось в один, а во втором вчерашнее успевало скиснуть. Вот этот кисляк они и пили!.. Я не смог.
Хорошо лежать на шкуре у тихой реки, слушать птичий пересвист, смотреть на колосистую траву и прихлёбывать свежее молочко… А ещё приятнее было смотреть уныло бредущих по высокой мокрой траве пастухов во главе со злобным верзилой. Конечно, я им сочувствовал. Провести ночь в сыром лесу разве что врагам пожелаешь, но ведь все слышали моё пророчество! Говорил для всех: «Духи будут злиться…» И что? Назовите меня очковым медведем, но на душе было радостно. А раз хорошо на душе, то и красота! И мокрый лужок, и облачное небо, и пастухи…
Уро всё испортил. Смиренно подошёл и спросил:
– Как построить дом для травы?
Пришлось объяснять. Эх…
В прошлой-будущей жизни, когда я обозвал очковым медведем одного мутного коммерсанта, шагу не ступающего, чтобы не обмануть, все, кто его знали, сразу же поняли, что именно я имел в виду…
В 1991-м инфляция сожгла все мои сбережения. По старинке что-то хранилось на сберегательной книжке, что-то – в облигациях. По меркам 1980-х – много. А тогда всё закружилось, перемены в жизни происходили так быстро, что я ни черта не понимал. Да и годы уже сковывали, утратил я былую остроту ума. Семья была большой, и по привычке заботился обо всех я. Всем несладко жилось.
Помню, сижу в кресле, держусь за голову и размышляю: «Начинал зарабатывать не зарплату, а серьёзные деньги, когда за это легко можно было угодить за решётку. Без опыта, капитала и связей. А сейчас и опыт есть, и связи…» Стал обзванивать старых знакомых. В том числе набрал Витьку, который работал директором на заводе «Продтоваров». Поговорили о том о сём. Дал ему понять, что тема нужна, чтобы денег поднять. Через неделю он перезвонил. Сказал, что есть для меня квота на сто тонн смеси для блинчиков. Платить нужно безналом и лично Витюше откатить наличными столько же. К вечеру, побывав на городских рынках и гастрономах, понял, что процентов шестьсот на этой муке поднять можно. А на следующий день пошёл к Андрюше-коммерсанту. Договорились обо всём. Безнал ушёл, оставалось съездить на завод и привезти оттуда товар. Это я сделал. Поти рая в предвкушении заработка руки, поехал на встречу с коммерсом.
Тогда ещё деловые люди не прятались друг от друга по офисным норам и загородным особнякам. В уютном ресторанчике к обеденному времени собирались знакомые компании, чтобы поделиться новостями, провернуть какую-нибудь сделку. Я поздоровался с «бизнесменами», сел за столик. Андрюха тут же убежал в туалет и сидел там минут двадцать. Тоха, общий знакомый, по этому поводу пошутил, что, мол, жлобы и с дерьмом расстаются долго и неохотно. Когда мой партнёр вернулся, я сразу не стал говорить о деньгах. Выпили по сто граммов, закусили. Я как бы невзначай заметил, что работа сделана, пора бы и рассчитаться. На что Андрюха ответил:
– Я деньги дал, и наликом, заметь, немало! Продай теперь всё и забери свою долю.
Народ за столом стал улыбаться, а шутник Тоха, не выдержав, по этому поводу нашёлся с комментарием:
– Ты, Андрюха, как медведь в малине…
Он хотел сказать что-то ещё, но я не выдержал и от досады поддакнул Тохе:
– Да, да, медведь… очковый…
Смеялись за столом долго, и сам Андрюха – до слёз. Муку ту продать мне всё-таки пришлось. Очень деньги нужны были. А прозвище то потом ко многим прилипало. Время, наверное, такое было, когда всё дерьмо из человека напоказ лезло.
Стремительно летело время. Отлил ливнями июль, и холодными ночами и зябкими рассветами проносились тёплые августовские деньки. Когда гремело в небе, Уро, как ребёнок, прибегал ко мне с одним и тем же вопросом: «Почему духи злятся?» Я утешал его, объясняя, что им теперь нужно время, как некоторым людям, чтобы успокоиться. В августе гроз не было, и вожак пастухов немного повеселел.
Пока на окраине дюны, её южном склоне, ставили каркас сенника, я работал вместе с пастухами. Но когда пришло время делать из лещины плетёные стены и резать тростник для крыши, занялся более важным делом. Пришло время отлить серпы, чтобы жать траву, сушить сено. А для начала нужно было нажечь угля.
Как-то само по себе получилось, что в помощники мне подрядился Туро. Вместе рубили небольшие деревца, таскали их к дюне и пережигали в ямах. Потом занялись изготовлением форм и плавкой самородков. Пока мужчины строили сенник, мы выплавили из самородков заготовки и отковали пять серпов. Когда пастухи попробовали ими жать траву, сразу же позабылись и горести, и печали. Хоть и слушались они меня теперь, но не только работали, но, казалось, и жили не «из-под палки». После первого «сенокоса» все поняли, что сенник не будет пустовать и стадо переживёт зиму. Обычно они оставляли на зиму одну дойную козу, пуская под нож всё поголовье.