— А вот это вы зря, — сказал инспектор. — Единый документооборот, Ефим, это один из ключей кооперации полицейских отделений всей империи в единое целое. Времена сыщиков-одиночек остались в прошлом веке. Будущее — за системой.
Это я уже слышал, и не один раз. Причём самому инспектору отсутствие системы нисколько не мешало с легкостью раскрывать самые запутанные дела. Систему он строил для таких, как я, что не могло не огорчать — в новое поколение Вениамин Степанович явно не верил.
— И еще, Ефим, — чуть помедлив, добавил инспектор. — Возьмите с собой револьвер.
— Непременно, — пообещал я. — И бинокль.
— Вряд ли вы что-нибудь увидите ночью, но согласен, лишним не будет, — сказал инспектор. — Наши вещи вон там.
«Там» подпирал потолок массивный шкаф из красного дерева. Тяжелые дверцы были в два пальца толщиной. Полки пустовали, и только на нижней скромно притулился наш багаж. Зонтик инспектора стоял отдельно.
— Братья фонарь возьмут, — заметил я. — Чтоб не заплутать в ночи. Если русалки не догадаются потребовать сразу его погасить, есть шанс их рассмотреть.
— Разумно, — согласился инспектор. — Тогда действуйте, а я пока тут разберусь.
В дверь постучали. Вениамин Степанович разрешил войти, и в кабинет заглянул Пафнутий Павлович.
— Господин полицмейстер прибыть изволили, — доложил он. — Вас, господин инспектор, к себе приглашают.
ПОСКОЛЬКУ Я В число приглашенных гостей не входил, то без промедления отправился в путь. Начал с того, что избавился от слежки. Точнее, я провел ряд мероприятий, призванных «стряхнуть хвост», если таковой ко мне прицепился.
Я не спеша шёл по улице, а потом, будто что-то забыв, резко разворачивался и почти бегом спешил обратно, внимательно вглядываясь в лица немногочисленных прохожих. Все они равнодушно проходили мимо. Единственным знакомым оказался Пафнутий Павлович, да и тот меня, похоже, вовсе не заметил. Прижимая к груди кожаный портфель, он торопливо семенил в сторону почтамта.
На ближайшем перекрестке я свернул налево, потом рванул обратно и в быстром темпе отмахал целый квартал. Там на глаза мне попался ресторан. Я зашел в него и сразу выскочил через черный ход на соседнюю улицу. Не знаю, что подумала обо мне обслуга, но за мной никто не последовал. Спрятавшись под аркой, я впустую прождал минут десять. Либо за мной больше не следили, либо леший нашел себе на замену такого мастера, который мне не по зубам. Для собственного спокойствия я предпочел первое, но на всякий случай вспомнил еще пару подходящих уловок. В итоге сам заблудился и долго блуждал по пустынным улочкам в поисках хоть какого-нибудь указателя.
В ювелирный магазин «Симоно» я вошел уже без пяти шесть. Если его хозяин ставил своей целью пустить клиентам пыль в глаза — он, вне всякого сомнения, преуспел. Большое помещение было залито ярким электрическим светом. Для Кронштадта и тем более Санкт-Петербурга он уже становился привычным делом, а вот Ревель, насколько я заметил, жил пока по старинке. Вдоль дальней стены тянулся сплошной ряд витрин, где под стеклом было выставлено столько драгоценностей, что у меня сразу возник вопрос: почему здешний преступный мир до сих пор не взял магазинчик штурмом? Скучающий у дверей громила, который неумело изображал швейцара, остановил бы их разве что с пулеметом.
Едва над дверью прозвонил серебряный колокольчик, как навстречу потенциальному покупателю вышел сам хозяин. Он был невысокого роста и такой худой, что даже явно сшитый на заказ костюм изумрудного цвета, богато отделанный золотыми нитями, болтался на нем, как на вешалке. Не человек, а скелет какой-то. С радушием голодного людоеда он сразу бросился ко мне.
— Приветствую вас в магазине Симоно, — пропел этот тип. — Я — Симоно, и Симоно — это я. Позвольте выразить уверенность, что вы не уйдете из магазина Симоно с пустыми руками.
Я в ответ выразил вежливое сомнение и предложил вначале показать товар. Симоно с радостью согласился. Мы прошли с ним вдоль всех витрин, и он с явным удовольствием рассказывал о содержимом каждой. Я не знаток ювелирного дела, но две мысли у меня к концу осмотра отложились.
В магазине не было простых украшений. Вообще. Никаких простых колечек, цепочек и тому подобного. Если кольцо — то обязательно с витиеватым узором, с драгоценными камнями. Если цепочка, то со сложным узорным плетением.
— Если Симоно продает украшения, то он продает украшения, а не предметы из драгоценных металлов, — гордо заметил по этому поводу ювелир.
На мой взгляд, украшения были слишком вычурными, где-то даже аляповатыми, но если он за год не прогорел, то, наверное, кому-то это нравилось. И этот кто-то должен был быть очень богатым.
— Очень красиво, — дипломатично сказал я, когда ювелир продемонстрировал такую цепь для часов, что, не будь она золотой, сошла бы за якорную. — Хотя цены, прямо скажем, кусаются.
Симоно картинно схватился за сердце.
— Ох, молодой человек! Как вы можете быть таким меркантильным пред такой красотой. Не смотрите на цены! Забудьте о них. Вы думаете, Симоно такой жадный? Нет. Симоно сделает вам скидку. В магазине Симоно для каждого покупателя скидка. Для каждого!
Я ради интереса стал считать, сколько раз он произнёс слово «Симоно». За те пять минут, что ювелир трещал у меня над ухом, оно прозвучало ровно сорок раз. В итоге я присмотрел серебряную брошку.
На мой взгляд, красная цена ей была пять рублей, у Симоно она была выставлена за двадцать, а отдал он ее за десять. Отсчитывая сдачу, ювелир пропел такую бессовестную хвалу моему отменному вкусу, что мне даже неловко стало. Точно рублей пять переплатил. А то и все восемь.
По ходу нашего разговора Симоно раз десять между делом ввернул, что он — ювелир в четвертом поколении, но вернее было бы сказать, что он был торгашом поколении эдак в двадцатом и болтуном — в двадцать пятом. Уходя прочь по улице, я еще добрых полчаса не мог вытрясти из головы «Симоно» с французским прононсом.
ПО ТОМУ АДРЕСУ, что дал мне Михаил Морошкин, располагалась какая-то забегаловка без названия и с дверьми нараспашку. Изнутри вкусно пахло щами. Народ тут собирался самый непритязательный: трудовой люд, всякая шантрапа и откровенно темные личности. Один столик оккупировала шумная компания молодежи. Судя по тостам, студенты праздновали день рождения одного из них.
Самого Михаила Морошкина я нашел в самом конце зала. Он ел щи и запивал их пивом. Странные у него вкусы. Увидев меня, Михаил кивнул, приглашая за свой столик. Я сел напротив.
— Если хотите кушать, надо Фёдора позвать, — сказал Михаил, кивнув в сторону мордастого мужика за стойкой.
— Нет, спасибо, я только по делу, — ответил я и вынул из кармана конверт. — Здесь то, что я вам обещал.
Михаил не спеша развернул на столе салфетку, отложил на нее ложку и только тогда взял в руки конверт. Аккуратно заглянув внутрь, он, не вынимая, пересчитал червонцы и кивнул.
— Всё так. Спасибо вам, господин хороший. Если я что могу для вас сделать…
— Сможете, — ответил я. — Деньги, что вы приготовили — все бумажные?
— Да. Сумма и так не маленькая, чтоб с мелочью таскаться.
— Отлично, — сказал я. — На червонцах есть маленькая чернильная точка над словом десять. На ваших банкнотах сделайте такую же точку, но над словом рублей. Только не в одном и том же месте, и еще перемешайте деньги, мои с вашими, чтобы не по порядку.
Михаил наморщил лоб.
— А вы уверены, что это не повредит? — спросил он. — Если русалки заметят точки, что мы им скажем?
— Русалкам же вы драгоценности обещали, — напомнил я.
— Ах да, верно. Запамятовал. Ладно, сделаем. Петра попрошу, он у нас чертежник.
— Кстати, как он себя чувствует?
— Оклемался уже, — проворчал Михаил. — Нам это не впервой.
— А триплан?
Михаил вздохнул.
— А вот он отлетался. Слава богу, мотор уцелел. Побился малость, но я его починю. Остальное-то построить — дело не такое хитрое. Был бы материал. Только на него опять же деньги нужны… Ну да придумаем что-нибудь. Тоже не впервой.
— Ну и хорошо, — ответил я. — И вот еще что: когда соберетесь к ювелиру, возьмите лучше экипаж.
— Прогуляемся, — сказал Михаил. — Чего зря деньги переводить? Но смотреть, знамо дело, будем в оба. Сами понимаем, не маленькие уже. Встречаться с русалками Петру одному велено, но до места я его провожу.
— Правильно, — одобрил я. — Во сколько выходите?
— У ювелира нам назначено к десяти, так что выйдем в девять тридцать, — неспешно начал перечислять Михаил. — Русалки ждут к полуночи. Туда пешком час с лишком топать, но лучше с запасом время взять, так что прямо от ювелира не спеша и пойдем.
— А у ювелира почему так поздно?
— Откуда мне знать, — пожал плечами Михаил. — Вроде у них во Франции это еще ранний вечер. Или не хочет, чтобы другие покупатели видели, как он товар за полцены отдает.
— Да он вроде всем скидку обещает.
Михаил внимательно посмотрел на меня.
— Вы обещали пока не вмешиваться.
— Я обещал не привлекать полицию и не мешать вам передавать выкуп, — уточнил я. — Однако сразу сказал, что буду наблюдать за происходящим. Мне потом этих сказочников еще ловить. А сверх того не следует сбрасывать со счетов возможность, что всё это — большая мистификация, и вас попросту ограбят по дороге к ювелиру. Тогда я, конечно, сразу же вмешаюсь.
— За это спасибо, — ответил Михаил и покачал головой. — Только не думаю, что это потребуется. Я вас понимаю, я сам не поверил, пока не увидел.
— Значит, и я поверю, когда увижу, — сказал я. — А пока позвольте мне действовать так, как считаю правильным. Итак, вы выходите из дому в девять тридцать?
Михаил кивнул.
— Я буду неподалеку, — пообещал я.
Он снова кивнул, и на этом наша встреча завершилась. Остаток времени я посвятил тому, чтобы изучить прилегающую к бывшей ферме территорию, стараясь при этом никому не попадаться на глаза. Хмурое небо мне в этом благоприятствовало, прогнав горожан с улиц под к