— Принеси ее ко мне. Я желаю, чтобы ты открыл Бытие и прочел мне сцену искушения праматери Евы.
— Как пожелаете. — Удивленный грамотей не стал оспаривать повеление, тем более что мастер Элигий был широко известен набожностью. Спустя несколько минут он вновь стоял перед казначеем и, открыв изящные замочки на обтянутых сафьяном досках переплета, звучно декламировал текст.
— Незачем так громко, — поморщился мастер Элигий, любуясь игрой света в замечательной величины и чистоты яхонтах, украшавших серебряные уголки книги. Писарь стал читать тише, потом еще тише, потом речь его перешла в едва разборчивый шепот. — А теперь совсем тихо, — нахмурился слушатель, внимательно глядя на лицо слуги. Взгляд того будто остановился, упершись в страницу. — Я говорю, ты читаешь совсем тихо.
— Я читаю тихо, повелитель, — едва шевеля губами, прошептал грамотей.
— Ты меня слышишь? У тебя все хорошо?
— Я слышу, мой повелитель. У меня все хорошо, мой повелитель. — Взгляд писаря, казалось, обрел былую живость, но вслух он продолжал: — Чего желаете, мой повелитель?
— Ступай, утопись, — буркнул казначей.
— Как скажете, мой повелитель, — склонил голову писарь и, как ни в чем не бывало, отправился к выходу.
— Постой, ты куда?
— Исполнять волю моего повелителя, — со спокойной уверенностью сообщил мужчина.
— Ладно, живи. Иди сейчас домой, ложись спать, придешь завтра к обеду.
— Как будет угодно моему повелителю.
Он снова повернулся к выходу.
— Книгу-то оставь.
Писарь с дурацкой, будто приклеенной улыбкой протянул Священное Писание казначею, поклонился и отправился восвояси.
— Занятно получается, — глядя ему вслед, пробормотал мастер Элигий. — Даже еще занятнее, чем я предполагал.
Тюфяк в комнате лекаря вовсе не напоминал перину, достойную аристократа, чей род считался знатным уже в эти самые времена, когда потомки Меровея боролись за власть с ближайшим своим окружением. Но выбора не было. Приходилось мириться с вопиющим фактом, что в этой части Европы еще никому не пришла в голову идея использовать лебяжий пух вместо соломы. Но еще хуже, чем с перинами, обстояло дело с будильниками. То ли местные петухи были настроены на разные часовые пояса, то ли по примеру римских гусей они желали спасти замок от надвигающейся угрозы, но горланили они почем зря, совершенно не считаясь с восходом солнца. Между тем потенциальная угроза приближалась и напоминала о себе лучше всякой птичьей живности.
— Эй, спящий красавец! — вместо пожелания доброго утра раздалось в голове Бастиана де Ла Валетта. — Подъем! Выходи строиться! Не дожидайся, шо я приеду поцеловать тебя, мы хоть и во Франции, но я в эти игры не игрец.
— Месье Рейнар, — возмутился молодой оперативник, — я, между прочим, тоже далек от всяких крайностей, и вовсе незачем намекать…
— О! Главное, ты проснулся! А то если б я тебя нормально будил, ты б еще час глаза протирал. А потом бы наверняка все списал на проржавевший обруч связи. В общем, слушай сюда, займись-ка делом, прозондируй почву: в замке о разбойниках наверняка должны были слышать. Тамошние леса хоть и принадлежат аббатству, но дорога-то одна, так что жертвы должны были и с этой стороны чащобы появиться. А поскольку ты у нас сам пострадавший от разгула бандитского загула, то вполне оправданно можешь этим вопросом интересоваться. Ты хоть и менестрель, певец сладкой жизни, но в то же время — столичный деятель и потому в курсе, шо в Форантайн направляюсь я, великий и ужасный, для борьбы с местными партизанами. Если имеется какая-нибудь информация, выжми из нее все ценное. Нужен почерк. По нему таких любителей и ловят. Обычно подобные бандформирования не заморачиваются по поводу оригинальности приемов изъятия ценностей из окружающей среды: две-три стандартные, довольно простые схемы — и вся любовь. Зачем шо-то менять, если и так работает? А для нас это следок, шо тот запах для собаки.
Я с отрядом нынче уже буду в замке, хорошо бы к этому времени прикинуть разумный план действий. Так шо назначаю тебя помощником шерифа.
— Благодарю вас, месье Рейнар. А что рассказывает Шарль из Люджа?
— Да ниче толком не рассказывает: ехал со слугой в монастырь, увидел банду этого Молота, те лупцевали управляющего, он поспешил на подмогу, сражался, шо лев, но в конце концов его сбили с коня, а слугу подняли на пику. Управляющий дотащил его почти до монастыря, ну а там братия занялась его оздоровлением.
— Занятная история, — как-то очень задумчиво протянул Бастиан, — очень занятная.
— И шо ты в ней такого суперзанятного усмотрел?
— Сейчас попытаюсь объяснить. Шарль из Люджа, насколько мы помним, не просто молодой вельможа, он бастард бывшего майордома, фигура при дворе не слишком заметная, но в здешних местах весьма уважаемая.
— Не без того.
— Если свирепые разбойники без тени сомнения убили его слугу и самого чуть не прикончили, то можно предположить, что особого пиетета к его особе они не питают.
— Логично. И шо нам это дает?
— Почему они его не убили? Если они и впрямь душегубы, то прикончить мастера Шарля было бы вполне логично. За кого, за кого, а за него тут найдется множество желающих поднять оружие. Он не пользуется у местного населения дурной славой, молод, храбр и, судя по всему, щедр. Кроме того, даже и без опеки Пипина Геристальского за ним маячит тетушка Брунгильда и ее супруг, казначей. Тут уж если подняли руку — останавливаться нельзя. Мастер Шарль должен был просто исчезнуть вместе со слугой и управляющим. Да что там управляющий: конь, одежда, снаряжение — все, что могло навести на след, должно было исчезнуть. Это же улики! Оставлять такую жертву в живых — очень дорогое удовольствие.
— Постой, постой, — насторожился Лис. — То есть ты хочешь сказать, что вся история с нападением, излечением в монастыре — это подстава?
— Простите, насколько я помню, подстава — это сменные лошади на постоялом дворе, а здесь скорее всего наличествует западня.
— Да, пока ты не заговорил, все выглядело натурально. Блин, это ж надо было так по-идиотски купиться! И ведь что самое противное — собственные грабли. Я ж сам в этом монастыре так отлеживался.
— Да и я сейчас.
— Что ж, мальчик быстро учится. Будем иметь в виду. Но задание тебе остается прежнее: выясни все, шо известно о лесных разбойниках. Кто-то ж развивал тут лихорадочную активность, пока Шарль прохлаждался в столице.
— Хорошо, разузнаю. — Бастиан на несколько секунд задумался. — И вот еще что: вчера, уже в сумерках, из замка выехал Мустафа.
— Пока не встречали.
— Немудрено. Он направился по дороге, ведущей к Сент-Эрженскому аббатству.
— То есть собрался заночевать в лесу, полном разбойников?
— Выходит, что так. — Менестрель неспешно прокрутил в памяти события минувшего дня. — А может, и не выходит.
Глава 14
Открытая информация — зерно для разведывательной мельницы.
Стоило петухам угомониться и заняться привычной производительной деятельностью, стоило пылкому менестрелю вознести хвалу медленно синеющим небесам в надежде поспать еще часок-другой, дверь распахнулась и в темнеющем проеме, будто не спала вовсе, появилась благородная дама Брунгильда, готовая продолжать активную контрразведывательную деятельность.
— Мустафа вернулся, — заявила она с порога, едва войдя и закрыв за собой дверь.
— В этом есть что-то странное?
— Он вернулся и тут же завалился спать. В лес он не брал ни псов, ни охотничьего оружия, но все же совершенно очевидно, что всю ночь не слезал с седла. Во всяком случае, пахнет от него именно так.
— Пахнет, — с горькой ухмылкой вздохнул де Ла Валетт. — Увы, здесь это обычное дело.
— Он не пахнет, — насупилась Брунгильда. — Он смердит так, что даже стоять рядом с ним — наказание. Смесь человеческого и конского пота не спутаешь с ароматом весенних ландышей.
— Может, он себе в этих краях подругу какую-нибудь завел? — предположил менестрель, отрабатывая даже маловероятные версии.
— Может, и так, — согласилась Брунгильда. — Только нравы тут суровые, это вам не Париж. Какая же тутошняя деваха решится с этаким демоном среди ночи тешиться? На него ж глянуть страшно, а вдруг сама почернеешь? А уж руками касаться — так и вовсе упаси бог! Да и то сказать, посреди ночи такого разглядеть — без огня не управишься!
— Ну, мало ли, ведьма какая?
— И то верно, не подумала. — Лицо благородной дамы приняло озадаченное выражение. — Может, он на кого порчу решил навести? Уж не на меня ли? Надо будет вызнать. А уж кулаком или языком — как получится. Одно ясно: без причины среди ночи в лес, да еще и в полном вооружении, никто ездить не станет.
— В любом случае уточнить стоит. — Бастиан попытался сложить для себя некую разумную непротиворечивую конструкцию из имеющейся в распоряжении информации. Конечно, можно предположить, что Мустафа действует сам по себе и в ночь его погнала какая-нибудь сугубо личная необходимость. Но откуда бы ей здесь взяться? У Элигия прежде в этих местах особых дел не было. Что бы могло закинуть сюда его верного слугу? Впрочем, в жизни всякое случается, и о самом Мустафе известно довольно мало. Окончательно такой вариант отбрасывать не станем.
И все же куда разумнее предположить, что верный слуга выполнял приказ господина. Представить себе, что бывший ювелир и поставщик двора как-то связан с лесными разбойниками, было довольно странно. Но тогда что? Быть может, что этот хмурый мавр, и без того за день отбивший себе задницу седлом, ездил с посланием в монастырь? Не исключено, но маловероятно. В конце концов, что такого он мог им сообщить, что не могло подождать до утра? Как бы ни был крепок Мустафа, как бы ловко ни обращался он с оружием, разбойничья шайка на лесной тропе, да еще посреди ночи имеет немалое преимущество перед одиноким всадником.