«Постановление
1923-го года января 31 дня Военный следователь Реввоентрибунала Балтфлота и Кронкрепости Грабовой рассмотрев настоящее дело по обвинению в должностных преступлениях комиссара и коменданта Ижорского сектора КОТЛОВА Андрея и адъютанта того же сектора ШРЕДЕРА Аркадия нашел:
Что данными дознания и предварительного следствия КОТЛОВ и ШРЕДЕР в достаточной степени изобличаются в том, что 5-го и 6-го июля 1922 г. заключили договоры с двумя частными Рыболовными артелями сроком на 1 год, согласно которого последние обязались уплатить управлению Ижорского сектора определенное количество рыбы как то: „краснофлотская“ артель по договору 5-го июля 1920 г 250 пудов, „чернолахтенская“ по договору 6-го 100 пудов за право разрешения ловли рыбы в запретной зоне форта „Краснофлотский“.
Договоры были заключены вопреки приказа по Крепости от 16-го мая 1922 г. за № 504, запрещавшим ловлю рыбы как раз в тех местах форта „Краснофлотский“, где таковая производилась по договорам. Означенные артели до издания вышеупомянутого приказа производили ловлю на известных договорных началах с Петрогубпродкомом, за что платили продналог Государству. С момента же заключения договоров с Ижорским сектором рыба в приблизительном количестве продналога поступала в распоряжение последнего, кроме того, было заключено ряд словесных договоров с отдельными рыбаками. КОТЛОВ и ШРЕДЕР упомянутыми артелями и отдельными представителями таковых выдавали подложные удостоверения на право ловли рыбы, указывая, что последние состоят на службе Ижорского сектора.
В то же время занимались пьянством, вымогательством и взяточничеством за разрешение проезда и провоза рыбы по территории форта „Краснофлотский“ частным лицам – рыболовам, с которых взимали плату натурой, как-то: брали рыбу, муку, спирт и пр. Между тем установлено, что рыбы на форт „Краснофлотский“ в течение лета 1922 г. поступило 168 пудов. Кроме таковой, в разное время поступало непосредственно для личных нужд КОТЛОВА и ШРЕДЕРА, по отдельным требованиям-запискам последних.
На договорных началах в продолжении лета 1922 г. эксплуатировался грузовик и частично легковая машина, причем выручаемые деньги сдавались КОТЛОВЫМ и ШРЕДЕРОМ, расходование таковых производилось безотчетно по усмотрению последних. Впоследствии легковая машина от чрезмерных поездок и катаний ШРЕДЕРА приведена в негодность, а грузовик по заключению лично ШРЕДЕРОМ с санкции КОТЛОВА, в Ораниенбаумском ресторане ОРЕПО договора от 30-го октября 1922 г, сдан управляющему Петергофским Авто-ремонтным заводом для эксплуатации сроком на 6 месяцев, где таковой по сие время находится.
По данным дознания, ШРЕДЕР пытался получить от Крепости 20 кубов и сбыть таковые в целях личной наживы в гор. Петрограде, по поводу чего была произведена предварительная подготовка, налаживания перевозочных средств, но план не осуществился, по причине последовавшей огласки о злоупотреблениях командования сектора.
В декабре 1922 ШРЕДЕР, будучи выпившим и на личной почве побуждаемый желанием дискредитировать Врид комиссара бригады и комиссара артдив, превысил пределы своей власти и подверг последних незаконному задержанию и даже аресту.
В сент. п/г по настоянию КОТЛОВА был переведен воздухоотряд из мызы „Лебяжье“ – частных дач в гор. Ораниенбаум. В данном случае (по словам КОТЛОВА) преследовались 3 цели: во-первых, дачи, занимаемые военными частями, были частновладельческими, на которые являлись претенденты, требовавшие уплаты за занимаемые частями дачи, чем впоследствии мог бы быть вызван большой расход Военного Ведомства, при том существовал приказ размещения воинских частей в казарменных помещениях, и, во-вторых, цель закрепить землю за Ижорским сектором, которая была дана воздухоотряду как шефский подарок, что впоследствии было сделано. КОТЛОВ большей частью пребывал на даче ЛАВРОВА, где у него была постоянная квартира и там же, по данным следствия, часто устраивались увеселения и попойки.
КОТЛОВ на известных условиях не официально представлял уполномоченному по лесозаготовке ШАЛИМОВУ рабочую силу по заготовке и грузке дров, неоднократно устраивал для этой цели субботники.
ШАЛИМОВ, в свою очередь, разрешал рыболовам, заключавшим договоры с КОТЛОВЫМ, перевоз рыбы из Устья по узкоколейке, за что КОТЛОВ взимал плату – налог по 3–5 фунтов с пуда.
В июле месяце КОТЛОВ принял от крестьян две исключенные лошади на мясо для гарнизона, взамен чего обещал выдать из забракованных лошадей, в результате чего крестьяне обещанного КОТЛОВЫМ не получили и были лишены рабочей силы. Кроме того, КОТЛОВЫМ было продано две телки из стада совхоза „Краснофлотский“ и часть денег от продажи таковых расходована безотчетно.
Постановка дела на Ижорском секторе по инициативе КОТЛОВА и ШРЕДЕРА носила чисто коммерческий характер, причем все перечисленное проделывалось под видом и предлогом улучшения быта и Комсостава и всего гарнизона форта „Краснофлотский“, на самом же деле в большинстве случаев преследовались цели личного благоустройства, что также дало повод к однородным и не редко частым преступлениям.
Постановил содержание под стражей
КОТЛОВ Алексей Петрович 34 лет из крестьян гор. Валк Лифляндской губ. поручик старой армии и ШРЕДЕР Аркадий Григорьевич 29 из бывших мещан г. Либавы также поручик старой армии»[497].
Вот еще пара случаев, дополняющих нерадостную криминальную хронику.
«Военмор секретарь нач. главного гидрографического управления Вонсик Викентий Казимирович из граждан Варшавы, 27 лет, беспартийный, образование среднее [должен был] 7 октября по приезде в Москву доставить уполномоченному управления деньги в сумме триста тысяч руб. образца 1922 года. Таковые деньги по принадлежности не сдал, а в ночь с 8 на 9 октября означенные деньги проиграл в казино в карты.
Приговор: Три года заключения, но по амнистии в честь 5-летия Советской власти – два года без поражения прав».
«19 октября 1922. военморы Енин В.Г. 22 года и Левша И.Е. 22 г. в Кронштадте около 11 часов вечера, „распив в пивной одну бутылку спирту“, явились в явно-нетрезвом виде в кинематограф „Нью-стар“ и потребовали у кассирши входных билетов, но не получив таковых, все же пытались пробраться в зрительный зал, вступив с кассиршей в пререкания. На предложение явившегося на шум милиционера Сергеева удалиться из кинематографа, Енин и Левша последнего не послушались и продолжали хулиганить. После того, как милиционер Сергеев, выйдя на улицу, стал подавать тревожные свистки, Енин и Левша, выбежав вслед за милиционером, набросились на последнего, прижали его к стене и стали наносить побои, пытаясь в то же время отнять имеющуюся у милиционера винтовку. Находившиеся в то же время в кинематографе агенты Уголовного Розыска Сереберцев и Чепилев, выйдя на улицу и видя, что Сергееву Енин и Левша наносят побои, стали последних оттаскивать от Сергеева, но также получили побои, причем неизвестными лицами из собравшейся толпы моряков, Енин был от представителей милиции и уголовного розыска отнят и отбит»[498].
Последовало три года строгой изоляции с поражением прав. Амнистия «скостила» наказание на треть.
Серьезные хищения произошли в Кронштадтском порту в летом 1922 г.
«1. 17 августа 1922. В Кронштадте на чердаке дежурной будки, расположенной на территории Военной Гавани и являвшейся место-пребыванием разводящего милиционеров по охране на посты у Корабельных складов и у восьмого бастиона, было обнаружено два парусиновых вещевых чемодана, в которых находился рипс[499] белого и красного цвета в количестве 12 цельных с фабричными пломбами кусков.
2. Обнаружению в указанном месте рипса предшествовало появление накануне, 16 августа, ассенизационного обоза Кронвоенпорта извозчицы того же обоза гражданки Алексеевой и ее сожителя моряка Плавучих средств Порта Деревчук с куском красного рипса, который якобы был ими найден на месте пастбища лошадей обоза, т. е. у будки Военной Гавани.
3. По установлении администрации порта, что рипс, обнаруженный на чердаке, является материалом, из которого в Парусно-флажной мастерской Главвоенпорта приготовляются необходимые флоту флаги и что на чердаке будки он (рипс) мог быть занесен только лицами, совершившими хищение такового, были приняты меры розыска, коими и было установлено, что похитителями его являются начальник 3-го отделения охраны порта Тисса и старшина милиции того же отдела Богачев, которые, действуя по взаимному уговору, по выработанному и предложил Тисса плану, производили (дважды) хищения из Парусной Мастерской при нижеследующих обстоятельствах.
Инициатор хищения – Тисса – в начале июля месяца 1922 г. при обходе вверенного ему района, заметив открытое окно в нижнем этаже здания, занимаемого Парусно-Флажной мастерской, став на мусорный ящик, стоящий у стены здания, осмотрел таковое (окно) и, увидав через него находящуюся в кладовой мануфактуру и зная, что незадолго до этого была закончена ревизия, устанавливающая размеры хищения служащими Парусно[-флажной] мастер [ской] Тисса сам решил воспользоваться частью мануфактуры. Для проведения задуманного плана в исполнение, Тисса тщательно осмотрел ограждающую окно железную решетку и, убедившись, что таковая при усилии может быть снята, но что сделать это одному трудно, пригласил себе в сообщники своего подчиненного – милиционера Богачева и сговорившись с последним, спустя неделю в день дежурства Богачев, привели удачно намеченный план хищения в исполнение, похитив при этом 16 кусков флажной материи. Каковую беспрепятственно отвезли на барже в Петроград, где и продали за триста рублей по курсу 1923 г., разделив вырученные деньги поровну и по приезде в г. Кронштадт израсходовали на спиртные напитки.
Удачность первого хищения, т. е. необнаружение и потому безнаказанность за таковое, вызвали Тисса и Богачева на повторение хищения. Каковое они совершили в ночь с 14 на 15 августа. Тисса и Богачев проникнув в помещение кладовой тем же способом, т. е. вынув решетку из окон, что им сделать было легче, чем в первый раз, поскольку они проникали через то же (как и в первый раз) окно и, учитывая опыт первого хищения, дабы выбрать более ценный материал, имеющий больший спрос на рынке, чем похищенный и проданный ими в первый раз, ими был взят с собой электрический фонарь, пользуясь светом которого, они выбрали 14 кусков белого и красного рипса и, кроме того, вследствие порчи имеющегося у