х размыты наружные крутости. В Александре-Шанце у двух бастионов фасы смыты на всю ширину, четыре орудия скатились на берег. Петровскую батарею размыло совершенно и караульный дом снесен в море, пострадала также Ивановская батарея и ее караульный дом унесен. Кессель батарею размыло совершенно. В этих укреплениях пороховые погреба и пирамиды для снарядов унесены в море[477]. В донесении морского ведомства сказано, что сильной погодой старая северная № 1 батарея снесена волнами так, что видны одни только сваи, а потому неизвестно, где команда, находившаяся там для присмотра за батареей, „в живых или в мертвых“; к сожалению, дальнейшей переписки не найдено.
Как ни странно, нигде нет донесений о погибших людях; приходится сказать, что официально человеческих жертв не было. Хотя известно, что погибли несколько часовых, которых не успели отозвать с постов, где они, верные присяге, находились до последнего.
Наводнение произвело полное разрушение всех передовых частей крепости, и повредило центральную как в инженерном, так и в артиллерийском отношении. В глубокую осень трудно было сейчас подвести итоги всем убыткам; они выяснились окончательно только в следующем году. […] Крепость настолько была повреждена, что ее надо было во многих частях строить заново.
[…]
Присланный по Высочайшему повелению инженер-генерал Опперман приказал собрать разбросанные по всему валу орудия и остатки платформ, причем с северной и восточной стороны крепости орудия вовсе велено свезти на пушечный двор, так эти части валов должны были быть обращены в дамбы; с западной же стороны только снять с валганга.
Порох весь был подмочен, а много и совсем было уничтожено. Для переделки отправлено в Петербург 147 888 пудов»[478].
Об этом наводнении есть упоминание в одном из писем императрицы Елизаветы Алексеевны, жены Александра I:
«Петербург, 11 (25) ноября 1824 г., вторник, 11 часов утра.
Кронштадт, никогда прежде не страдавший от наводнений, затоплен».
К.П. Померанец, цитирующий это письмо в книге «Три века петербургских наводнений», добавляет: «Неверное представление о явлении в те годы. В действительности наводнения в Петербурге всегда сопровождаются наводнениями в Кронштадте, где максимумы подъемов воды наступают немного раньше и оказываются несколько ниже» [479].
В этой же книге есть упоминания о Кронштадте в связи с другими наводнениями. 23 сентября 1924 года (380 см в Ленинграде, 2-е по высоте, 3-е катастрофическое) – «На корабле Лайка“ у форта „Краснофлотский“[480] погибло 500 человек»[481]. 3 января 1925 года (225 см в Ленинграде) – «В Кронштадте прервано телефонное сообщение»[482].
Тральщик, выброшенный на берег, и плавающие дрова. Слева предположительно учебный корабль «Петр Великий»
Публикуемый ниже «Акт» интересен тем, что дает некоторое представление о том, каким был Кронштадтский порт до вечера 23 сентября 1923 года. То есть получается, что он весь был заполнен дровами и углем.
«Акт
Комиссии, назначенной приказом по Главному Военно-Морскому порту от 26 сентября 1924 года за № 763, по выяснению повреждений, причиненных Главвоенпорту ураганом и наводнением 23 сентября 1924 года, и определению убытков по хозяйственной части под председательством Помначхозотдела Грунина, членов: члена приемной комиссии порта Рудакова и от плавучих средств порта т. Федорова.
Кронштадт, Сентябрь 30 дня 1924 года.
Мы, нижеподписавшиеся, сим свидетельствуем, что для выполнения указанного поручения нами приступлено к работам в срочном порядке 27 сентября 1924 года. Причем определение производилось приблизительно, так как точного обмера или учета произвести не представляется возможным ввиду того, что дрова разнесены, уголь размыт по площади складов, а некоторая часть находится на плаву. Дрова необходимо сложить в штабели, а уголь в кучи, для чего потребуется время. Определение количества разнесенных дров и угля производилось по книжному наличию на 23 Сентября.
Для выяснения убытков, понесенных Главвоенпортом от наводнения на месте заготовки дров в Капорском[483] районе, комиссия не выезжала согласно приказания Помкоман-главвоенпорта по хозчасти т. Вахрамеева, с чем она согласна, приняв за основу рапорт председателя комиссии ранее назначенной туда под председательством т. Тостова, из которого видно, что убытки причинены, кроме шторма 23, еще раньше 8–9 и 18–2 °Cентября, в общей сложности на сумму 2097 руб. 20 коп., подлежащих выплате за работы по списанию имущества и транспортных средств. Что же касается выяснению убытков от разнесенных водою дров, то таковой выявить не представляется возможным, так как дрова разнесены одновременно трех организаций, кроме Главвоенпорта: Центро-Союза, Банка и Косколовского лесопильного завода. К разборке дров и лесоматериалов меры приняты и только по выяснении их на местах, возможно, будет выяснить и убытки Главвоенпорта.
Таким образом, по вышеприведенным цифровым данным убыток выражается сумме Сто двадцать четыре тысячи шестьдесят три руб. 78 коп. (124 063 р. 78).
Во время работ комиссии, последней были приняты срочные меры к спасению дров на плаву в гаванях и на Ораниенбаумском берегу за плату по одной погонной сажени дров за собранный куб дров в среднем. О немедленной уборки гари и песку со двора мясного склада за плату до 5 рублей с куба. Мероприятия эти утверждены Помкоманглаввоенпорта по политчасти.
О вышеизложенном составлен настоящий акт в трех экземплярах.
Члены комиссии
(Рудаков)
(Федоров)
Председатель комиссии
(Грунин)»[484].
Если сложить все упомянутое количество хранившегося в Кронштадте угля, то получится весьма внушительная сумма – 16 382 тонны или, считая удельный вес угля примерно равный 1,5 г/см3, – около 10 000 кубометров. Сейчас трудно представить себе Кронштадт, «украшенный» холмами угля и дров.
И все-таки жизнь брала свое. Постепенно налаживалось и коммунальное хозяйство, чему способствовало принятое в 1923 г. решение правительства, которое обязало наркоматы привести в порядок все свои учреждения в Кронштадте. Налаживались и культурные дела. В Летнем здании Морского собрания, построенном в 1868 г., с марта по июнь 1917 г. располагалась редакция газеты «Голос правды», затем до конца 1917-го – газеты «Пролетарское дело». В 1922-м Летний сад стал называться садом «Красный моряк», но это наименование не прижилось. В этом же году летнее здание сгорело, и в мае в саду построили летний театр. Именно сюда в летнее время перемещалась просветительская деятельность «Центрального Военно-Морского клуба». Здесь можно было посмотреть спектакль, посетить кружки «по интересам». Моряков и красноармейцев на представления пускали бесплатно, а вот гражданским лицам приходилось платить. Однако для большинства жителей Кронштадта это развлечение было недоступно – денег не хватало на элементарные нужды, да и безработица не способствовала процветанию. Зимой здесь организовали лыжную станцию и залили каток.
С 1926 г. в Летнем саду стали устраивать массовые гулянья, на открытом воздухе демонстрировались кинофильмы. А в начале июля состоялась вторая попытка переименовать сад. Теперь он стал «Летним садом ДКАФ имени Карла Либкнехта». Здесь установили вторую киноустановку, и на сеансы на открытом воздухе собиралось до 3000 человек, причем за отсутствием скамеек зрителям приходилось смотреть кино стоя. Это нравилось далеко не всем: «Кино смотрим вприсядку, потому что скамеек не имеется. Выстоял сеанс на ногах, и зло взяло. За паршивую картину целую вахту отстоял». В 1935-м сад в очередной раз получил новое имя – «Парк культуры и отдыха имени Гамарника» и в нем наконец-то появились большие скамейки.
Еще один сад – «Металлист» – начал работать в 1928 г. Это была территория сада «Адмиралтейский» на улице Южной, распланированного еще в 1874 г. После революции здесь имелся лишь пустырь, превращенный в футбольное поле, вокруг которого собиралось немало подозрительных личностей. В 1926-м началась реконструкция сада, и в нем было запрещено распитие не только крепких напитков, но и пива. Вход был строго по билетам, которые можно было получить в клубе «Металлист». Причем один билет выдавался «на два лица». Один из рабочих жаловался на то, что по этому билету не пустили его товарища. Оказывается, можно было только с женой, разумеется, своей.
В соответствии с активной антирелигиозной политикой Морской собор закрыли в 1929 г. и в нем устроили кинотеатр, получивший позднее приставку «им. М. Горького». Это дало повод кронштадтским острякам называть его «Максимкой».
Однако при всем обилии культурных мероприятий 19 % населения Кронштадта в 1930 г. оставалось неграмотным. В 1931-м провели перепись населения, в основном детей, которым следовало восполнить эти пробелы. Для взрослых ввели «непрерывный год по ликбезу», и вскоре неграмотных в Кронштадте остались единицы, которых и учить-то в силу ряда причин уже было бесполезно. Активно работала Центральная городская библиотека, выдававшая в год около 200 тысяч книг, а детскую библиотеку посещало в день 200–400 маленьких читателей.
Кабинет антирелигиозной пропаганды в Кронштадте
Им уделялось особое внимание. В 1930 г. в здании бывшей гостиницы «Лондон» (Высокая ул., 6) торжественно открыли Дом коммунистического воспитания детей. Там работали кинотеатр, библиотека, многочисленные кружки. В 1932 г. при Доме создан Театр рабочей молодежи, имевший сокращенное название ТРАМ, переделанное кронштадтскими шутниками в «Трамтарарам». Первая пьеса, поставленная в нем, разумеется, была посвящена Ленину и называлась «Внучата Ильича».