Хорошее настроение кардинала развеялось, как и не бывало. Он развернул свиток и прочел аккуратно выписанные строки. Могло создаться впечатление, что секретарь умел видеть текст, даже не вынимая послания из опечатанного сафьянового футляра.
— И я должен сделать это? — в замешательстве промолвил кардинал, будто сомневаясь в словах римского папы.
— Именно так, ваше высокопреосвященство, — тихо, но очень твердо подтвердил секретарь.
Мессиру Гвидо представилось, как он стоит перед юным кесарем и объявляет ему, что в ближайшее время никаких разговоров о канонизации «невинно убиенного венценосца», августейшего кесаря Дагоберта быть не может. Он представил холодные драконьи глаза молодого правителя. От такого венценосца можно ожидать чего угодно, того и гляди, подобно новому готу Тотиле, поведет на Вечный город войско, не имеющее равных в христианском мире, и сровняет с землей Палатинский холм со всеми его обитателями. А его самого…
Об этом примасу не хотелось даже и помышлять. Можно сколько угодно говорить о том, что все чинимые Святейшим престолом рогатки и оттяжки всего лишь временные неурядицы, что Рим обдумывает, что процедура непроста и требует долгого времени… — для государя франков все это значит не больше, чем отзвучавший колокольный звон. Кардинал Бассотури представил, сколько поднимется баронов по единому зову кесаря, если тот обвинит Святейший престол в злонамеренной лжи под присягой. Сколько тех, кто сражался вместе с ним, отражая абарское нашествие, вслед его слову потребует сменить понтифика?
Он еще раз пробежал глазами текст. Какие же благовидные предлоги можно сочинить для человека, не желающего слушать никаких предлогов?
— Ваше преосвященство, — негромко прервал молчание секретарь. — Вас ждут к мессе.
Гвидо Бассотури отрешенно махнул рукой.
— Пусть сегодня проповедь читает епископ Парижский. Мне нынче что-то нездоровится. Передай ему… — Он запнулся, слова мешались в голове, картина мира, совсем недавно столь гармоничная, оказалась мрачнее штормовой ночи. — Впрочем, не нужно. Просто скажи, что я болен. И еще одно. Не так давно мы преподнесли мадам Гизелле весьма ценный дар — Священное Писание в богатом окладе.
— Истинно так, ваше высокопреосвященство.
— Открывала ли она его?
— Это неизвестно. Можно предположить, что нет. На беду, мы отослали дар с неким ловким пройдохой, который на поверку оказался душегубом и абарским лазутчиком. Вскоре он был разоблачен и, полагаю, все, что было связано с ним, не вызывает у мадам Гизеллы доверия.
— Это печально, друг мой, очень печально. Для нас было бы немаловажно, чтобы эта высокородная дама открыла фолиант.
— Но как это сделать, ваше высокопреосвященство? Даже вы не в силах заставить ее читать святых апостолов именно по этой книге.
Монсеньор Гвидо скрестил руки на груди, медленно перебирая коралловые четки.
— И все же это надо сделать. Придумайте, как, и вы заслужите мою благодарность.
— Сознание этого придаст мне силы, монсеньор, — склонился немногословный секретарь.
— Кстати, — вдогон, будто вспомнив нечто важное, бросил кардинал, — ты ведь в приятельских отношениях с нынешним казначеем?
— Это правда, ваше высокопреосвященство.
— Призови его. Пусть идет сюда быстро, как только может, однако не привлекая лишнего внимания.
Секретарь еще раз поклонился и тихо скрылся за дверью. Впрочем, он всегда скрывался тихо. Как и появлялся. Колокола все еще звенели, однако теперь монсеньору Гвидо отчего-то подумалось: «Совсем вот так же они будут звенеть и на моем отпевании».
Дракон, широко развернув огромные кожистые веера крыльев, пикировал на тропу, отвесно сорвавшись из поднебесья. Сквозь рвущиеся вверх языки пламени, сквозь мириады брызг, осыпающихся кристаллами, виднелась его распахнутая для атаки пасть, налитые черной драконьей кровью глаза и отливающая тусклой медью чешуя, покрывающая огромное тело.
— Сейчас пальнет! — закричал Лис на канале связи. — Ложись!
Карел и сам бы с радостью упал на землю, но вряд ли это что-то изменило бы — струе огня все равно, жечь макушку или спину. А падать на острые грани прозрачных камней, покрывавших тропу, — при любом раскладе удовольствие ниже среднего. Пусть даже камни и превращаются в черную угольную пыль, но это же потом. А сейчас… Он заорал, отчаянно замахал руками, будто хозяйка, пытающаяся отогнать коршуна от зазевавшегося цыпленка:
— Кыш! Кыш!
Вслед ему, копируя друга, завопил Фрейднур.
Должно быть, не ожидая столь нелепого поведения, дракон передумал выдыхать огонь, стремительно пронесся над головами сбрендившей добычи, зашел на второй круг и вновь атаковал. На этот раз уже с закрытой пастью.
— По-моему, это Дагоберт, — неуверенно проговорил Рейнар, — в смысле Дагоберт Прежний, героический папаша, без пяти минут святой.
— Нам бы самим великомучениками не стать, — сэр Жант потянулся за мечом, в душе понимая, что данный жест скорее позволит умереть с оружием в руках, чем в корне изменить ситуацию. Но и выхватить клинок он не успел — мощные передние лапы дракона с противным скрежетом сомкнулись на плечах Фрейднура, и с заметным напряжением живое воплощение огненной стихии приподняло великана, по-прежнему ревущего «Кыш, кыш!», и потащило над стеной пламени, рискуя поджарить огромные ягодицы.
— Не пущу! — что есть силы крикнул нурсийский принц, ловко прыгнул, вцепился улетающему гиганту в голеностоп, пытаясь удержать. Дракон лишь чаще замахал крыльями, с натугой взмыл повыше в поднебесье и с заметным кряхтением продолжил «вынос тел».
— Господин инструктор, — взмолился Карел, — а как бы этого дракона — того?
— Ты определись, этого или того. Ты шо, голуба, решил в святого Георгия поиграть? Тогда лучше дождись, когда сей летательный организм приземлится и снова из летательного превратится в летальный. Да и потом не советую. Как говорится: «Объем бицепса не влияет на скорость пули». Лучше попробуй договориться по-свойски, бей себя пяткой в грудь, рассказывай о подвигах в битве с хаммарями, ссылайся на то, что работаешь на молодого Бертика. Если даже это не предок тутошнего венценосителя, все равно они друг друга знают и, скорее всего, родня. Сейчас залезь Фрейднуру на ногу, иначе во время посадки он своей пяткой оттопчет тебя всего. Оно тебе надо? Тогда-то Гизелла уж точно тебя с женихов спишет.
Карел немедленно послушался. Невзирая на попытку великана кричать, что ему щекотно, и дрыгать ногой, уселся тому поверх ступни, для надежности обвив руками голень. Холодный ветер леденил ему лицо, но столь незначительными проблемами можно было пренебречь. Наконец дракон начал снижаться. Сэр Жант подобрал ноги, чтобы при посадке не использовать их в качестве шасси. В его голове сейчас крутилась лишь одна мысль: решит ли дракон, не особо мудрствуя, сбросить их с высоты, или все же удастся приземлиться в относительной сохранности? Впрочем, когда бы собирался сбросить — что стоило разжать когти где-нибудь над морем огня, едва набрав высоту. Зачем тащить в такую даль?
Но вот даль стала приближаться, и дракон начал медленно, осторожно заходить на посадку. Он разжал лапы, когда до земли оставалось не более метра. Фрейднур шлепнулся по-лягушачьи всей массой тела, едва не раздавив побратима. Затем, как ни в чем не бывало, поднялся, огляделся и радостно потрусил куда-то с криком «Зверушка!». Острый глаз не обманул гиганта: то, что он увидел, действительно еще совсем недавно бегало, верещало и даже участвовало в избиении плотоядного ящера. Но теперь зубастый колобок был обожжен, весь покрыт трещинами, почти разбит метким ударом могучего драконьего хвоста. Как бы ни именовалось пинание хвостом раздробляющего действия этого диковинного «мяча» — страж рубежа был настоящим мастером своего дела. И все же многопалые лапы хаммари по-прежнему отчаянно сжимали длинную пластину рыбьего хребта.
— Дохлая зверушка, — огорченно сообщил Фрейднур. — Совсем дохлая. А так бегала. Смешная была. — Он поднял мерзкую тварь на уровень глаз, будто проверяя, можно ли сожрать неведомое существо или стоит еще немного посидеть на диете. Видимо, здравый смысл подсказал ему, что такое жевать — только зубы ломать. Потеряв интерес к мертвому хаммари, он с пренебрежением отбросил его в сторону. Между тем огромный дракон, наконец, приземлился рядом с великаном и совершенно бесцеремонно, что вполне в обычае крылатых «сгустков огня первотворения», начал разглядывать того, будто не веря своим глазам.
— Есть хочу, — отвечая недоуменным взглядом, пожаловался десятый сын Зигмунда.
— Я тоже, — кивнул дракон, наглядно демонстрируя пасть, уснащенную рядом острейших клыков. — Ты Фрейднур?
Великан оглянулся на Карела. Тот на всякий случай держался поодаль, готовый при необходимости схватиться за меч.
— Он меня так называет, — наконец обдумав вопрос, кивнул огромной головой каменистый детина.
— Когда я вас оставил у абарского святилища, ты был поменьше, — задумчиво подытожил свои впечатления глава рода.
— Не знаю, — вздохнул оголодавший солнцеустойчивый тролль. — А это давно было?
Дракон мотнул головой, недовольный увиденным и услышанным. Затем глянул на Карела.
— Это чьих рук дело?
— Они там с хаммари сцепились, а Баляр из невров взял да хаммари в пасть ткнул шип дерева тифу — и вот оно так.
— Странно, шип дерева тифу с человеком этакого не делает, да и с хаммари.
— Там дерево выросло ого-го какое! Фрейднур там внутри оказался.
— Такое древо само по себе не растет, — перебил дракон. — Если Фрейднур был его частью, то в нем сейчас объединены силы небесные, силы земные и силы бездны, в которую уходили корни великого древа. Все равно, очень странно.
Он замолчал, еще раз поглядев на великана. Того дракон ни в коей мере не интересовал. Исключив из обеденного меню такую громадную рептилию, гигант теперь оглядывал усыпанное каменьями предгорье в поисках чего-нибудь съедобного.