е обнаружили. Ещё одному унтеру, выбранному наугад, неизвестные хулиганы переломали обе руки в собственной парадной, а обоих оставшихся другие неустановленные лица просто крепко, в кровь, избили, ничего при этом не говоря и не объясняя.
Труп Кранца обнаружили немного за полночь, отвезли в морг, опознали… Лем Джонс, накачанный лошадиной дозой обезболивающего, уже спал в послеоперационной, с прибинтованными к шинам руками… Избитые терялись в бесплодных догадках до самого утра…
Хозяин зоны, как водится, торчал в Бабилонской командировке (необременительные отчёты и кабаки с однокашниками), начальник режима, оставшийся на хозяйстве, хотел было заказать расследование, да осёкся в мыслях своих: ясно, в чем дело, куда там… Да вскроется, что он покрывал пытки осуждённых – и так уже пошли невнятные звонки от депутатов, адвокаты закрутились столичные, унтеры-идиоты с белыми от испуга глазами: «ничего не знаем, никого не подозреваем…» Угораздил черт плешивого дурака не вовремя укатить… А… может и он… – руки длинные у мерзавцев – …знал, что к чему… Его подставил, чтобы в затылок не дышал… Что же делать, черт возьми?…
По счастью, у начальника режима имелась на такие случаи всамделишная недолеченная язва двенадцатиперстной кишки, благодаря обострению которой он и взял отпуск по болезни. Заменил его с умеренным энтузиазмом начальник хозчасти, поскольку за порядок вместо двух отсутствующих начальников, по большому счёту, он и не отвечал полною мерой, а сделать акцент на некоторых полезных решениях – за несколько самостоятельных суток – можно и вполне безопасно… Через трое суток, когда вернулся Хозяин зоны, он все же был зван на ковёр и получил нахлобучку с выговором за самовольную смену фирмы, поставляющей уголь для зоны, но выговор для пятидесятитрехлетнего подполковника без академии – не больше чем пятнышко в послужном списке, даже на пенсию не повлияет, а вот угольная контора явно не забудет его в своей благодарности, уже не забыла – на двадцать пять тысяч, и ещё обещала… (Вариант с угольком придумал Тони Сторож, державший постоянную связь с Ушастым и Фантом, а фирма контачила с ним и через профсоюзы – с братьями Гнедыми.)
Администрация зоны не то чтобы боялась общественной огласки и шума как такового, а скорее не хотела привлекать внимания бездельников из контролирующих служб – «в чем причина беспорядков там у вас, почему побоища и поножовщины, где воспитательная работа и авторитет власти…» На совещании зонного руководства с помощью нехитрых эвфемизмов и патриотических панегириков в сторону Господина Президента было решено инцидент в четвёртом отряде не раздувать, а в Бабилон накатать очередную слезницу о недостаточных правительственных заказах на работу: осуждённым-де, мол, нечем заняться, отсюда возможность беспорядков. Кум пребывал в молчаливой оппозиции, но спорить не решился – он на этом месте недавно, и враждовать с аборигенами – силёнок и «компры» маловато. Но ничего – в мутной воде можно ещё будет рыбку половить, да и «маршалы» в подопечной зоне обнаглели: вместо того чтобы верно служить – свою политику гнут, от наркоты до самосудов… Вот и пусть почешутся, а потом – либо сами прибегут за помощью, либо поскользнутся на мокреньком и вляпаются по уши…
У каждой из сторон было своё видение ситуации, они действовали соответственно или, напротив, бездействовали…
Гек отвалялся в «браслетах» почти до полудня следующего за «воспитанием» дня, когда его сначала расковали и сводили к адвокату (Малоун прислал), а потом положили в больницу. Гек сообщил, что ни к кому претензий не имеет, сам споткнулся и ушибся (присутствующий при беседе кум облегчённо вздохнул), на содержание не жалуется. Таким образом, штрафной изолятор сам собой отпал в никуда, а Гек семь дней провёл в отдельной палате тюремной больницы (семь тысяч капитану, начальнику санчасти, и по пятьсот фельдшерам – от Ушастого) с телевизором и посещениями (два раза Ушастый и один раз Фант – по тысяче за получасовой визит). Оклемался Гек на диво быстро, разве что сине-зелёный с разводами копчик долго ещё побаливал – сапог тяжёлый попался…
Гека выписали в пятницу, Сим-Сима тоже, но на неделю раньше. Шестнадцать человек из числа избитых скуржавых, в зависимости от тяжести полученных травм, распиханы были кто куда – одного, с переломом позвоночника, отвезли в Картагенский госпиталь, а впоследствии сактировали с первой группой инвалидности, четверых продержали несколько суток в межрайонной, подконтрольной скуржавым больнице (но в другом корпусе, не там, где лежал Гек) и вернули долечиваться «домой»; восемь человек пустили в межрайонной якорь на два-три месяца (Жираф в том числе). Трое человек отделались ушибами, выбитыми зубами и «лёгким испугом», их выписали через сутки-двое. Но никто из шестнадцати в четвёртый барак уже не вернулся – путь туда был им теперь заказан.
Ребята из команды Гека времени зря не теряли: они продолжили, согласно указаниям Гека, восстановление порядка, по минимуму прибегая к мордобою и угрозам. Тотчас был упразднён пятидесятипроцентный сбор с работяг, взамен же предлагалось добровольное пожертвование в общак, но не более пяти процентов от притекающих к сидельцам сумм. Все нетаки, мгновенно возникшие вокруг новой воцарившейся кодлы, обязаны были отстёгивать не менее десяти процентов от доходов. Опущенные и «вставшие на путь исправления» в общак не допускались. Нетакам не разрешалось новым обычаем носить повязки категорически, фратам-трудилам – прямо не запрещалось, конечно… Опущенным повязки предписывались в обязательном порядке. К моменту прихода Гека в отряд во всем бараке насчитывалось не более двух десятков повязочников из числа парафинов, обитателей «курятника» и нескольких фратов, добывающих такое близкое, пальцем тронуть, досрочное освобождение; что им теперь косые взгляды вчерашних кентов – воля ждёт…
Старая пословица справедливо утверждает, что короля делает свита. Люди Гека во главе с Сим-Симом рассказывали то одну, то другую историю о Ларее, постоянно ссылались на него, утверждая новый порядок, подтверждали слухи о столичном урке и тюрьме «Пентагон»…
Ларей – так звучало должное к употреблению имя, оно же прозвище, но заглазная кличка, пока ещё рыхлая и неустойчивая, уже появилась: Чтив Бабилонский (читать любит – слухи такие ходили). Кое-кто уже спрашивал Сим-Сима – не Ван ли последний пожаловал к ним на зону, однако Сим-Сим, в душе подозревающий то же самое, только ёжился и многозначительно молчал… Слухи о моментальной расправе с надзирателями-унтерами, посмевшими поднять руку на знаменитого урку, со скоростью тюремной почты разбежались по зоне и выплеснулись за её пределы. Перед этой новостью померкла и отступила чуть в тень новость предыдущая – о том, что в четвёртом бараке свершился переворот. Однако главпахану зоны и его приближённым как раз первая новость представлялась наиболее важной и наименее приятной, поскольку застала их врасплох. Да, внутренние мятежи случаются повсюду и никто от них не застрахован, но обычно им предшествует долгое закипание, агентурные сведения о недовольных и их заводилах. А тут – на днях ещё Жираф и Бонус гостили за бутылочкой и стирами в черезследующем шестом бараке, а ныне – Жираф чуть ли не дискантом петь собрался, а Бонус – парализован, на волю готовится, бедолага увечный… Слухи, слухи… Ну не один же поганый урка шестнадцать человек измордовал, всем бараком небось метелили… И мужик в возрасте, хорошо за сорок, фраты болтают, кто видел его… Расспросили этапных по баракам – точно, непростой мужичонка в новосёлы к ним попал, сказывают – ржавый, а иные болтают без ума, что Ларей этот – самый настоящий Большой Ван. Бред бредом, но – чем черт не шутит: ведь даже лягавые вроде как хвост приподжали. Да-а, ситуацию следует гасить, пока не разгорелась… А ведь и Фикс, и Моторный – из бывших золотых – тоже вспомнили предания о сюзеренском предсмертном выкрике последних Ванов – то ли молодо выглядит оставшийся Ван, то ли вечно молод… И трудилы заурчали по углам, иной чуть ли не огрызается…
Ничего, найдётся лекарство и против оборзевших фратов из четвёртого барака, да и не только из четвёртого, если понадобится, и против поганых урок, не в свои ворота лезущих… Только как бы не захлебнулись бы они от того лекарства, на четвереньках стоя…
Ларея встречали всем бараком. Впереди Сим-Сим со счастливой ухмылкой на лице, сразу за ним оба «десантированных» бабилонца, рядом с ними соэтапник Гека Бычок (в шутку прозванный так за свою плюгавость), чуть глубже и дальше – пятеро новокрещенных нетаков. Все остальные молча и с великим любопытством наблюдали за происходящим от своих мест; сидельцы из другой половины барака столпились в «переходе» либо у шконок своих земляков и кентов из главной половины барака, куда они зашли под разными предлогами в гости.
Гек с порога поздоровался общим приветствием со всем бараком, за руку с каждым из своего нового окружения, а Сим-Симу, в знак особого расположения, даже выделил лёгкий подзатыльник. После чего проследовал в торец барака, где в углу, отгороженном занавесками, его ждала одноярусная шконка с дополнительным матрацем и накрытый банкетный стол, составленный из восьми тумбочек.
Ели впятером – Гек и его «угловые». Гек не пил, Сим-Сим тоже, вслед за шефом. Бычок хлопнул полстакана, оглядел обстановку и шустро перевернул посуду вверх дном: харе! Валет и Форд, ещё с Бабилона предупреждённые о чудачествах шефа, пригубили по глоточку и забыли про свои стаканы, как и не было их, а выпить хотелось, конечно… Однако выпивки было заготовлено ровно половина ящика – пять литров коньяку. Через час Геку, вкратце введённому в курс местных дел, были представлены один за другим все пятеро нетаков, за ратные подвиги и поддержку признанные таковыми, поскольку ничем серьёзным, кроме формальных повязок и самого факта отсидки на б… зоне, они себя не запятнали, если мерять по урочьим понятиям. А Гуго Север даже умудрился миновать и повязки, что теоретически позволяло ему в будущем подниматься в своём авторитете вплоть до золотой пробы. Остальным нетакам, повязку хотя бы день носившим, в ржавые путь был, конечно, заказан, но в последние десятилетия в «правильном» уголовном мире появились прослойки очень высокого ранга – фраты трампованные, к примеру. Фрат трампованный, из-за досадных мелочей в «анкетных данных» не могущий стать ржавым, имел право, тем не менее, руководить зоной, даже быть зырковым по целому краю, присутствовать на «золотых» сходках «с правом совещательного голоса»…