В том же году на «Тотлебене» поймали германского шпиона. Унтер-офицер жандармского отделения крепости Кронштадт Кугмасов обнаружил на форту странного человека. По виду – десятник, но ходил совершенно один и никем не командовал, но периодически что-то записывал в книжицу. Кугмасов подошел к нему и вместе с вопросом «Кто таков?» ткнул в поясницу дулом револьвера. «Я просто обыватель. Вот пришел из Сестрорецка полюбопытствовать», – оправдывался странный человек на хорошем русском языке. Бдительный унтер задержал мнимого обывателя, оказавшегося германским подданным Илиусом Лангером. После дознания в Кронштадте его отправили в Петербург, а потом выслали из империи.
Очень важной работой, правда не законченной, стало строительство морского канала с глубинами около 5 м от Северного фарватера вдоль 3, 2 и 1-й Северных морских батарей[361]. В период сгона воды нарушалось снабжение этих батарей, и, кроме того, в этом районе проводились совместные учения мониторов и артиллерии батарей. В связи со строительством форта «Обручев» канал решили продлить до его гавани. Работы вел известный подрядчик П.А. Борейша, но к 1904 г. до «Обручева» так и не добрались, а вскоре 1-й Северный форт соединили с Котлином дамбой, по которой проложили узкоколейную железную дорогу системы французского инженера П. де Ковиля [362].
Произошли изменения и в Инженерном училище. Северную стену столового зала в 1901 г. украсил огромный образ «Спасителя, ходящего по водам» в дубовом киоте. В этом зале проводились все торжественные мероприятия училища: праздничные обеды, балы, и, главное, здесь воспитанники принимали присягу. Интересно, что до 1906 г. присягу принимали при выпуске из училища, а не при поступлении. Утром в зале выстраивался весь личный состав. На середину ставили аналой с крестом и Евангелием, при почетном карауле вносили знамя 1-го Балтийского флотского экипажа. Прибывало высшее морское начальство. По команде «Знамя к аналою» подносили знамя, и священник начинал благодарственный молебен, пояснив предварительно значение присяги для воспитанников. Потом начальник училища говорил напутственные слова. По команде «На караул!» командующий церемонией зачитывал статьи Морского Устава о наказаниях и награждении знаком военного ордена. «Настал момент присяги. Торжественные памятные минуты! Воспитанники 3 класса громко и отчетливо повторяли за батюшкой слова присяги»[363]. Каждый затем подходил к аналою, целовал Евангелие и крест. После православных со своими священнослужителями присягали католики и лютеране. Высший морской начальник поздравлял воспитанников, провозглашал здравицы в честь императора. Оркестр играл гимн, звучало «Ура!», и воспитанники торжественным маршем проходили по залу.
Спокойная жизнь Кронштадта была омрачена в самом начале 1904 г. смертью заведывающего Особой противочумной лабораторией Института экспериментальной медицины, располагавшейся на форту «Император Александр I», Владислава Ивановича Турчиновича-Выжникевича (1865–1904). Он заболел 3 января 1904 г. острым лихорадочным заболеванием, сопровождавшимся сильным ознобом и рвотой. Температура в этот день к вечеру поднялась у него до 40 °C и держалась на такой высоте с небольшими колебаниями в течение следующих суток. При больном в это время присутствовали доктора Шрейбер, Падлевский, Грыглевич и Шурупов, которые ex consilio уложили его в постель и 4 января вечером вызвали телеграммой из Петербурга доктора Заболотного.
В.А. Турчинович-Выжникевич в своем кабинете на форту «Император Александр I»
28-31 декабря Турчинович работал с чумной массой, подвергая ее особой, им изобретенной обработке. Это была весьма опасная работа, при которой вероятность вдыхания живых чумных бацилл была очень высокой. Кроме того, в кабинете Турчиновича после его смерти на полу нашли разбитую керамическую ступку. Можно предположить, что во время работы с чумной массой произошло что-то непредвиденное. 31 декабря он уехал в Санкт-Петербург для того, чтобы подготовиться к Пироговскому съезду. Учитывая, что инкубационный период чумы в большинстве случаев не превышает трех суток, очевидно, что, уже будучи зараженным и представлявшим реальную опасность для окружающих, доктор общался с людьми, но, к великому счастью, никого не заразил. Директор ИИЭМ С.Н. Виноградский писал: «Еще 2января (выделено мной. – Л. А.) товарищи видели его здоровым и деятельно готовящимся принять участие в трудах Пироговского съезда. 3 января он уехал на форт и более оттуда не вернулся». 7 января Турчинович скончался.
Сотрудники Особой лаборатории и их гости во дворе форта «Император Александр I». Крайний справа офицер держит в руке ключ от форта
4 января к уходу за больным Турчиновичем приставили нескольких служителей лаборатории. Один из них, фельдшер Степан Поплавский, заболел очаговой (чумной) пневмонией. Вечером 6 января у него появились первые симптомы. Проба крови на агглютинацию подтвердила диагноз. К 20 января Поплавского удалось вылечить, вводя несколько раз под кожу противочумную сыворотку в объеме 200–250 куб. см.
Через шесть лет подобная трагедия повторилась. У человека, постоянно пребывающего в зоне повышенного риска, чувство опасности притупляется. 12 февраля 1907 г. доктор М.Ф. Шрейбер работал с чумной флорой. При этом он нарушил правила безопасности, и культура чумы попала ему в рот. Доктор промыл рот сулемой и никому ничего не сказал. Известно, что на следующий день М.Ф. Шрейбер отправился в Кронштадт. Встречался ли он с кем-нибудь в городе или госпитале – неизвестно. Но какие-то контакты были наверняка, как минимум, на пароходике «Микроб», на котором он добирался до Кронштадта. 14 февраля заболевание проявилось, и 17 февраля Шрейбер умер. Кронштадт был на волоске от эпидемии, но небесные силы не допустили этого.
Через три дня заболел доктор Л.В. Падлевский, ухаживавший за Шрейбером и вскрывавший его труп. Доктор Н.М. Берестнев поставил диагноз – бубонная форма чумы. Благодаря своевременным мерам и энергичному лечению Годлевского удалось спасти.
Спокойная жизнь Кронштадта, да и большей части России, кончилась в 1904 г. – грянула Русско-японская война. Именно грянула – для многих это было сверхнеожиданным. «Доигрались!» – именно так сказал министр иностранных дел граф Ламсдорф, когда ночью прочитал срочную телеграмму о нападении японских миноносцев на порт-артурскую эскадру. Недальновидная политика Николая II и его министров привела Россию к этой абсолютно не нужной войне.
Флот в Кронштадте начал готовиться к сражениям. Точнее, он и раньше готовился, но с началом боевых действий подготовка приняла другие очертания. Кронштадт забурлил. На строившиеся форты прибыло дополнительное количество солдат для ускорения установки орудий.
Именно Кронштадт готовил к походу 2-ю эскадру Тихоокеанского флота, которой командовал вице-адмирал З.П. Рожественский. Подготовка шла в необычайно интенсивном темпе. Комплектовались экипажи кораблей, Пароходный завод и Арсенал проводили последние ремонтные работы.
Летом 1904 г. часть 6-го батальона после торжественного молебна на форту «Павел I» отправилась в крепость Порт-Артур. Многие офицеры уходили служить в Порт-Артур на добровольной основе (кроме тех частей, что были назначены туда приказом военного министра).
Сотрудники Особой лаборатории у постели Л.В. Падлевского
Главный доктор Кронштадтского морского госпиталя и медицинский инспектор Кронштадтского военного порта В.И. Исаев активно участвовал в этой работе. По его предложению был использован новый способ засолки мяса, позволивший сохранить его качество более длительное время. Кроме того, он разработал способ приготовления галет вместо привычных сухарей. Все это имело громадное значение во время столь длительного похода.
Корабли один за другим уходили в Ревель (Таллин), затем в Либаву (Лиепая), и уже там начался беспримерный поход через два океана, закончившийся трагическим Цусимским сражением. Немало кронштадтцев погибло в этом бою. Погиб в Русско-японской войне и адмирал С.О. Макаров, находившийся на эскадренном броненосце «Петропавловск», который подорвался на японской мине. Вместе с ним погиб и выдающийся художник В.В. Верещагин.
Главный врач Морского госпиталя В.И. Исаев
Он и его младший брат начинали свою учебу в Александровском Кадетском корпусе для малолетних в Царском Селе. Затем, в годы учебы в Морском корпусе, В.В. Верещагин часто бывал в Кронштадте, а в феврале 1904 г. братья купили имение, располагавшееся в западной части острова Котлин. Его создателем был гатчинский купец К.И. Нижегородов. В 1893 г. он построил двухэтажный флигель с мезонином, а в следующем году – жилой дом. В имении имелась молочная ферма на восемь коров, конюшня на шесть лошадей, огромный сад с системой аллей, каналов и мостиков, частично сохранившаяся до наших дней. В 1902 г. имение купил петербургский мещанин Ф.А. Газенбейн, от него оно и перешло к Верещагиным. После гибели художника его вдова, получившая часть имения в наследство, отказалась от нее, и брат художника А.В. Верещагин в 1907 г. продал имение некоему К.Ф. Лоф-рагену. В начале Первой мировой войны имение выкупила казна. Сейчас здесь детский санаторий «Аврора», но кронштадтцы до сих пор называют это место дачей Верещагина.
Любопытной работой занималась серьезная комиссия, проводившая испытания «самодействующего устранителя нечистот». Еще в 1904-м гражданин Франции А. Шамбо предлагал Кронштадтскому инженерному управлению решить фекальные проблемы своим изобретением, реклама которого гласила: «Уникальное предложение – выгребы Шамбо для всех видов нечистот, растворяет органические вещества до беззапаховой жидкости. Спешите обзавестись!». Видимо, это был прообраз современных биотуалетов. В июле 1905 г. комиссия во главе с исполняющим дела командира крепостной артиллерии генералом Чижиковым испытала построенный на форту «Константин» выгреб Шамбо с установкой, подающей секретную жидкость. Как проходили испытания, документы умалчивают. Член комиссии полковник Шишкин заявил, что «совершенно не ощущал дурного запаха, еже