— Ну что вы, — как всегда галантно ответил Ла Валетт. — Какой же я маяк?
— Проблесковый, — не дал договорить Сергей. — Ибо благодаря твоим проблескам ума у нас как раз и образовался этот головняк. Слышал поговорку: «Дурака работа ищет»? Вот с помощью твоего маяка она нас и нашла.
— Я отказываюсь считать себя дураком! — возмутился увенчанный лаврами выпускник Сорбонны.
— И я! — поддержала его Женечка.
— Да и я тоже, — согласился Карел.
— Вот эту теорему, — оборвал их Лис, — мои славные боевые хомячки, вам и предстоит доказать начальству. Я-то по доброте душевной вам поверю на слово. Но по их меркам в оперативники идут преимущественно те, кому не хватило средств на комнату в приличном дурдоме. А потому резво врубайте думалку, если не желаете узреть разочарование на их высокомудрых физиономиях. Кто-нибудь представляет, с какой стороны подойти к проблеме?
— Я пока тут с Фрейднуром разбираюсь. А он есть хочет. Давно. И сильно.
— Ясно, деловое предложение. Женя, у тебя какие-нибудь наметки?
— Честно сказать, никаких, — созналась благородная дама. — Быть может, попробовать расспросить Гизеллу? В конце концов, она накоротке общалась с драконами. Быть может, в их, — она замялась, — мифологии есть какие-нибудь упоминания о подобных мечах и тех, кто мог бы их выковать.
— Сомневаюсь, но попробовать можно. Хотя лучше об этом спрашивать все же не Гизеллу, а Дагоберта. Маменька хлопочет вокруг него, старается лишний раз близко никого не подпускать. Но, возможно, в твоем случае она сделает исключение.
— Это еще почему?
— Потому что будет надеяться, что, узнав поближе ее несравненного сына, ты позабудешь о сэре Жанте и скоро согласишься породниться с ней.
— Но я только что недвусмысленно дала понять…
— Евгения Тимуровна, вы меня пугаете: как это вдруг «женщина» и «недвусмысленно» оказались в одной фразе?
— Это просто какой-то шовинизм! — возмутилась дипломированный психолог.
— Нет, это жизненный опыт. Если сейчас, утерев слезу, ты объявишь Гизелле, что готова пристальнее рассмотреть ее предложение, ежели нареченный не вернется через год и один день, она совершенно естественно воспримет твои слезы как необходимую прелюдию к согласию. А кроме того, может, Дагоберт вовсе и не позарится на тебя. В конечном итоге выбор за ним.
— Вот еще! — фыркнула девушка.
— Стоп, ответ ясен. В общем, Карел, ты там поторопись, дабы потом не пришлось разруливать очередные марьяжные непонятки.
— Погодите, — вдруг вмешался Бастиан. — Карел, ты рассказывал, что в зиккурате видел фреску. Ты ее хорошо запомнил?
— Конечно, — удивился бывший сержант президентской гвардии. — Нас знаешь как учили? Мы, раз взглянув на толпу, должны были сказать, сколько там мужчин, сколько женщин, какого возраста, нет ли подозрительных личностей или тех, что значатся в картотеке зарегистрированных преступников и террористов. А при втором взгляде определить, что изменилось, кто куда сместился.
— Да, да, восхитительно, но я о другом. Если не ошибаюсь, некий человек стоит на двух драконах?
— Да.
— А под драконами хаммари, раздающие мечи абарам?
— Верно.
— Хаммари крупнее абаров, но мельче драконов?
— Так и есть, — удивился Карел зе Страже. — Ты что, тоже видел эту картинку?
— Нет, лишь выстраиваю логические предположения.
— И шо это нам дает? — заинтересовался Лис.
— Примитивные культуры, — пустился в пояснения молодой ученый, — обладают лишь зачатками абстрактного мышления, и фантазии их крайне незатейливы. Мы знаем, что хаммари меньше драконов, именно это можно видеть на фреске.
— Но ведь рисовали не абары, — вставила Женя.
— Вероятно, так. Но рисунок явно сакральный, и потому абары не допустили бы искажений. Стало быть, можно предположить, — все также задумчиво продолжил Бастиан, — что некто, стоящий на драконах, имеет такое же соотношение с ними, как они, хаммари, с людьми.
— Разумно, — согласился Лис. — Карел, опиши-ка подробнее этого индивидуума, использующего драконов вместо лыж.
— Да что там описывать: длинная борода в завитушках, глаза навыкате, нос плоский, азиатского типа, одет во что-то вроде кольчуги…
— Кольчуги или чешуйчатой брони? — уточнил Ла Валетт.
— Чешуйчатой брони, — после недолгой задумчивости согласился сэр Жант. — Ты откуда знаешь?
— Догадываюсь. А на голове у него нечто вроде шлема, похожего на рыбью голову?
— Снова в точку.
— Похоже, я знаю, кто это.
— Ну-ка, ну-ка.
— Эйа, по-другому Энки — древний бог Месопотамии. По мнению шумеров, он был отчасти человек, отчасти рыба, вернее, речное чудище.
— Совсем как папаша Меровеев, — констатировал Сергей. — Только здесь чудище было морское.
— Ну да, так и есть. Этот бог создал людей из глины, научил их ремеслам и какое-то время был господином земли, но потом и, между прочим, без особого желания уступил это место своему брату Энлилю. А сам перебрался в мир подземный. Или… — магистр Сорбонны на мгновение задумался, — может, не совсем подземный… Занятно… похоже, я догадываюсь, в чем дело.
Стражники у дверей мадам Гизеллы старались не видеть ничего, что прямо не касалось их службы. Люди здесь ходили знатные, могущественные, не дай бог заполучить такого себе в недруги. Потому сейчас они смотрели вдаль, усиленно стараясь не замечать жену великого казначея и ее элегантного собеседника.
— Мэтр Бастиан, мэтр Бастиан, вы о чем-то задумались? Вы обещали помочь мне. — Дама Брунгильда выжидательно глядела на менестреля, точно надеясь увидеть, как тот выхватит из рукава волшебную палочку, взмахнет, и мадам Гизелла, радостно выскочив из своих апартаментов, кинется ей на шею.
— Так и есть, сударыня, — куртуазно склонил голову Ла Валетт, искоса глядя на стражников у дверей государыни, прикидывая, насколько тихо стоит говорить. — Я готов поклясться, что мадам Гизелла и Ойген будут по-прежнему расположены к вам, если вы поведете себя должным образом.
Брунгильда поджала губы, подозрительно поглядела на вдохновенного певца.
— Не забывайте, я замужем.
— Не мне судить, насколько это хорошо, — все так же вкрадчиво промурлыкал галантный трубадур, — но может статься, что нам всем это только на руку.
— Вот даже как? — насторожилась знатная дама. Конечно, в ее обстоятельствах не приходится грезить о женском счастье, но унаследованная от предков хватка прирожденной хищницы неизменно давала о себе знать. Когда нужно было действовать, а не томно опускать глазки, она демонстрировала отменную сообразительность и скорость реакции.
Когда б не годы, проведенные в склепе, Брунгильда несомненно предназначалась бы в жены вельможе, брак с которым должен был бы укрепить положение геристальского дома. Однако этого не произошло. Бракосочетание стало для нее не только неожиданным и неприятным, но и просто оскорбительным. Одно дело какой-нибудь принцепс, дукс, на худой конец могущественный барон, тут хоть понятно, зачем жизнь свою губишь, хоть потомки займут высокое положение. Но ремесленник, пусть даже и сказочно богатый, — нет, от этого замужества вообще никакого толку. Теперь же, когда выяснилось, что хотя бы косвенно, но этот брак послужил охлаждению ее отношений с государыней, тлевшая в душе неприязнь к мужу вспыхнула ярким пламенем, будто уголья, раздутые ветром.
— Чего же вы хотите? — понижая голос до шепота, произнесла она.
— Лишь того, что пойдет на пользу всем нам.
— А если точнее?
— Насколько мне известно, вы никогда не любили мастера Элигия.
— Я даже не смотрела в его сторону, но что из того?
— Если вы не желали этого брака, значит, на то была воля брата?
— Да. — Брунгильда нахмурилась, вспоминая «сватовство» казначея.
— И сразу после этого Пипин загадочно исчез из подземелья. Вам это не кажется странным?
— Не сразу после, а чуть ранее того. Но когда этот ловчила ко мне пришел, в руках у него было послание от брата, скрепленное его печатью. Ты полагаешь, Элигий помог ему бежать?
— Без сомнения. Он вложил в это дело некоторое количество золота и получил хорошие проценты: ему достались вы, а заодно и все наследство геристальского дома. Но меня интересует другое: ваш брат тоже умеет считать на несколько шагов вперед, и если согласился на подобный обмен, то, видимо, знал, как себя обезопасить, иначе бы не стал заключать подобную сделку.
— Может быть, и так.
— Я уверен, что так. Но если Пипин жив и здоров, наверняка Элигий знает об этом. Очень непредусмотрительно было бы упускать из виду такую очевидную угрозу. Вряд ли могущественный Пипин Геристальский согласится просто так отдать свои богатства и забыть о них. Раскаяние — это не его сильная черта. — Благородная дама кивнула, подтверждая слова Бастиана. — Однако если сегодня оба эти человека живы и здравствуют, это может означать лишь одно — они в сговоре, и этот сговор против государя и, конечно же, мадам Гизеллы.
Брунгильда просияла.
— Если мы раскроем этот заговор, повелительница вернет мне былую милость.
— Ни минуты не сомневаюсь, — подтвердил ее догадку менестрель.
— Но, — лицо женщины помрачнело и губы недобро сжались, — Элигий отправляет меня в Форантайн, — тихо добавила она, мельком оглядываясь на покои государыни. — Он не желает видеть меня в Париже. Я хотела просить заступничества.
— Полагаю, если Пипин жив, он постарается держаться поближе к своему родовому гнезду. Там его почитают как законного господина, а значит, при случае он легко сможет вернуть себе замок, сделать его мощным укреплением. Более того, допускаю, что это лишь часть сговора.