— Но если камень он украл, то почему же не сбежал?
Дон Рамиро пожал плечами. В саду появилась вся компания. Оттеснив стражников, на передний план выступила банда оборванцев с лопатами. Они довольно лихо срыли пару цветущих кустов, но не преуспели. Донна Иоланта помрачнела. Ее сестра вознаградила главаря землекопов звучной оплеухой и заставила вкапывать кусты обратно.
— Какой в саду порядок идеальный.
— Так сам же видишь, — усмехнулся дон Рамиро. — Вон эти куст помяли, так и работе уж не рады.
— И я к тому, сеньор. Здесь высоко, и камень снизу. В окно б я прыгал — прыгал бы в кусты, а то и ноги поломать недолго.
— Да, это ты заметил тонко. Так, говоришь, никто не демонстрировал тут прыть? А эти вот царапины — чтоб нас со следа сбить?
Клеменсо кивнул, продолжая размышлять вслух:
— Не думаю, что Ибрахим солгал. Но есть вопрос: на стол он бросил окровавленный кинжал. Да только крови нет ни капли там.
— Так может, мавр клинок привычно вытер. Беречь оружие — привычка у солдат, а этот мавр — боец, за это поручусь.
— А чем он вытер?
Дон Рамиро пожал плечами.
— Да платком… А может, об рукав. Да здесь же мертвый лежал граф!
— Все может быть. Так, значит, в этом доме должен быть платок в крови, или рукав одежды. Ведь стража дом немедля оцепила. И все, кого возможно заподозрить, в доме. Конечно, как вы тут подметили, сеньор, злодей одеждой графа стер следы злодейства, но это тоже мы проверить можем.
— Разумно говоришь.
Как всегда, приняв решение, дон Рамиро действовал без раздумий. Пройдя обратно к окну, он высунулся наружу. Инквизитор и донна Иоланта разносили землекопов. Те разводили руками и что-то мямлили в свое оправдание, но перекопать сад от края до края не позволяла донна Бланка. Виконт честно пытался поддержать обеих сестер разом, но, судя по унылому виду, не преуспел ни на одном из направлений.
— Эй, там! — крикнул дон Рамиро. — Оставьте сад в покое, ведь не крестьяне, чай. Я знаю развлечение получше.
После чего кратко изложил идею Клеменсо.
— Осматривать мои вещи?! — возмущенно вскинулась донна Иоланта. — Неслыханная наглость!
Ее было поддержал и виконт, но донна Бланка так резко осадила кузена, что тот увял на середине фразы.
— Какие интересные фантазии, мой рыцарь, — промурлыкала донна Бланка. — Но, раз это так важно, я согласна.
Неожиданно дона Рамиро поддержал и главный инквизитор. И сразу строго посмотрел на мавра. Видать, тот по-прежнему оставался подозреваемым номер один.
— Эй ты, в чалме, где прячешь барахло свое?! — обозначил дон Рамиро направление поисков.
— Милостью графа отведена мне комната, — спокойно отозвался Ибрахим. — Прошу сюда.
Тщательный обыск, учиненный инквизитором, Клеменсо и одним стражником — больше в комнатушке слуги народу не поместилось бы, — никаких находок не принес.
Следующим добровольно вызвался подвергнуться обыску мажордом. Его апартаменты — раза в два больше — тоже ничем не порадовали разошедшихся сыщиков. С тем же успехом. Впрочем, посмотрев, как Карлос ковыляет по дому на негнущихся ногах, дон Рамиро и так понял, что в бою с графом у мажордома не было ни единого шанса. Тайком, из-за угла — еще может быть, хотя и в таком деле ловкость нужна, а вот против шпаги — нет, мажордом был невиновен.
Благородное семейство, в отличие от слуг, обитало на втором этаже. На лестнице виконту идея с обыском его комнаты настолько разонравилась, что он начал скулить о правах дворянина. Поющий Идальго тактично рекомендовал ему или продолжить свой монолог молча, или защитить свои права со шпагой в руке. Виконт решил проявить благоразумие и самообладание.
Спустя еще пять минут, когда дон Рамиро взял в руки его белый камзол, виконт утратил и то, и другое. Истерика, перемежаемая угрозами и невнятными посылами, впрочем, особого впечатления ни на кого не произвела. Невозмутимый, как нильский крокодил, дон Рамиро вывернул камзол наизнанку и спокойно осмотрел большое бурое пятно. Оно расплывалось от локтя вниз по всему рукаву. Даже манжету кровь забрызгала.
— Нож в рукаве обычно носят в ножнах, — задумчиво молвил дон Рамиро. — Так и одежда пачкается меньше.
Виконт кивнул и упал в обморок. Нахмурившийся инквизитор повернулся к двум стражникам, что по-прежнему маячили за спиной Ибрахима.
— Этого освободить. Этого стеречь. Очнется — потолкуем.
И, растолкав стражу, он стремительно вышел из комнаты.
— О чем с ним еще можно говорить? — презрительно бросила донна Бланка.
— Например, о бренном теле, что жаждет подкрепиться, — подал дон Рамиро очередную светлую мысль. — Не знаю, что там на часах, а в животе моем давно уж полдень.
— О, сейчас, сейчас… Эй, Карлос! Ты как же допустил, что гость и друг отца напомнить вынужден был нам о гостеприимстве?!
Мажордом тотчас извинился и поспешил исправить свою оплошность. Надо отметить, справился он довольно быстро. С поправкой на трагические события этой бессонной ночи — вообще молниеносно. Справился, конечно, не сам, а слуги, но организовал это маленькое чудо все-таки он.
После сытного обеда дон Рамиро в сопровождении Клеменсо вернулся в комнату виконта. У входа дремал стражник. Привалился спиной к закрытой двери и тихонько даже похрапывал, но, заслышав шаги на лестнице, тотчас подтянулся. Увидев дона Рамиро, стражник вежливо посторонился. Второй страж дежурил в комнате. Стоя с алебардой у распахнутого настежь окна, он бдил, наблюдая, как виконт мелко трясется на большой кровати с откинутым алым балдахином.
— Свободен, — небрежно бросил дон Рамиро. — Да не ты, охрана.
Воспрянувший было виконт снова впал в дрожащее оцепенение. Поющий Идальго расположился в кресле, а Клеменсо скромно встал сзади.
— Кайся, паршивец! — повелел дон Рамиро.
Виконта как подбросило.
— Клянусь, не убивал я, дон Рамиро! Святых в свидетели зову.
— Ты святых в это грязное дело не путай!
Заметив, что у виконта опять закатываются залитые вином глазки, Клеменсо поспешил вмешаться.
— Если вы не убили графа, то честно расскажите, откуда кровь на рукаве камзола. Спасение ваше в правде.
— Клянусь вам! Да у меня бы никогда рука не поднялась…
— Да поднялась бы запросто она, — сурово прервал его дон Рамиро. — Вот опустилась вряд ли. Таких бойцов, как ты, граф батальона стоил. Но вот чья кровь на рукаве? Смотри, не ври! Имей в виду, что инквизиторы всю правду вырвут, да покалечат ненароком. Покайся лучше сам.
Глазки у виконта все же закатились, но Поющий Идальго был, помимо прочих достоинств, еще и великим психологом и нашел единственно-верную фразу, способную возвратить виконту утерянное душевное равновесие:
— Ну ты, позор рода и нации, сейчас падешь — и встанешь в подвалах инквизиции!..
Виконт все-таки упал, но не в обморок, а на колени.
— Не губите, дон Рамиро…
— Короче!
Подпрыгнув, виконт бочком скакнул к секретеру и выудил из-за шеренги книг несколько листов бумаги, густо заляпанных кровью.
— Вот…
Дон Рамиро небрежным жестом повелел Клеменсо забрать документы. Тот осторожно разгладил смятые листы и углубился в чтение. Дон Рамиро тем временем задумчиво разглядывал трясущегося виконта. Наконец, он сказал:
— Ну, ладно. Начал хорошо, давай уж до конца. Кинжал где? Ножны, как я понимаю, ты не носишь.
Виконт побелел, позеленел и снова побелел.
— Но это все… Клянусь!..
— Сеньор, — вмешался Клеменсо. — Здесь завещание графа. И чистые листы здесь есть.
— Вот это жадность! — восхитился Поющий Идальго. — Украсть, так сразу все, включая и бумагу.
— Да-да, всего лишь завещание. Увидел я его, и черт меня попутал.
— Вот как? И сколько полагается тебе?
— Да в общем ничего, — ответил за виконта Клеменсо. — Лишь пожелания умереннее в тратах быть и в играх осторожность соблюдать.
— Наследники за меньшее, бывало, убивали.
Виконт тяжело вздохнул, обречено махнул рукой и упал-таки в обморок.
— М-да, — глубокомысленно изрек дон Рамиро. — Я бы такому и мышь в мышеловке добить не доверил… Получается, все-таки мавр.
— Но, сеньор, ведь он не сбежал? Тревогу поднял, обнаружив тело. Я слуг немного расспросил, так это он тут всех перебудил. Шумел при этом так, что всех соседей на ноги поднял, и инквизитора со стражей он привел. Разве убийца так повел бы дело?
— Хотел всех с толку сбить.
— А смысл? Не проще ли сбежать с добычей?
— Логично. Пойдем-ка с ним еще раз потолкуем. Эй вы там, за дверью! — рявкнул дон Рамиро. — Примите тело на хранение.
Ибрахима они нашли в его комнате, где тот разбирал учиненный следопытами беспорядок. Поющий Идальго вошел без стука, сбросил со стула на пол какие-то тряпки и сел.
— Угодно что-нибудь сеньору? — невозмутимо осведомился Ибрахим.
— Сеньору, то есть мне, угодно знать, почему ты, единственный достойный кандидат в убийцы, убийцей не являешься?!
Ибрахим только усмехнулся.
— Пожалуйста, скажите, — вежливо встрял Клеменсо, — а кто еще, из тех, кто не был этой ночью в доме, знал о рубине?
Ибрахим ненадолго задумался.
— Вообще-то, дон Ортуньо особо никому не говорил. Соблазн какой для разного отребья, да и добыл рубин сам граф отнюдь не прикупив на рынке.
— А, кстати, как рубин достался графу?
— В бою. Тогда я на Востоке жил. К морискам здесь всегда недобро относились, а уж когда восстание в 71-м разгромили, совсем всё плохо стало. Так многие дома свои бросали и ехали со скарбом на восток. Так получалось, в основном через Египет, где многие осели насовсем. Такие караваны — добыча лакомая для бандитов. Я с бойцами те караваны подряжался охранять. Не часто мы без драки проезжали. И вот однажды сопровождали караван торговцев, что спешно ехали как раз обратно, хотя обычно возвращались мы одни. В дороге мы нагнали рыцарей отряд. Те не спешили. Их командир, которым был не кто иной, как благородный дон Ортуньо, велел своим бойцам сойти с дороги и караван наш пропустить. Раскланялись мы с ним и собрались было проехать, но лошадь одного испанца вдруг встала на дыбы. Казалось бы — пустяк, но главный в караване на рыцаря потоки брани вылил, и богохульствовал при этом он изрядно. Понятно, слово за слово, и скоро сталь запела. Я ранен был, а многие убиты. Был караван разгромлен. Но дон Ортуньо, победив, стал вновь любезен, мне помощь оказать велел, помог добраться до Александрии и оплатил лечение мое. Я потерял там все: работу, репутацию, коня. Но не оставил дон Ортуньо меня в беде, к себе на службу взял… Позднее показал он мне рубин. Сказал, что в том бою добыл трофей. Хотел он знать о камне все. Узнал я Глаз Шайтана. Все без утайки поведал графу, что люди говорят, но не поверил тот.