Снова надраил кроссовки. Люблю, когда они белоснежные. Уже собрался выходить – мать с кухни к себе подзывает. Нет, не ужинать, в сковородке еще что-то шкворчит.
– Никит, – говорит тихо и дверь за мной прикрывает, – я пару дней назад Виктора видела. И вчера видела. И сегодня, когда с работы возвращалась. Не к добру он в нашем районе кружит. Ты будь начеку, ладно?
Смотрю на нее, киваю. Потом сажусь на табурет, вроде как поговорить готов, а что сказать – не знаю. Она отвернулась, продолжает лук резать, а у самой руки трясутся. Потом слышу, всхлипывает.
– Ма, ты чего? – трогаю осторожно за плечо.
– Ничего, сыночек, ничего. Это я от лука.
Старый трюк – луком прикрываться. Десять лет назад, может, и прокатило бы…
Вышел из подъезда и смотрю по сторонам. Как будто этот «интеллигент» сейчас по щелчку появится где-нибудь рядом, а я его обезвредить на долгие годы смогу. Нет, конечно. Ерунда полная.
Шагаю в сторону знакомого двора. Дождь накрапывает. А у соседнего подъезда под козырьком Дашка стоит.
– Привет! Куда намылился в такую погоду? – кричит мне и рукой машет.
– Привет. Гулять, – останавливаюсь на секундочку.
Оцениваю ее беглым взглядом и не понимаю: что такого я в ней раньше находил?
– Может, ну его… гулять? – говорит уже почти шепотом и тянет, уцепившись за куртку, к себе.
– Нет, Даш. Пойду я. – Аккуратно убираю ее руки. Вроде и обидеть не хочется, но в то же время противно как-то. – Пока!
Ничего не отвечает, молчит. Чувствую, как смотрит в спину.
Ну вот и подошел. Вижу беседку, чуть освещенную фонарем. Диман как раз почти под ним стоит, телефон в руке. Разговаривает с кем-то и смотрит на девятиэтажку напротив.
Бросаю взгляд на четвертый этаж – Марина в окне. Мне ее плохо видно, слишком близко к дому нахожусь, но точно знаю – она. Как все быстро у Димана получается! Номер вот. Звонки уже. А я буксую на ровном месте. Себя не узнаю совершенно. Чем дальше, тем больше…
Слышу, как спрашивает: «Выйдешь?» А потом штора дергается. Значит, отошла от окна. Выйдет.
Стою, как памятник, наблюдаю. И в беседку идти не хочу, и уходить тоже. Сесть бы куда-нибудь, да лавочка вся мокрая от дождя. Под крышу соседнего подъезда встать, чтобы сильно не светиться?
Диман в беседку заходит. Странно. Может, не захотела все-таки спускаться? Логичнее было бы пойти, встретить. А он… Нет. Вот и Марина. Выскочила из подъезда и стоит, по сторонам смотрит. Дергаюсь с места. Хочу подойти к ней, проводить хотя бы. А потом сам себя останавливаю: не ко мне же вышла и не меня ждет. Взглядом провожаю до беседки. Хоть так доведу.
Теперь и Димана вижу. Не слышу, что говорят, но домысливаю. Стоят рядом, но не близко, – обмениваются приветствиями. Вот он руку протягивает – сейчас обнимет ее. Как и в тот раз, наверное. Может, я не в курсе, и они давно встречаются? Так и есть, скорее всего…
Сел на мокрую лавку, дышу свежим воздухом. А мне все мало и мало. Не хватает кислорода, как бы жадно ни глотал. Грудную клетку вообще сдавило, как в тисках. Куртку расстегнул – не помогает.
Телефон звонит. Диман. Глупо, конечно, но сбрасываю. Остыть для начала должен. Сейчас точно не до разговоров, дров могу наломать. Встаю. Собираюсь домой возвращаться. Видеть их там вместе все равно не смогу. Да и вообще, каким я туда боком? Но вдруг неожиданно Марина из беседки выскакивает и быстро семенит обратно к подъезду.
– Ты чего? – кричит Диман, но не спешит ее догонять. – Обиделась, что ли?
Значит, произошло что-то у них там. Может, и хорошо. Может, и к лучшему.
Сорвался с места и наперерез. Заметит меня или нет? Только бы шаги точно рассчитать, чтобы совсем рядом пройти. Делаю безразличный вид и шуршу вперед, то и дело в грязные лужи наступаю. Мгновение. Вот-вот, и почти поравняемся. Как днем в школе. Заметила? Заметила! Боковым зрением вижу. Остановилась и стоит.
Ну?.. Позови меня! Окликни! Схвати за рукав! Хоть что-нибудь скажи! И тогда не уйду ведь, останусь.
А я все дальше и дальше ухожу. Хочу обернуться, посмотреть: стои́т еще или прошла? Сердце бешено стучит, а дышать давно уже не могу… Дверь подъезда глухо хлопает. Прошла, значит. И сердце сразу куда-то вниз летит, проваливается в бездну.
А что, если за ней рвануть? И ноги вперед мыслей бегут. Залетаю в подъезд. Слышу шаги уже где-то на втором этаже.
– Марин! – кричу, запыхавшись, и мой голос эхом разносится в воздухе.
Остановилась – тишина кругом. На первом этаже свет горит, а на втором уже полумрак. Бегу наверх. Только сейчас чувствую, что джинсы по колено мокрые, а еще сзади – от лавочки. Этажом выше вообще света нет. Но я ее вижу – в пролете между вторым и третьим стоит. Прижимается к стене. Маленькая такая. Шагаю медленно, отсчитывая последние порожки, еле дух перевожу. А что сказать, о чем заговорить – опять не знаю. Зачем бежал? Зачем догонял? Что сказать хотел? А не все ли равно?..
Не вижу ее лица в темноте, но чувствую, что улыбается. Останавливаюсь напротив, в полушаге от нее, и тоже улыбаюсь. И слов не надо. Как же хорошо вот так стоять и молчать!
Хочу до руки дотронуться и боюсь. Боюсь нарушить эту безмолвную идиллию. Запах волос чувствую. Тонкий, приятный, знакомый до боли. Как будто из детства. Опять хочется дотронуться. Держусь изо всех сил. Но тянет, как магнитом. А расстояние между нами какими-то неведомыми силами сокращается. Это не я! Сам перед собой клянусь! Вот и ухо ее совсем рядом. Горячее. Прошептать бы хоть слово – не подберу ни одного. А кончик носа совсем холодный…
Подъездные двери шарахнули.
Отступаю назад. Она тоже медленно от меня пятится. Но чувствую, что не хочет уходить. Держусь за перила. Голова как в тумане. Только и слышу шаги снизу, которые все ближе и ближе.
– Никитос, ты, что ли? – доносится до моего сознания голос Славика.
– Привет! – И Иринка рядом.
– Привет, – отвечаю, а сам все еще перила отпустить боюсь.
– Ты чего это тут трешься? – иронизирует тот.
– Да так, дело было… – Несу черт-те что!
Слышу, Иринка хихикает. А сам думаю: «Не слышал, чтобы дверь на четвертом этаже хлопала». Успела Марина проскочить? А может, выше поднялась и ждет, пока все разойдутся, чтобы снова ко мне спуститься?
– Никитос! – слышу уже откуда-то сверху голос Славика. – Домой не собираешься?
Сказал бы «нет», да не поймут, чего я тут один в темноте торчу.
– Собираюсь.
– Две минуты, и вместе пойдем.
– Давай, жду.
Славик всю дорогу опять мне голову разной чушней забивает. Снова что-то про мотоцикл несет, про суши-бар, про бармена какого-то. Я только обрывки его фраз и слышу. И чего так рано домой засобирались? Гуляли бы себе и гуляли. Всего-то девять часов. Как бы завтра мне ее одну где-нибудь выцепить? Не в подъезде же караулить – может и не выйти. Телефончик бы ее достать. Но не у Димана же спрашивать…
Домой захожу. Офигеть! Это мои кроссовки? Джинсы тоже не поймешь на что похожи.
Настя в коридор выходит:
– Ничего себе! Ты где столько грязи насобирал?
Да и черт с ней, с грязью этой! Отстирается! Главное, что внутри что-то теплое томится. И дождь не дождь. И вся эта земная суета ерундой кажется. Только бы завтра ее снова увидеть.
11
Целый час, наверное, просидела в подъезде между шестым и седьмым этажом. Вначале до пятого стрелой взлетела, а как услышала Иринкин голос, еще пару пролетов вверх пробежала.
Домой захожу, сердце трепещет. И кажется, будто на лбу у меня здоровенными буквами написано: «ВЛЮБИЛАСЬ ПО УШИ!» Озираюсь по сторонам, как преступник. На кухне вроде никого. В гостиной отец перед телевизором развалился. Мимо по коридору прохожу – никак не реагирует. Задремал, видно. В ванной кто-то – слышу, как вода шумит. Вот и замечательно. Заворачиваю к себе в комнату.
– Ты где была-то? – отрывается от ноутбука Иринка и с любопытством разглядывает меня.
– Гуляла.
– С кем это? – ерничает. – Тебя в беседке не было. Мы туда заглядывали.
Что придумать-то? Не говорить же, что в подъезде проторчала.
– К Машке ходила.
– К Машке? – Она почему-то перестает улыбаться, но все еще продолжает меня разглядывать. – Знаешь, если бы Никита не со Славиком домой ушел, я бы подумала, что ты с ним была…
– С чего это вдруг?
Говорю как будто не своим голосом и чувствую, как щеки гореть начинают. Ну все, сейчас выдадут меня с потрохами.
– А он у нас на втором этаже топтался, когда мы домой возвращались.
– А я-то при чем?
– Да ни при чем. У Машки так у Машки.
Неужели поверила? Я сроду к Машке не ходила, так же как и она ко мне. Время десять часов! Какая Машка?
– А мама что? Не искала меня?
– Да нет. Спросила только, где ты? Не говорить же «не знаю». Сказала, что ты во дворе.
– Спасибо, систэр! – лезу обниматься.
Улыбается и пожимает плечами в ответ:
– Только ты, как созреешь, все равно расскажи, где была. Я – могила.
Так и знала, что Иринку не проведешь.
Забираюсь под одеяло с головой, зажмуриваюсь и, как в немом кино, все перед глазами проносится…
Дима этот со своими коленками. Настырный такой. И вот я уже бегу назад, к подъезду. Вдруг Никита… Как из-под земли нарисовался и идет по тротуару вдоль дома. Куда идет? Не знаю. Только об одном молю: «Заметь меня! Остановись! Не уходи!» Не заметил. Хотя совсем рядом прошел. Бегу в подъезд, еле слезы сдерживаю, внутри будто гирю прицепили, ноги не слушаются, спотыкаюсь о каждый порожек.
Двери в подъезде хлопнули. Дима, видать, очухался. Быстрей бегу. Пытаюсь, во всяком случае. А потом слышу: «Марин!» И гиря ухает куда-то вниз.
Никита. Точно Никита. Или я с ума схожу? Или сплю?
Вжимаюсь в холодную стену лестничного пролета и жду. Либо проснусь, либо его увижу… Вижу. Идет. Медленно поднимается. Темнота кругом, только с четвертого этажа между перилами свет падает и внизу на первом виднеется.
Совсем близко подошел. Молчит. Я тоже молчу. Вообще, кажется, сознание отключается. Дыхание его чувствую. Или это мое такое громкое? Губы где-то рядом. Только сейчас заметила, какие они у него красивые. Так хочется узнать их вкус. А по телу томная нега разливается, будто обволакивает с ног до головы и качает на волнах. Сама с собой совладать не могу. Прижимаюсь к нему и таю. Щека колючая немного. Но так приятно своей щекой касаться. Только бы не умереть от счастья! Неужели все это со мной?.. А потом снова дверь на первом этаже хлопает, как будто возвращает с небес на землю.