— Интересно, — протянул я, одновременно убирая деньги обратно.
Такого поворота я не ожидал. Даже поверив Мишке, я до последнего считал, что деньги-то — те самые. А если нет, то действительно, зачем понадобились пятьдесят рублей мертвецу?
— Хорошо, давайте пока вернемся к часам, — предложил я.
— Ага, они так-то поценнее будут, — тотчас поддержал меня приказчик.
— Это был бабушкин подарок деду, — тихо сказала Зинаида Генриховна. — Он очень им дорожил и просил положить с ним в гроб, но вот супруг мой заартачился.
Последнее слово прозвучало с такой долей осуждения, что если бы это Марьяна говорила Мишке, тот бы уже на полу без чувств лежал.
— Живым нужнее, — хмуро бросил в ответ Барсуков.
— Как будто, дорогой мой, у тебя своих часов не было, — недовольным тоном произнесла Зинаида Генриховна. — Всё жадность твоя. Как же, антиквариат за пять тысяч в землю зарыть!
— Только не начинай снова, — попросил Барсуков, из чего я сделал вывод, что подобные разговоры им не впервой.
А еще — что у Зинаиды Генриховны был свой интерес отобрать у мужа часы. Я громко откашлялся, привлекая их внимание, и сказал:
— Будет лучше, если вы действительно отложите этот разговор до другого раза. Что сделано — то сделано. Давайте лучше сосредоточимся на дне сегодняшнем.
— Да уж, — сразу согласился со мной Барсуков. — Если он действительно стал упырём, как доктор говорил, нам всем будет спокойнее, если вы поймаете его до темноты.
Зинаида Генриховна бросила на него укоряющий взгляд. Приказчик выглянул в окно и спокойно сообщил, что вообще-то уже темнеет.
— Думаю, на этот счет вы можете быть совершенно спокойны, — заверил я его. — Этот оборотень, кем бы он ни был, уже получил, что хотел, и вряд ли вас побеспокоит снова. По крайней мере, пока мы не найдем его и не отберем у него часы.
— А потом он опять придёт, — громко прошептал себе под нос приказчик.
— А, может быть, лучше оставить всё как есть? — предложила Зинаида Генриховна. — Что вы на это скажете, господин полицейский?
Прежде чем я успел хоть что-то на это сказать, Барсуков заявил, что он это точно так не оставит. И другим не даст. Под другими, вероятно, следовало понимать меня.
— Увы, Зинаида Генриховна, — снова вздохнул я. — Но это невозможно. Совершено преступление, и виновные должны быть привлечены к ответу.
— Какое же это преступление, если дедушка забрал своё? — парировала Зинаида Генриховна.
— Пока мы не знаем, действительно ли это был он, — ответил я. — А кроме того, он ведь и кошелек вашего мужа прихватил. Вряд ли там были принадлежащие ему деньги.
Зинаида Генриховна со вздохом кивнула. Приказчик снова что-то тихо проворчал, но когда я взглянул на него, он тотчас изобразил лицом вежливое внимание.
— И, кстати, об этих деньгах, — сказал я. — Кирилл Игнатьевич, а где именно у вас лежал кошелек?
— В кармане, — ответил Барсуков, руками изобразив внутренний карман пиджака.
— А часы? — спросил я.
— Да как обычно, в специальном кармашке на жилете.
— Тогда скажите мне, когда вас нашел городовой, ваши шуба и пиджак были застегнуты на пуговицы?
— Конечно, — Барсуков уверенно кивнул. — Чай, у вас тут не май-месяц.
— То есть, получается, что обобрав вас, оборотень застегнул пуговицы обратно, — сказал я.
— Получается, так, — уже менее уверенно признал Барсуков.
— Может, позаботился, чтобы хозяин не замерз? — предположил приказчик. — Всё-таки не чужой человек.
Зинаида Генриховна согласно кивнула и добавила, что при жизни покойный действительно был человеком добрым и заботливым.
— Похоже на то, — пробормотал я. — Что ж, с покойным вроде всё ясно, давайте-ка вернемся к живым. Прошу прощения, но я должен спросить, где вы, Зинаида Генриховна, и вы, Степан, находились сегодня во второй половине дня.
— Видишь? — бросил Барсуков супруге. — Теперь он нас подозревает.
— Спокойно, Кирилл Игнатьевич, — твердым голосом объявил я. — Как я уже говорил вам, это стандартная полицейская процедура. Мы опрашиваем всех, кто так или иначе причастен к делу, и, замечу, иногда получаем полезные результаты. Вот вы, например, не сказали нам, что господин Нагель был владельцем часов и желал оставаться им после смерти.
— Я думал, это и так понятно, — проворчал Барсуков, нарисовав в воздухе руками нечто, что, при желании, вполне можно было трактовать как пантомиму «ну ты, служивый, совсем тупой».
— Понятно, что он желал ими владеть, — сказал я. — Но то, что часы принадлежали господину Нагелю, вы не уточнили.
— А это важно? — спросил Барсуков.
— Это мотив, — заверил я. — Опять же, если он считал себя владельцем часов, ему было легче решиться на преступление.
— Ах, вот оно как, — отозвался Барсуков. — Ну тогда ладно.
Он махнул рукой. Я решил считать этот жест одобрением дальнейших расспросов, к чему немедленно и приступил.
— Начнем с вас, — я указал на приказчика. — Где вы были сегодня после обеда?
— У портных, — тотчас с готовностью ответил приказчик. — Даже и не после обеда, а с самого полудня. Минута в минуту. Пока примерили, пока всё подогнали, вот только что освободился. На пять минут вперед вас пришел.
— А, позвольте спросить, зачем вам так спешно новый костюм понадобился? — поинтересовался я.
— Так какое спешно? — вроде как искренне удивился приказчик. — Я еще в понедельник с ними сговорился, так ведь у мастера очередь. Сомневаетесь, так могу костюм предъявить.
— Будьте любезны, — сказал я.
Приказчик вышел в коридор. Я тем временем тактично осведомился у Зинаиды Гениховны, где она провела день.
— Здесь, — ответила та. — Точнее, больше частью в нашей спальне, — она указала на дверь позади себя. — Мне последние дни что-то нездоровится.
— Понимаю, — кивнул я. — Надеюсь, это кто-то может подтвердить.
Зинаида Генриховна вздохнула и помотала головой.
— Прислуга у нас приходящая, — пояснил Барсуков. — Так дешевле, ежели что.
— Но вы же не подозреваете меня? — мягким тоном осведомилась Зинаида Генриховна.
— Нет, — заверил я. — Если, конечно, вы не докажете, что можете превращаться в собаку.
Зинаида Генриховна улыбнулась и снова покачала головой.
— Нет, этого я не могу, — сказала она. — По семейному преданию, это умение передается только мужчинам.
— Хм… — протянул я. — А ваш приказчик? Он ведь тоже какой-то ваш родственник?
— Да, — ответила Зинаида Генриховна. — Но я ни разу за ним не замечала, чтобы он обращался в собаку. Да и кошек он всегда любил.
Я кивнул. Последнее, конечно, аргумент так себе, но ведь и обвинение, прямо скажем, того же уровня. Дверь открылась, и в гостиную вернулся приказчик. В руках он держал серый сверток.
— Пожалуйте, — сказал приказчик и взглянул на купца.
Барсуков махнул рукой. Приказчик развернул сверток прямо на столе, и я впервые увидел пошитый на заказ костюм немецкого матроса торгового флота. Навидался я их в Кронштадте.
— Вот, извольте видеть, — похвастался приказчик, проводя рукой по рукаву обновки. — По каталогу выбирал. В нашей-то Самаре разве пошьют как в Европах? Куда там. Провинция-с. А здесь мне пошили как в Парижу.
«Да уж, провинция-с», — я мысленно усмехнулся, а вслух спросил:
— И где именно шили?
— У Шнейдерсонов. Так, кажется, их фамилия.
Я кивнул. Этих портных я знал — в декабре расследовал у них большую кражу материала. Там целая семья пошивом занималась. Брали умеренно, и действительно могли за день целый костюм пошить.
— Да еще и совсем не дорого, — продолжал хвастаться приказчик.
— Недорого? — переспросил Барсуков. — Потом покажешь, где это.
— Так непременно, — с готовностью отозвался приказчик.
Я поблагодарил их всех за уделенное мне время и откланялся. Приказчик проводил меня до входной двери и там попросил обойтись с оборотистым предком помягче. Мол, он, может, и разбойник, а всё-таки при жизни был человек достойный, и нынешним своим состоянием, Барсуковы, между прочим, ему обязаны.
— Это как так? — негромко, чтоб в гостиной не услышали, спросил я.
— Так он, который Нагель-то, часики эти в ломбарде заложил, — так же тихо пояснил приказчик. — На те деньги и раскрутился, а потом их обратно выкупил. С его смертью всё его предприятие к хозяину перешло, а поначалу он, как я сейчас, в приказчиках бегал. Одно только, часы эти Нагель хотел с собой забрать, а хозяин по-другому рассудил. Зинаида Генриховна до сих пор за то на мужа серчает. Только я вам этого не говорил.
Я подтвердил, что да, я этого от него не слышал, и ушёл.
НА УЛИЦЕ УЖЕ стемнело. С неба падал не то дождь, не то снег. Редкие прохожие бодро перебегали от двери до двери и торопливо ныряли внутрь. Я быстро шагал по тротуару, мысленно раскладывая по полочкам детали дела.
Первоначальная версия с оборотнем разваливалась на глазах. Зачем мертвецу деньги? Версия, где Мишка, сам того не зная, помогает оборотню, или кто он там на самом деле, грабить купца отправилась следом за первой. Деньги не те! Этот кошелек, точно распоясавшийся дровосек, крошил все мои догадки в мелкую щепку. Казалось бы, мелочь — ну ладно, мелочь на фоне часов за пять тысяч рублей! — ан на тебе!
А ведь, как не раз говорил инспектор с подачи того самого Шерлока Холмса: чем меньше какая-то деталь вписывается в общую картину, тем она важнее. Кошелек в картину с оборотнем не вписывался вообще никак.
— Совсем никак, — сказал я сам себе.
Шедший навстречу мужчина в длинном пальто удивленно глянул на меня и прибавил шагу. Я свернул в проход между домами и, пройдя дворами, вышел к домику портных. Быстрым шагом я добрался минут за семь, но если, не зная проходов, идти по улице да не так спешить, могли выйти и все пятнадцать. Стало быть, приказчик должен был уйти отсюда минут двадцать — двадцать пять назад.
Я постучал в дверь. На стук вышел высокий мужчина во всем черном. Шнейдерсон-старший.
— Вообще-то мы уже закрылись, — усталым голосом произнес он, но, разглядев меня, добавил: — Но для полиции у нас завсегда открыто. Заходите, Ефим Родионович. Никак надумали костюм пошить? Я вам имею с